Александр Плетнев

Курс на прорыв

Тяжёлый атомный ракетный крейсер «Пётр Великий»

Что же, что со мною стало?

Я прибой, я бьюсь о скалы.

Или скалы бьют по волнам,

Или сами мы не вольны.

От силы два метра в секунду — при таком ветре океан любезен. Сталюка форштевня мощно и смачно резала волну́. Даже не волну — бирюзовую гладь, податливую, ласковую на взгляд, как нежная притягательная баба. И почему такой приятный цвет, как голубой, отдали срани человеческой — педикам?

Причём океан играл разными цветами: притягательно нежными — голубыми, салатными, утопая в иссиня-зеленой глубине переливов.

И небо! Всё того же цвета — окрыляющего, звенящего и пронзительно-ясного. Солнце уже отлипло от горизонта, пальца эдак на два. Океанская идиллия.


На мостике вахтенные, дежурный по кораблю, на руле главный старшина.

Штурман с секстантом в руке вышел на крыло погонять молодого мичмана в астронаблюдениях, заодно и координаты подкорректировать. Тут же командир, небрежно облокотившийся на планширь.

Мичман примерялся секстантом к солнцу и горизонту, диктуя отсчёт. Кап-три поглядывал на наручные часы-хронометр, фиксировал моменты измерения, занося в блокнот.

— Подождём, пусть поднимется выше, — сказал штурман, имея в виду солнце, — повторим.

— Что, Виктор Алексеевич, не ловится широта? — глядя на эти манипуляции, спросил командир. — Погодка-то….

— Затишье, как перед бурей….

— Бури не хочется, но и такое ясное небо нам на фига? Нам бы тучки поплотнее, но природа такие капризы не предусмотрела.

— Ну почему же? Может, поискать какой-нибудь завалящий циклончик или тучки-дождики?

— А ведь верно! — обнадёжился Терентьев. — Ну как засветимся?

— С утра на востоке красно́ шибко было — наверняка изобилие влаги. Но там острова эти клятые английские… Озадачим наших трудяг-вертолётчиков?

— Загоняли мы летунов, но придётся, — принял предложение штурмана Терентьев.

Увидев любопытство и недоумение в лице мичмана, кивнул тому, давая добро:

— Что хотел спросить?

— Так как же это, товарищ командир, дождь поискать? Горизонт чист…

Перекинувшись улыбками с штурманом, Терентьев пояснил:

— Да тут наука нехитрая. Дать команду эртээсникам на поиск загоризонтной РЛС чего-нибудь типа гор-холмов. А так как вокруг нас сплошной океан и даже до английских островов миль двести пятьдесят, то если чего и обнаружится весомое, то это наверняка будет скопление тяжёлых дождевых облаков над поверхностью океана. И поскольку мы уже в тропических широтах, то образование оных весьма вероятно.

— Только вот засвечивать себя работой мощной РЛС нежелательно, — подключился к разъяснениям штурман, — поэтому попробуем использовать вертолётную разведку. У них локаторы имеют другой «почерк», и высота обзорная позволит «разглядеть» желаемое.


Не прошло и получаса, как по УКВ пришёл сигнал от «камова» на левом секторе поиска, что искомые образования наблюдаются в юго-западном направлении на расстоянии 50 миль.

Несомненно — уход от генерального курса, но, пройдя эти нужные мили, уже через 40 минут крейсер поднырнул под первые клочки хмари и порывистого ветра, укрываясь на всякий случай от ползущего по орбите ока.

А потом ливанула стена самого настоящего тёплого тропического душа, которая словно вылизала и согрела все «косточки» корабля после стылых антарктических широт.

Но увлекаться не стали. Поскольку высокие ветра теперь тянули на запад, чтобы не сходить с главного направления, держались по самой кромке дождевого фронта, благо тот был основательно растянут по широте.

Время и расстояние сжиралось, наматываясь оборотами турбин и шестерёнками хронометров.

Понималось — опять забрели в такую глухомань, что командир снял боевую готовность. Частично. До уровня № 2. Ко всему надо было дать передых БЧ-5, в том числе и механизмам, гнавшим крейсер в течение шести суток при максимальных нагрузках.

Так и брели в среднем шестнадцатиузловым ходом сквозь гигантство Тихого, следуя за циклоном, а потому отклоняясь слегка к западу. Периодически в угоду акустикам сбавляли до двенадцати, а потом навёрстывали двадцатиузловым. Зато экипажи «камовых» прохлаждались наконец-то.

— На сутки-двое дольше и дальше, зато-о-о…

И Терентьев задирал голову вверх, где ползли тучки. Улыбался, ловя на лицо долетавшие тёплые капли.


На мостике его и нашёл особист. Улыбаться сразу расхотелось — не лейтенанту же. А тот как всегда держался подчёркнуто сухо, на субординации, да и не ждал Терентьев от него особо приятных вестей.

— Какие-то важные сведения, лейтенант?

