Отец Горман кончил писать, сложил бумажку и хотел убрать ее в карман, но вспомнил про дыру в подкладке. И тогда он сделал то, что часто делал и раньше, — сунул сложенный клочок в ботинок.
Тихо вошел какой-то человек и сел в дальнем углу. Отец Горман из вежливости сделал глоток-другой жидкого кофе, попросил счет и расплатился. Затем встал и вышел.
Человек, который вошел последним, похоже, передумал пить кофе; посмотрев на свои часы, он как будто спохватился, что перепутал время, встал и поспешил вон.
Туман быстро сгущался. Отец Горман пошел быстрей. Он отлично знал свой район и направился по изогнутой улочке вдоль железнодорожных путей. Может, он и слышал шаги позади, но не обратил на них внимание. А почему он должен был придавать им значение?
Удар тяжелой дубинкой был для него полной неожиданностью. Он качнулся вперед и упал…
III
Доктор Корриган, насвистывая «Отец О’Флинн», вошел в кабинет инспектора уголовной полиции Лежена и непринужденно обратился к нему:
— Закончил я с вашим падре.
— Результаты?
— Медицинские термины прибережем для коронера. Его от всей души шарахнули чем-то тяжелым по голове. Наверное, первый же удар его и прикончил, но неизвестный для верности добавил еще. Мерзопакостное дело.
— Да, — отозвался Лежен.
Это был темноволосый и сероглазый здоровяк с обманчиво мягкими манерами, но порой неожиданно выразительные жесты выдавали его происхождение от французских гугенотов.
Инспектор задумчиво спросил:
— Дело слишком мерзопакостное для обычного ограбления?
— А его ограбили? — поинтересовался врач.
— Похоже на то. Карманы были вывернуты, подкладка сутаны распорота.
— Они не могли надеяться на крупную поживу, — сказал Корриган. — Большинство приходских священников бедны, как церковные крысы.
— Ему размозжили голову… чтобы прикончить наверняка, — вслух подумал Лежен. — Хотелось бы знать почему.
— Есть два возможных ответа, — сказал Корриган. — Первый: действовал злобный молодой головорез, который любит жестокость ради жестокости, — таких в наши дни, к огромному сожалению, пруд пруди.
— А второй ответ?
Врач пожал плечами.
— Кто-то сознательно решил прикончить вашего отца Гормана. Такое возможно?
Лежен покачал головой.
— Вряд ли. Он был популярным человеком, в районе все его очень любили. Насколько известно, у него не было врагов. Ограбление тоже маловероятно. Если только не…
— «Не» — что? — спросил Корриган. — У полиции есть зацепка! Я прав?
— У него было при себе кое-что, что не забрали. Вообще-то, это лежало у него в ботинке.
Корриган присвистнул.
— Смахивает на шпионскую историю.
Лежен улыбнулся.
— Все гораздо проще. У него в кармане была дыра. Сержант Пайн разговаривал с его экономкой. Похоже, она слегка неряшлива. Не чинила вовремя его одежду, отлынивала от работы… Она призналась, что отец Горман время от времени засовывал бумаги и письма в ботинок — чтобы они не провалились под подкладку сутаны.
— А убийца об этом не знал?
— Ему бы такое и в голову не пришло! Если предположить, что ему нужен был именно этот клочок бумаги… А не жалкая горстка мелких монет.
— И что в записке?
Лежен открыл ящик стола и вытащил тонкую смятую бумажку.
— Просто список фамилий, — сказал он.
Корриган с любопытством проглядел записку.
Ормерод
Сэндфорд
Паркинсон
Хескет-Дюбуа
Шоу
Хармондсворт
Такертон
Корриган?
Делафонтейн?
Он приподнял брови.
— Вижу, я тоже в этом списке!
— Какая-нибудь из этих фамилий вам о чем-нибудь говорит? — спросил инспектор.
— Ни одна.
— И вы никогда не встречались с отцом Горманом?
— Никогда.
— Тогда особой помощи от вас не жди.
— Есть догадки насчет того, что означает этот список? Если он вообще что-нибудь означает…
Лежен уклонился от прямого ответа.
