Энроф, дворец Грифонхатов, то же время

— Проходите, прошу вас! Пропустите его святейшество! — Старый седобородый мужчина в красном, сияющем золотой вышивкой и брильянтами камзоле помахал рукой страже.

Рослые гвардейцы-латники развели посеребренные копья. В залу вошел жилистый монах в коричневой сутане. Его выбритый череп и нашитый на правом плече равносторонний крест высшего ранга говорили о том, что он был одним из руководителей ордена святого Фавела.

— Присаживайтесь. — Старик в красном камзоле пододвинул кресло. Хотя вошедший был явно моложе его, сам хозяин остался стоять, до хруста пощелкивая фалангами пальцев. Он наконец оторвался от свитка, что читал перед этим, и повернулся лицом к собеседнику. Пергамент мгновенно свернулся в трубочку и покатился в отдаленный край огромного стола, обитого зеленым бархатом и золотистой парчой. Епископ перекрестил сердце и воздел руки к небу.

— Мое почтение, канцлер! У вас немного охраны! В городе, как я заметил, также нет паники!

— Вот и славно, Рочделли! Зачем мне десятки охранников, когда рядом вы и ваши магические способности?! — Канцлер Инхам нарочито улыбнулся. Его собеседник явно был не в настроении терпеть шутливый тон.

— Вы осмотрели его высочество Катберта?

— Да. — Гость кашлянул. — Он немного напуган, в его мыслях смятение и ужас куда больший, чем я ожидал…

— Мы с его высочеством знакомы уже много десятилетий. Он не склонен к унынию после успеха…

— Не знаю, можем ли мы считать происходящее успехом. Я пытался связаться со своими адептами в Александрете, но я их не чувствую, моих сил не хватает. Ни одно заклятие, даже арагонское, не идет на пользу. К тому же, — епископ Рочделли пристально посмотрел на канцлера и на стражу у входа, — я твердо уверен, что во всем этом есть следы темной магии. Я готов немедленно обратиться к Белой молитве, но хотел еще с кем-то поделиться своими предположениями…

Канцлер сразу посерьезнел. Он подошел к серебряному блюду, на котором подавали утреннюю дичь. Лакеи уже дважды порывались убрать завтрак, но напряженная ситуация не позволяла им до конца выполнить свои обязанности. Канцлер все время был не один, а дела обсуждались тайные. Инхам отщипнул кусочек киликийской утки и, быстро пережевывая, принялся стирать жир расшитой салфеткой.

— Вы преувеличиваете, Рочделли! Мне кажется, лишний раз беспокоить арагонцев… значит выставлять себя недееспособными. Мы с вами подавили мятеж. Большую, как я надеюсь, его часть. Король уже должен быть предупрежден, и даже если ваша астральная сила дала сбой, это не значит, что в дело пытались как-то вмешаться нойоны! Возможно, вы утомились от продолжительной медитации, или ваша ссора с Мартинсоном…

— Не упоминайте имя этого карманника. Это чиновник! Шут, а не чародей, который благодаря связям с вице-канцлером Руудом, о местоположении которого ничего не известно, пытается перехватить власть в ордене!

— Мой друг, сегодня не тот день, когда вам нужно выносить сор из избы. Вы пользуетесь абсолютным доверием королевской семьи, вы духовник его величества. Поверьте, о вас говорят еще больше неприятного, чем о вашем бывшем заместителе… Кстати, он также неплохо поработал.

Канцлер указал на укатившийся в другой угол стола свиток.

— В здании ратуши арестован молодой лорд Хаарт с десятком сообщников. Он уже сознался в том, что руководителем заговора является Рейнхард!

— Я это уже давно понял! — Монах развел руками и встал. В профиль его фигура с узким изогнутым носом напоминала насупившегося грифона. Коричневая тога распахнулась, и широкая тень легла на белый мрамор колонн зала приемов канцлера.