— Цэрэушник знает наверняка больше, чем выложил нам. Вот что удалось ещё вытянуть из него. Я подумал, что это следует принять к сведению, как любопытную информацию, — он достал из папки пару листов формата А4 с печатным текстом, — есть и аудиозапись, а тут основное.

— Суть, — Терентьев не спешил брать листы.

— Англия, — лейтенант чуть замешкался, бросив взгляд на записи. Но не стал зачитывать, а продолжил своими словами: — Англия, как известно из эфира, обвинила нас в пиратстве и конкретно в потоплении их подлодки «Конкерор». Американцы вместе с тем по своим агентурным каналам узнали, что командир крейсера «Генерал Бельграно» получил награду и очередное звание за то же самое! Однако Буэнос-Айрес это не афишировал. В итоге в ЦРУ выяснили, что разведка латиносов намеренно подкинула британцам дезу. Далее…

— Суть ясна, — прервал его Терентьев, забирая распечатку, — есть что ещё?

— Всё!

— Можете идти.


Бегло просмотрев текст допроса, бормоча проклятья… и покруче — совершенно в непечатном варианте… не вслух… нечего сигнальщикам топырить уши. Свернул листы и засунул во внутренний карман кителя. «Всегда неприятно понимать, что тебя использовали! Пусть эта парочка Скопин — Харебов по сути спровоцировали, но! Но каковы аргентинцы, а?! И англов развели, и нас втянули. И я, блин…»

Терентьев помнил все переговоры с представителями Буэнос-Айреса, не дословно, но основные и ключевые моменты. «Аргентинцы не врали. Я бы почувствовал. Им и не надо было — предоставили подтасованные факты».

Теперь попытался воссоздать, почувствовать тогдашнее своё настроение.

«Словно вокруг нас закрутился водоворот событий, и я позволил втянуться в эту воронку. Вольно или невольно».


Уже к вечеру стало понятно, что циклон выдохся, и серая завеса разбилась на отдельные белые кучеряшки, в которых солнце благополучно и утонуло.

На руле отыграли вправо, и крейсер снова стал полого взбираться к северу, выдерживая западные румбы.

* * *

Ночь прошла спокойно, а на рассвете в «пассиве» срисовали работу локатора с северных направлений. На пределе дальности. По смещению азимута поняли — самолёт. То маякующий, то исчезающий «глазок» чужого локатора проследовал с востока на запад. Потом пропал. Через полтора часа сигнал вернулся, следуя обратным маршрутом, и, судя по усилившемуся сигналу — был уже ближе.

И в небе, как назло, ни облачка.

— Американе, больше некому, — заверил командир БЧ-7.

— А не «пассажир» на Таити?

— Это не гражданская РЛС. И потолок не соответствующий рейсовикам. Целенаправленно шарится. Смею предположить, что нас всё-таки потеряли и теперь разыскивают, — сдержанно пояснил эртээсник. — Согласен, что не очень рьяно, но представьте, какие им квадраты надо покрыть. Он, конечно, не круги нарезает, но явно расширяет зону поиска, и скоро мы попадём под его принимающие антенны.

— И чего людям неймётся? — риторически посетовал штурман.

— Такой выбор природы: лучшее развлечение для человека — это другой человек. Хотя я бы предпочёл женское внимание.

— Так у них и бабы в экипажах есть…

— Нам всё равно не оторваться при его настырности. Скоро вообще войдём в обжитые районы, — Терентьев вопросительно посмотрел на штурмана. — Пойдем ещё раз покумекаем над картой, куда нам направить свои стопы. Чего там твои штурманята интересного расскажут?

Перешли в центральную штурманскую рубку.

Младшие штурмана́ склонились, нависнув над прокладочным столом. Вооружившись измерителями и карандашами, «ползали» по развёрнутой карте, сверяясь с тут же мерцающим дисплеем навигационно-информационной системы, где изображались электронные карты из будущего. По ходу они, увлёкшись, о чём-то спорили, тихо без злобы переругиваясь и не без матерка, естественно. Заметив вошедших командиров, осеклись, вытянувшись.

Дело в том, что Терентьев не поощрял мат на корабле. То есть понимал и принимал, как… как однажды выразился умничающий Скопин, «эмоциональное речевое усиление». Или, например, просто в анекдотах (как говорится, из песни слов не выкинешь), но не любил засорять речь. И подчинённых гонял.

Понимая, что нынче не до воспитательных моралей, командир поспешил разрядить напряжение, стаскивая за козырёк пилотку, дескать, разговор пойдёт в неуставном формате «беседа».

— Ну, давайте, дети линейки и циркуля, рассказывайте, что нарыли и что не поделили?

— Дело в том, — начал младший лейтенант — старший вахты, — что без лоцмана, даже имея данные из электронки, на большом ходу пройти Полинезию вблизи островов будет сложно. Мы уже имеем значительную навигационную погрешность. Конечно, проходя мимо обозначенного на карте острова — будет к чему привязаться и провести уточнение…