— Мальчишка зашел за отцом Горманом около семи вечера. Сказал, что женщина умирает и ей нужен священник. Отец Горман пошел с мальчиком.
— Куда? Если вам это известно…
— Известно. На проверку ушло немного времени.
Бенталл-стрит, дом двадцать три. Дом принадлежит женщине, миссис Коппинз. Больную звали миссис Дэвис. Священник пришел туда в четверть восьмого и провел с больной около получаса. Миссис Дэвис умерла как раз перед тем, как приехала машина «Скорой помощи», чтобы отвезти ее в больницу.
— Понятно.
— Следующий шаг отца Гормана мы проследили до «У Тони» — маленького третьесортного кафе. Вполне обычное заведение, никакой криминальной истории, закуски там паршивые и посетителей немного. Отец Горман заказал чашку кофе. Потом, очевидно, пошарил в карманах, не нашел того, что искал, и попросил у хозяина, Тони, листок бумаги. Вот, — Лежен показал пальцем, — этот самый листок.
— А потом?
— Когда Тони принес кофе, священник что-то писал. Вскоре он ушел, оставив кофе почти нетронутым — за что я его не виню, — закончив составлять свой список и сунув его в ботинок.
— Кто-нибудь еще там был?
— Трое пижонистых парней зашли и сели за один столик, пожилой человек уселся за другой. Этот позже ушел, так ничего и не заказав.
— Он последовал за священником?
— Возможно. Тони не заметил, как тот ушел. И не заметил, как тот выглядел. Описал его как ничем не примечательного субъекта. Респектабельного. Такого, который ничем не отличается от других. Кажется, среднего роста, в синем пальто — а может, в коричневом. Волосы не очень темные и не очень светлые. С чего бы ему иметь отношение к этому делу? Хотя кто знает… Он еще не явился, чтобы сообщить, что видел священника в кафе Тони, — но пока рановато. Мы просили всех, кто видел отца Гормана между четвертью восьмого и четвертью девятого, связаться с нами. Пока отозвались всего двое: женщина и владелец аптеки неподалеку. Я как раз собираюсь их опросить. Тело нашли в четверть девятого два маленьких мальчика на Уэст-стрит — знаете это место? Можно сказать, переулок, по одну сторону которого тянется железная дорога. Остальное вам известно.
Корриган кивнул и похлопал по листку.
— И что вы об этом думаете?
— Думаю, это важно, — сказал Лежен.
— Умирающая рассказала ему что-то, и при первой же возможности он набросал фамилии, чтобы их не забыть. Одно только «но»: стал бы он так поступать, если б ему рассказали это под тайной исповеди?
— Необязательно под тайной исповеди, — заметил Лежен. — Предположим — к примеру, — что имена связаны с… Ну, скажем, с шантажом.
— Это ваша версия?
— У меня пока вообще нет версий. Лишь рабочая гипотеза. Положим, этих людей шантажировали. Покойная либо сама была шантажисткой, либо знала о шантаже. В общем и целом идея такова: раскаяние, признание вины, желание насколько возможно загладить содеянное. Отец Горман взял эту миссию на себя.
— А потом?
— Все остальное — предположения, — признался Лежен. — Скажем, имел место рэкет и кто-то не захотел, чтобы ему перестали платить. Кто-то узнал, что миссис Дэвис при смерти и послала за священником. И вот что произошло после.
— Теперь я гадаю, почему напротив двух последних фамилий стоит вопросительный знак, — сказал Корриган, снова изучая бумажку. — Как по-вашему?
— Возможно, отец Горман сомневался, что правильно запомнил имена.
— Вместо «Корриган» могло быть «Маллиган», — согласился с ухмылкой врач. — Вполне возможно. Но уж такую фамилию, как Делафонтейн, либо запомнишь, либо нет — если вы понимаете, о чем я. Странно, что нет ни одного адреса…
Он снова перечитал список.
— Паркинсон… Паркинсонов завались. Сэндфорд… Тоже не редкая фамилия. Хескет-Дюбуа — попробуй выговори… Таких не может быть много.
Повинуясь внезапному импульсу, он перегнулся через стол и взял телефонную книгу.