— Я представляю, какими методами Мартинсон выбил из Хаарта признания, удивлюсь, если тот еще жив. Я тебе говорю, здесь дело пахнет нежитью! Видит Велес…

— А я уверен, что дело не более чем в деньгах! — перебил его канцлер, и цепь в форме держащих мечи небесных воинов звякнула у него на груди — они все должны лишиться крестьян и теперь решили насилием остановить ход событий! Здесь больше моя вина. Беда в том, что мы не смогли разъяснить многим рыцарям, какие выгоды от дружбы с Авлией мы получим. Мы не доказали, что от освобожденных крестьян можно получить куда больше пользы, чем от их закрепощения! И попусту жаловаться Белым, расписываться в том, что мы не можем управлять страной, я не намерен!

Инхам отступил к столу.

— А что ты делаешь с воззваниями Рейнхарда? Он разослал гонцов во все замки центра и запада с просьбой поддержать первый шаг к возрождению Империи Солнца. Если эти бумаги попадут таталийцам, нам сложно будет объяснить, что мы не затеваем войну за объединение рода людей… Даже если никто не соберется под знамена Августа, рыцарские семьи, мечтающие о былой славе, запомнят его слова — он может остаться героем и после смерти…

— Не думаю. И уж точно не нойоны нашептали ему эту мысль во время оргий на кладбище. — Старик рассмеялся. — Августа я знаю даже дольше чем вас, он серьезно переживал свое изгнание от двора после победы над эльфами, но он никогда не ставил под сомнение Белую веру. Что касается мечты о возрождении Империи и его посланников, то большая часть из них схвачена орденом. Август хотел умножить чужую жадность на свое властолюбие, но, хвала Велесу, этим планам не суждено сбыться.

— Арагон…

— И спорить не стоит! — Ростерд оборвал желавшего возразить священника.

Рочделли понял, что до канцлера не достучаться. Он пришел сюда неподготовленным. Не сделал того, чего от него ждали. Снаружи уже собрались несколько членов совета, прослышавших об арестах. Мелькнуло лицо главы разведки Эрафии. Тот не торопился входить, явно ожидая приглашения. Рочделли подошел к окну. Канцлер меж тем продолжал:

— Сейчас подойдет Эй-той. У разведки полно дел. Я велел ему предотвратить всякие утечки информации о мятеже в войске и королевском совете. Несколько сот воинов выдвинулись к Харлхорсту из Мельде и Ситодара. Остался один невыясненный вопрос: что сейчас происходит в Александрете, что с его величеством и принцем?! Пока вы не дадите мне ответа с помощью магии, пока не вернутся летучие посланцы, я настоятельно не рекомендую вам взывать к имени арагонцев.

Епископ поклонился и направился к дверям.

— Все будет исполнено, господин канцлер!

Инхам кивнул и проводил монаха расстроенным взглядом. Именно это магическое бессилие, невозможность в критический момент получить нужный результат — именно это привело к поражению в войне десять лет назад. Теперь он не допустит такой ошибки. Новый договор с Авлией, тот самый, который должен был представить королю могучий Корониус — влиятельнейший член эльфийского Совета Правды, — должен был решить эту проблему. Уже сейчас некоторые эльфы отправлялись в Эрафию, чтобы поучиться боевым искусствам и тактике. А в будущем уже они должны были поделиться секретами своих магических навыков. Подобный обмен открыл бы перед королевством перспективы невиданного прежде роста. И все это зависело от согласия, которое должно быть достигнуто на встрече в Александрете.

За судьбу договора канцлер Инхам боялся чуть ли не больше, чем за жизнь Эдрика. Его верный протеже, советник по международным делам Ашди Бэдивер, целый год готовил эту встречу. Он десяток раз посетил Рейхавен и добился от гордых эльфийских вождей серьезных уступок.

«Свобода крестьян и договор с Авлией. Два столь важных события были увязаны вместе и проистекали одно из другого. Но не поторопились ли мы? Не стоит класть все яйца в одну корзину», — вспомнил Инхам народную мудрость. Он отпил воды и еще раз вспомнил предупреждение королевского духовника.

Нет, теперь все кончено, отступать назад поздно. В столице мятеж был подавлен почти бескровно. Теперь оставалось ждать новостей с запада.

Щелкнув унизанными перстнями пальцами, канцлер приказал страже впустить ожидавшего главу разведки. Пришло время перейти в наступление.

Западная Эрафия, 6 путь Лун, 987 год н. э.

