Глава 3. Смерть ожидает в комнате

Наступившее молчание казалось приятным только Зертейлу.

Затем Дэвид спросил:

— Почему? Каковы его мотивы?

Зертейл спокойно ответил:

— Потому что он боится. Здесь затрачены многие миллионы, миллионы, выданные расточительным Советом Науки, а он не может довести эксперимент до конца. Свою некомпетентность он называет случайными неполадками. Полетит на Землю и будет убеждать, что во всем виноваты случайности. И получит еще деньги Совета, вернее, налогоплательщиков, для какого-нибудь другого не менее глупого плана. Но вы явились на Меркурий расследовать, и он боится, что Совет все-таки узнает правду. Вы ее унесете с собой.

Старр сказал:

— Если это правда, вы ее уже знаете.

— Да, и надеюсь это доказать.

— Но вы тогда тоже представляете опасность для Майндса. Следуя вашим рассуждениям, вас он должен попытаться убить прежде всего.

Зертейл улыбнулся, его пухлые щеки стали шире. Он сказал:

— Он пытался меня убить. Верно. Но я бывал во многих переделках, работая на сенатора. Я могу постоять за себя.

— Скотт Майндс никогда не пытался убить ни вас, ни кого-либо другого, — заявил доктор Гардома, лицо его стало измученным и бледным. — Вы это хорошо знаете.

Зертейл не стал отвечать ему прямо. Он обратился к Старру:

— Присматривайте и за добрым доктором тоже. Как я сказал, он большой друг Майндса. На вашем месте я не позволил бы ему лечить у себя даже головную боль. Таблетки и уколы могут… — он громко щелк-нул пальцами.

Доктор Гардома с трудом произнес:

— Кто-нибудь убьет вас за…

Зертейл беззаботно заметил:

— Да? И вы собираетесь стать этим человеком? — Он повернулся, уходя, и через плечо бросил: — О да, забыл. Я слышал, старик Певерейл хочет с вами увидеться. Он очень обеспокоен, что не встретил вас официально. Расстроен. Повидайтесь с ним, погладьте его по головке… И, Старр, еще один намек. Не надевайте защитные костюмы, вначале не проверив их. Понимаете, что я имею в виду? — С этими словами он наконец ушел.

Прошло немало времени, прежде чем Гардома пришел в себя и смог говорить. Он сказал:

— Каждый раз, когда я его вижу, он выводит меня из себя. Грязный лживый…

— Весьма проницательный парень, — сухо заметил Дэвид. — Очевидно, один из его методов — расчетливо говорить то, что выведет собеседника из себя. А разгневанный противник наполовину беспомощен… Кстати, Верзила, это к тебе относится. Ты готов наброситься на всякого, кто намекнет, что в тебе меньше шести футов.

— Счастливчик, — взвыл марсианин, — он сказал, что у меня нарушение нормальной деятельности гормонов.

— Научись ждать подходящего момента, чтобы убедить его в противоположном.

Верзила воинственно заворчал и ударил кулаком по прочному пластику своих серебряно-золотых сапог. (Кричащие многоцветные сапоги не наденет никто, кроме фермера с Марса, но ни один марсианский фермер не выйдет без них. У Верзилы их был десяток, и каждая следующая пара ярче предыдущей.)

Дэвид сказал:

— Что ж, повидаемся с доктором Певерейлом. Он ведь глава обсерватории?

— Глава всего Купола, — сказал доктор. — Он и правда заметно постарел. Рад добавить, что он ненавидит Зертейла не меньше любого из нас, но ничего не может сделать. Не может спорить с сенатором. Интересно, а может ли Совет? — мрачно закончил он.

Старр ответил:

— Думаю, да. А теперь напоминаю: я хочу увидеться с Майндсом, как только он проснется.

— Хорошо. Будьте осторожны.

Счастливчик с любопытством взглянул на него.

— Будьте осторожны? Что вы этим хотите сказать?

Доктор Гардома покраснел.

— Просто фигура речи. Я так всегда говорю. Ничего не имею в виду.

— Понятно. Ну что ж, до встречи. Пошли, Верзила, и перестань хмуриться.


Доктор Лэнс Певерейл пожал им обоим руки с энергией, которой они не ожидали в таком пожилом человеке. Его темные глаза смотрели серьезно и озабоченно и казались еще темнее из-за нависавших седых бровей. Волосы, все еще густые, почти сохранили первоначальный цвет, став серо-стальными. Больше всего его старили морщинистые щеки, на которых отчетливо выделялись скулы.

Он говорил медленно и негромко:

— Простите, джентльмены; я чрезвычайно расстроен тем, что сразу после вашего прибытия в обсерваторию произошло это ужасное событие. Я во всем виню себя.

— Для этого нет причин, доктор Певерейл, — сказал Дэвид.

— Вина моя, сэр. Мне следовало самому встретить вас… Но мы следили за исключительно интересным и очень необычным протуберанцем, и я позволил своим профессиональным интересам помешать проявлениям гостеприимства.