— От Е до Х. Ну-ка, посмотрим… Хескет, миссис А… «Джон и Ко.», водопроводчики… Сэр Айседор… А, вот оно! Хескет-Дюбуа, леди, Элсмир-сквер, Юго-Запад-один, сорок девять. Может, позвоним сейчас?
— И что скажем?
— Что подскажет вдохновение, — легкомысленно ответил Корриган.
— Валяйте, — согласился Лежен.
— Что? — уставился на него доктор.
— Я сказал — валяйте, — точно так же легкомысленно отозвался инспектор. — И кончайте стоять с таким видом, будто вас застали врасплох. — Он сам взял трубку: — Соедините с городом. — Взглянул на Корригана: — Номер?
— Гросвенор, шестьдесят четыре — пятьсот семьдесят восемь.
Лежен повторил номер в трубку и передал ее Корригану:
— Желаю получить удовольствие.
Слегка озадаченный, доктор принялся ждать, глядя на инспектора. Гудки раздавались очень долго, но никто не отвечал. Наконец раздался женский голос, перемежающийся тяжелой одышкой:
— Гросвенор, шестьдесят четыре — пятьсот семьдесят восемь.
— Это дом леди Хескет-Дюбуа?
— Ну-у… Да… То есть… В смысле…
Доктор Корриган прервал эти нерешительные слова:
— Могу я поговорить с ней, будьте любезны?
— Нет, не можете. Леди Хескет-Дюбуа умерла в апреле.
— О!
Доктор Корриган, вздрогнув, проигнорировал вопрос: «Простите, а кто это говорит?» — и осторожно повесил трубку. Затем холодно взглянул на Лежена.
— Вот почему вы с такой готовностью позволили мне позвонить…
Инспектор злокозненно улыбнулся.
— В апреле, — задумчиво сказал Корриган. — Пять месяцев назад. Пять месяцев как ее больше не волнует шантаж — или какие там еще у вас были варианты… Она не покончила с собой, ничего такого?
— Нет. Умерла от опухоли мозга.
— Итак, возвращаемся к исходной точке, — сказал Корриган, глядя на список.
Лежен вздохнул.
— Мы вообще не знаем, имеет список отношение к убийству или нет, — заметил он. — Это могло быть обычным разбойным нападением в туманный вечер… И без случайного везения исчезающе мало надежды найти того, кто это совершил.
— Вы не возражаете, если я буду продолжать работать со списком? — спросил доктор Корриган.
— Валяйте. Желаю вам всей удачи в мире.
— Хотите сказать, что раз у вас ничего не вышло, то и я вряд ли чего-нибудь добьюсь? Не будьте так уверены. Я займусь Корриганом. Мистер, миссис или мисс Корриган — с большим вопросительным знаком.
Глава 3
I
— Ну вообще-то, мистер Лежен, даже не знаю, что еще вам рассказать. Я уже выложила все раньше вашему сержанту. Я не знаю, кем была миссис Дэвис и откуда она родом. Она прожила у меня месяцев шесть. Платила вовремя и казалась славной, тихой, почтенной такой женщиной… Уж не знаю, что еще вы хотите от меня узнать.
Миссис Коппинз перевела дыхание и с досадой посмотрела на Лежена. Он улыбнулся ей ласковой меланхолической улыбкой, по опыту зная, как такая улыбка действует на людей.
— Да я бы помогла вам, чем смогла, но вот ведь незадача… — поправилась женщина.
— Благодарю. Это то, что нам требуется, — помощь. Женщины знают — инстинктивно чувствуют — гораздо больше, чем может знать мужчина.
То был хороший ход, и он сработал.
— Ах! — сказала миссис Коппинз. — Вот бы мой муж это услышал. Он всегда был такой раздражительный и бесцеремонный… Вечно твердил: «Говоришь, будто все знаешь, а на самом деле ничегошеньки не знаешь!» — и фыркал. А я девять раз из десяти оказывалась права.
— Вот поэтому мне и хотелось бы узнать, что вы думаете о миссис Дэвис. Как вы считаете, она была несчастливой женщиной?
Конец ознакомительного фрагмента