Гримли не спалось. Проведя весь день на козлах, вечером он передал эту вахту дяде Тому, полагая, что свалится как убитый. Но сон не шел. События предыдущей ночи не давали ему покоя. Этот удивительный поединок эльфа и всадника в темно-фиолетовом доспехе не выходил у него из головы. К тому же днем, после того как они выехали из Мельде, к мучившим его загадкам прибавилась еще одна. В нескольких милях от города на маленькой полянке посреди старого дубового леса обоз наткнулся на следы страшной трагедии.

Трава на опушке была местами опалена, а местами полностью выгорела. Земля была покрыта черной коркой со следами лопавшихся пузырей, будто здесь разлилась лава. Средь этой массы особняком торчали дымящиеся холмики. В некоторых легко было опознать обуглившиеся крупы лошадей. Обгоревшие доспехи воинов были разбросаны, а в них был только поднимаемый ветром пепел. Даже кости при прикосновении рассыпались в прах и золу. Так было не со всеми. Обозники нашли пять сильно оплавленных доспехов и пять обугленных лошадей. Стало быть, всадников, до того как с ними случилось что-то ужасное, было пятеро. Не успели они отъехать и сотни ярдов от выжженного места, как им попалась еще одна страшная находка. Вполне сохранившийся труп человека — без головы. Трава вокруг была темно-коричневой, вся в запекшейся крови. Видимо, голова несчастного взорвалась, снесенная невиданной силы ударом. Над изуродованным телом, грустно склонив голову, бродил боевой конь. По знакам на седле, из военного гарнизона Мельде. Лошадь не хотела покидать хозяина. Многие видели, как во время предания тела земле из глаз животного катились крупные слезы. Коня подвязали к одной из обозных упряжек.

Гурт произнес речь о темных силах и победе истинных слуг Велеса.

— Страх не найдет приюта в наших сердцах, а павшие уйдут в лучший из миров. Тело усопшего да покоится с миром, а душа направится на небеса!

Затем телеги двинулись дальше в Александрет, но настроение у людей было далеко не веселым. По обозу стали кочевать рассказы тех, кто видел или не видел, но красочно врал о страшном ночном поединке в Мельде. О черном рыцаре, убивающем взглядом. О том, что кроме рабства у господ им только и не хватало старого зла — возрождения тьмы нойонов.

— А кто сказал, что это хуже? — раздавались голоса. На привалах Гурт успокаивал людей. Просил высыпаться по очереди, ведь им предстоит сложный круглосуточный переход к Александрету. Уверял, что беспокоиться не стоит, что мир с Авлией — самый благой знак, что это залог грядущего, пусть и через многие годы, освобождения «приписных крестьян». Люди слушали, но пересуды не стихали.

— Вот придет тьма, а драться никто не захочет, — охал старый дед в соседней с Фолкинами повозке.

Все эти мысли так мучили Гримли, не давали заснуть. Чтобы успокоить себя, он представлял, что увидит в Александрете. Ему рассказывали, что на ярмарку, на потеху толпе и на продажу привезут самых удивительных зверей со всего света. Гигантских боевых гроссов с гор Кревланда, столь же огромных ужасных гидр, виверн и василисков из фолийских болот. Говорили, что эльфы прибудут на золотых драконах.

В своей книге Гримли читал о великих битвах прошлого, о драконах и титанах. Но представить себе этих огнедышащих исполинов не мог. Это была сказка, чудо. Но после того, что он увидел в Мельде, Гримли твердо понял: волшебство существует. Сегодняшняя находка опять же подталкивала его к мрачным мыслям.

Нет, этого не может быть, восставал рассудок — нойоны погибли две сотни лет назад! Этот человек в темно-фиолетовом доспехе просто сильный колдун. Он из церкви Велеса или маг-отступник, по-другому не бывает. Кто угодно, но это не нойон. Их нет и здесь точно быть не может.