— Ну в любом случае вы прощены, — сказал Счастливчик и искоса с юмором взглянул на Верзилу, который с раскрытым ртом слушал поток слов старика.

— Мой поступок непростителен, — говорил старый астроном, — но мне приятно, что вы пытаетесь. Я приказал приготовить для вас помещение. — Он взял их за руки и повел по ярко освещенному коридору Купола. — У нас тесно, особенно после прибытия доктора Майндса с его инженерами и… и других. Но все же вам будет приятно иметь возможность отдохнуть и даже поспать. Я уверен, вы также захотите поесть, и вам принесут пищу. Завтра у вас будет возможность познакомиться со всеми, а у нас — узнать причину вашего приезда сюда. Для меня вполне достаточно того, что за вас ручается Совет Науки. Мы устроим нечто вроде банкета в вашу честь.

Коридор постепенно вел вниз, они углублялись в жилые помещения Купола под поверхностью Меркурия.

Дэвид сказал:

— Вы очень добры. Возможно, я смогу осмотреть и обсерваторию.

Певерейл, казалось, этому обрадовался.

— В этом я к вашим услугам, и уверен, вы не пожалеете о затраченном времени. Наше основное оборудование смонтировано на передвижной платформе, которая перемещается вместе с движением терминатора. При этом часть диска Солнца всегда остается видимой, несмотря на движение Меркурия.

— Поразительно! Но теперь, доктор Певерейл, один вопрос. Каково ваше мнение о докторе Майндсе? Я оценил бы откровенный ответ, без всяких дипломатических соображений.

Певерейл нахмурился.

— Вы ведь тоже специалист по субоптике?

— Не совсем, — ответил Старр, — но я спрашиваю о нем как о человеке.

— Ага. Ну… — астроном задумался, — он приятный молодой человек, весьма компетентный, мне кажется, но нервный, очень нервный. Он обидчив, слишком обидчив. Чем больше проходит времени, чем хуже идут дела, тем все сильнее это сказывается; с ним иногда бывает очень трудно. Жаль; я уже сказал, что в целом это приятный молодой человек. Я его начальник, конечно, пока он работает в Куполе, но в его дела не вмешиваюсь. Его проект не связан с работой обсерватории.

— А каково ваше мнение о Джонатане Зертейле?

Старый астроном сразу остановился.

— А он при чем?

— Как он ладит со всеми здесь?

— Не хочу говорить об этом человеке, — сказал Певерейл.

Некоторое время они шли молча. У астронома было мрачное лицо.

Счастливчик сказал:

— Есть ли еще люди в обсерватории? Тут вы и ваши люди, Майндс и его люди и Зертейл. Кто еще?

— Врач, конечно. Доктор Гардома.

— Вы не считаете его одним из своих людей?

— Ну, он ведь врач, а не астроном. Он выполняет работу, которую не могут выполнить механизмы. Заботится о нашем здоровье. Он здесь недавно.

— Насколько?

— Сменил прежнего врача после истечения у того годичной смены. Кстати, доктор Гардома прилетел на том же корабле, что Майндс и его люди.

— Годичная смена? Это обычно для здешних врачей?

— И для большинства остальных. Трудно при этом поддерживать нормальное общение; к тому же сначала ты с трудом учишь человека, а потом он сразу улетает; но на Меркурии нелегко жить, и приходится часто заменять людей.

— Сколько же новых людей вы получили за последние шесть месяцев?

— Около двадцати. Точное число в наших записях, но примерно двадцать.

— Но сами вы здесь давно?

Астроном рассмеялся.

— Много лет. Даже не хочется думать сколько. И доктор Кук, мой заместитель, здесь уже шесть лет. Конечно, мы часто бываем в отпуске… Ну вот и ваше помещение, джентльмены. Если вам что-нибудь потребуется, сразу дайте мне знать.


Верзила осмотрелся. Комната была небольшой, но в ней стояли две кровати, которые можно было убирать в стенной проем; два стула тоже убирались в стену; комбинация стула с письменным столом; небольшой шкаф; по соседству ванная.

— Эй, — сказал он, — получше, чем на корабле.

— Неплохо, — согласился Дэвид. — Вероятно, одна из их лучших комнат.

— А почему бы и нет? — спросил Верзила. — Я думаю, он знает, кто ты.

— Надеюсь, нет, Верзила, — сказал Старр. — Он считает меня специалистом по субоптике. И знает только, что послал меня Совет.

— Но ведь все знают, кто ты, — возразил Верзила.

— Не все. Майндс, Гардома, Зертейл… Послушай, Верзила, отправляйся в ванную. Я закажу еду и попрошу принести с «Метеора» вспомогательное оборудование.

— Идет, — весело сказал Верзила.

Он громко пел под душем. Как обычно в безводных мирах, вода строго ограничивалась, на стене висело предупреждение, какое количество может быть использовано. Но Верзила родился и вырос на Марсе. Он очень уважал воду и не стал бы ее уничтожать с такой же охотой, как, например, бифштекс. Поэтому он обильно пользовался мылом, а водой умеренно и при этом громко пел.