Ночь выдалась необычайно звездной. Том Фолкин уверенно правил. Ему было легко, необычайно легко. Почему — он сам толком не понимал. Может, потому, что удалось наконец найти общий язык с пасынком. С тех пор как три года назад он спьяну признался, что не приходится Гримли настоящим отцом, между ними пролегла черная тень. Он перестал слышать обращения «отец» и «папа». С тех пор приемный сын именовал его только «дядя Том». Это было очень тяжело, но старый Фолкин выдержал. Сейчас, после выяснения отношений с братом, жизнь наконец начала налаживаться, да и с Гримли стало полегче. Том Фолкин представлял, как поведет Гримли смотреть на зверинец, выставки, почтенное дворянское собрание. Как они будут с замиранием сердца ждать выступления короля Эдрика и послов Авлии. Все мысли о дурном знаке — находке обезображенных тел — напрочь вылетели из головы старика. Ему казалось, этот день будет самым счастливым днем в его жизни. Он не знал, что это будет его последний день.

Западная Эрафия, Александрет,

то же время

Солнце еще не взошло, когда в южные ворота города въехали около тридцати человек. Королевский курьер из личной охраны Эдрика, поставленный наблюдать, ничего не заподозрил, так как во главе ехал герцог Рууд в полном парадном одеянии вице-канцлера.

Весь прошлый день они скакали по болотистой фолийской дороге. На удивление хорошо она была сработана. Гать настелили из толстых сосен, и шириной она была не менее десяти ярдов. Зачем нужна такая отменная дорога, ведущая в Александрет, если торговый обмен с этим огромным городом у всего северо-запада Фолии был на уровне в полмиллиона циллингов в год, то есть ничтожно мало? «Торговать они явно не собираются», — думал Рууд. Когда Йонсон и Венк под вечер показали молодцов, что поджидали их на постоялом дворе в пятнадцати милях южнее Александрета, у вице-канцлера стало легче на душе. Это были настоящие бандиты. Не настолько бестолковые, чтобы испортить, и достаточно умные, чтобы не задавать лишних вопросов. Они с Фошем отлично сделают свое дело. А вот сами Йонсон и Венк — что делать с ними, когда все будет кончено?

Рууд четко решил одно — до его повышения их надо убрать, они знают слишком много подробностей. Может, приказать Фошу перерезать им глотки?! Но так можно наделать шуму. После спасения короля их приблизят ко двору. Может начаться расследование. Нет, их лучше отправить подальше — на границу. Дать важный пост, денег, немного власти — допустим, руководство муниципалитетом дальних окраин, на границе с Кревландом. Там полно опасностей, жестокие набеги варваров стали часты. Там никто не удивится их смерти.

Все эти мысли были отброшены, как только он пересек границы Александрета. Теперь требовались все его внимание и осторожность. Всадники проскакали по узким улицам восточной префектуры к внутренней стене. Перед въездом в старый город они разделились. Фош, Йонсон и еще два десятка человек двинулись вдоль стен к порту и соседствующим рейнхардским верфям. Рууд, Венк и оставшиеся воины въехали в третьи ворота старого города.

На востоке заалело солнце, все вокруг заблистало. Тусклый красный шар малой Луны скрылся за морем. Торжествующий день вступил в свои права. Голубые знамена с крепостной стеной и грифоном посередине — флаги Эрафии — полоскались на каждом доме. Кое-где рядом с этими знаменами висели зеленые с изображением золотого дракона — флаги Авлии. Стражи в парадных одеждах попадались все чаще. Некоторые горожане уже проснулись, видимо, решив сделать все важные дела пораньше и к полудню поспеть на торжественное открытие ярмарки. Рууд решил расположиться в гостинице «Пещера минойца», на площади, где уже с ночи раздавались беспорядочный гвалт, топот и ругань сотен торговцев, которые второпях делили места, и где целые гильдии кузнецов, пекарей, горшечников, стеклодувов были вынуждены перетаскивать тысячи пудов своих товаров и продуктов.

Чтобы избежать потасовок, на площади уже с ночи находились сотни стражей городского гарнизона. Наблюдательная позиция на первом этаже «Пещеры» показалась герцогу идеальной. С нее близкими и доступными казались как оружейные ряды, где со своими людьми должен будет находиться фон Ридле, так и трибуна, откуда должен был выступить Эдрик с авлийскими послами. «Жаль, что нельзя установить мысленную связь с Фошем, как умеет ведущий», — подумал Рууд, уплетая баранье рагу. За предложенные им деньги хозяин не только разместил и накормил его людей, но и отказал, наверное, сотне пытавшихся проникнуть в гостиницу торговцев. Те напрасно трясли закладными обязательствами и кричали, что договаривались о комнатах за полгода.

— Это правительство Эрафии, — указывал хозяин в сторону герцога, и у подавляющего большинства пропадало всякое желание спорить.

— Еда тут неплоха, — поделился своими соображениями Йонсон.

— За эти деньги можно было бы в Энрофе кутить неделю, — заметил Рууд.

Все новые и новые повозки втекали на площадь, и наконец раздался низкий голос.

— Бреннский обоз, четырнадцать повозок, проезжайте быстрее, быстрее! Вас ждали ночью, а не под утро. Теперь ищите место сами! — кричал с деревянной башенки у входа человек в парчовом кафтане и с крупным перстнем на правой руке.

Это был торговый глава Александрета, рядом находился лорд-распорядитель двора, соизволивший с утра осмотреть место будущего выступления его величества. Богатейшие люди Эрафии, хорошие друзья Йодля. Вокруг стояли полдюжины стражей и рыцарей королевского двора. Взгляд Рууда скользнул по жалким колымагам крестьян и устремился на высоты замка Тинден — строения, с которого и начался Александрет. Самая большая башня была почти сто ярдов высотой. Как крепость Тинден уступал лишь стенам Энрофа, а убранством — лишь дворцу Грифонов.

Именно там, за этими каменными стенами, не спал в эту ночь король Эдрик. Он еще и еще раз перечитывал завтрашнюю речь. В свои сорок пять лет, из которых десятилетие он провел на троне, Эдрик привык ждать худшего. Как часто выходило так, что хорошие дела срывались из-за глупости, забывчивости, оставшейся незамеченной мелочи! Страшный пример — война с Авлией, начавшаяся из-за недоразумения на границе. Старший брат Катберт, не выдержав страданий народа, ушел в монастырь Велеса, служить божественному промыслу. Поступать так же в случае своей ошибки Эдрику не хотелось. Он знал о недовольстве высших придворных, знал, что большинство армии и народа, а также правители других стран все равно будут на его стороне. Он полагал, что враги его не успеют ничего предпринять до тех пор, пока не станет слишком поздно.

Фош и Йонсон с паролем, который утвердили заговорщики в замке Рейнхарда, въехали в огромные залы военных верфей Александрета. Тут пахло стружкой, свежей древесиной и смолой. Боевые позиции они заняли на крыше какого-то сарая, набитого тряпьем и сгнившей парусиной. В проходах лежали целые горы бревен, доски и бочки, все это вело к возвышающемуся посреди верфи корпусу новейшего трехмачтового военного корабля «Король Ричард». Судно было названо в честь прадеда Эдрика, человека мужественного и любившего море. Он первым из эрафийцев после войны стихий провел караван кораблей мимо земель нойонов, в Карнское море, начал торговлю с южными странами. Присев за толстым бревном, Фош увидел точильный камень и от нечего делать стал точить острый нож, что держал за голенищем. Время шло.

Том и Гримли во все глаза смотрели по сторонам. Старший Фолкин не был в Александрете почти пять лет. Гримли вообще не видел больших городов. Первое, что поражало, — огромные пятидесятифутовые стены, возвышавшиеся посреди гладкой равнины, как цельный каменный обод. Будто гигантская подкова легла на берег Прады — искрящейся утренней голубизной великой эрафийской реки. Внутри город выглядел еще богаче, чем снаружи. Вокруг были самые разные дома — деревянные и каменные, одно-, двух-, трехэтажные. Постоялые дворы и школы, церкви и кабаки, лавки, полные всевозможных товаров. Навьюченные лошади, быки и кадои — грузные, но выносливые зеленокожие твари, объезженные восточными варварами, — все это крутилось, мелькало и перед глазами Гримли. Стены внутреннего города со рвом и красивыми стражами, конные патрули в праздничных доспехах. Вся эта суета разом навалилась на бедного юношу-крестьянина, не давала опомниться, остановиться на чем-то одном, отдышаться.