— Потому что полбутылки коньяка можно растянуть на пару часов, а триста водки — два маха по сто писят и всё! — продолжал в том же духе Скопин. — Если они нас «срисуют», то это сразу будет понятно — совершит облёт. А вот по поводу всего остального… Н-ндя-я! И где тот безымянный, наверняка грустный в своей будке пёс?

— Какой пёс? — Полное недоумение.

— А тот, который «а пёс его знает?».

Терентьев готов был уже закипеть, когда, наконец, услышал нечто дельное.

Взглянув более внимательно на карту с «трудами» эртээсника, потом оценивающе на угрюмый серо-коричневый Южный, старпом скривился:

— С нашей позицией и угол места-то ни к чёрту, так ещё и курсовой у «Ориона» будет такой, что он на подходе корму разглядит, а на удалении — нос, как бы не вплоть до полубака. Островок-то с полкилометра в поперечнике, не больше…

Взяв бинокль, он ещё раз осмотрел остров:

— Судя по следу водорослей — отлив. Ближе стать никак? Хотя поздняк метаться. А сколько на клюзе?

— Двести.

— Сейчас 250, — поправил вахтенный.

— Ветер?

— Устойчивый, восточный один-три метра в секунду.

— Погоди, — догадался штурман, — ты хочешь на якорях подать чуть вперёд, типа прикрыть «хвост», э-э-э… корму, а потом просто травить цепь, прикрываясь островом с острых углов.

— Ага, — просто ответил Скопин. Взгляд его вдруг стал рассеянным — мазнув по пакетикам чая, перетёк вопросительно на вестового:

— А кофейку нет? Может, сварганишь?

А в рубке тем временем опять стало неспокойно. Дежурный доложил, что американцы возвращаются — пост РТС снова ловит работу локатора «Ориона». Командир незамедлительно дал команду на бак — «выбирать цепь». Пришли в движение якорные лебёдки, и крейсер начал медленное и незаметное движение вперёд.

— На клюзе 150! — вскоре доложили с бака.

— Стоп! Готовность номер один.

Вернулся вестовой и не с абы чем, а с самой натуральной туркой, парящей свежесваренным кофе.

— М-м-м, — в удовольствии замычал Скопин, наливая себе в чашку, — уважуха, благодарю.

— Э, оставил бы, — возмутился штурман, плеснув себе практически одни осадки. Но раздолбай с повязкой на глазу быстро ретировался на крыло мостика под взглядом командира. А тот гаркнул:

— Так, собрались!

И как это обычно бывает в ответственные моменты, ползущие минуты побежали.

* * *

Помимо РЛС-поиска, экипаж Р-3 вел и визуальное наблюдение — пилоты в курсовом секторе, а кому положено и вкруговую. Прекрасно понимая, что серый силуэт искомого крейсера будет сложно разглядеть на фоне океана, высматривали характерный кильватерный след. Белый и хорошо заметный. Иногда случалось кого-то засечь, и даже делали нырки, чтобы поближе рассмотреть, но… Но попадались только сухогрузы, траулеры и прочая мелочь. Которую, кстати, оперативно распознавали и ради нее (мелочи), естественно, не утруждались сменой потолка.

Параллельно и непременно на борту работала низкоуровневая телевизионная система. Видимость была, как говорится, «миллион на миллион» и дальность сканирования отрабатывала на максимальных параметрах.

Проходя маршрутом по линии параллели, к северу от островов Тубуаи, радар, наконец, поймал что-то крупное в курсовом секторе. Чтобы лучше рассмотреть подозрительное судно, опустились до пяти ста и… разочаровались — длинная бандура контейнеровоза!

Именно на этом участке полёта по правому крылу на удалении 150 километров находились острова Маротири.

Телевизионная система даже частично «сняла» торчащие над скалами антенны крейсера, но автоматизированная обработка данных не нашла аналогий.

* * *

Я вина налил,
Но налил в песочные часы.
Я вину делил,
Бросив всё Фемиде на весы.

Кофе быстро остывал, и Скопин уже не тянул с кайфа́ми — дохлёбывал, стараясь ухватить последнюю порцию именно «горячего и бодрящего». Увидеть самолёт с мостика было нереально — далеко, и однозначно остров перекрывал обзор, особенно после того, как крейсер сманеврировал на якорных цепях.

«Вон, даже сигнальщики не особо утруждаются с мощным оптическим визиром».

Поэтому взгляд невольно и лениво блуждал по ближайшему объекту, торчащему из воды.

Вблизи остров всё же не казался таким уж огрызком-маломерком — тёмный у основания (на линии прибоя), далее серый с вкраплениями коричневого и зелени. На первый взгляд совершенно безжизненный, потому что не было даже вездесущих чаек, но потом-таки удалось заприметить осмелевших вспархивающих накоротке пичуг.

Чуть в стороне отлив оголил парочку близлежащих скалистых клыков, о которые взбивала пену мерная волна.

На фоне чистой синевы океана и солнечного неба просилась красавица-пальма, песочек пляжа, но из воды торчали только вот эти… Унылые.

«Словно зубы-пеньки старушки Земли, а дантист Посейдон обтачивает их вечно неспокойным инструментом».

Послышалось громыхание в клюзах, и стало казаться, что остров медленно поплыл вперёд.

Затем звук цепей прекратился. Встали!

Смотрел, прищуриваясь от солнца, поверх острова, выше и чуть по сторонам — не появится ли точка самолёта.

Оттомились минуты — пятнадцать, двадцать…

«А вражина так и не припёрся. Больше переживали…»

— Никого? — спросил у сигнальщиков.

— Никого, товарищ капитан второго ранга! — Блеснули зубами в ответ, опуская бинокль. И враз встрепенулись на пол-оборота, с докладом, с вытяжкой, как положено — командир пожаловали.

Терентьев источал доброту. И даже вопрос-ответ с сигнальщиками продублировали тот же самый, из советского мультика, если отбросить мелочи субординации:

— Никого?

— Никого!

А он и сам в курсе — эртээсники всё доподлинно и чётко выложили.

Терентьев источал доброту, со смешливым прищуром глядя на своего помощника:

— А ты не так-то и бодрячком, как хочешь показаться…

— Спал плохо, мысли ворочались в голове — ворочали всё тело. Так и крутился всю ночь, сминая подушку. И сны ж такие дурацкие снятся… Как такое безделье на больничной койке, так уж лучше выпахиваться грузчиком в порту — бессонница замучила.

— Что снилось?

— А-а-а, — отмахнулся Скопин, — сны рассказывать бессмысленно.

А сам вдруг задумался: «Ведь действительно — совершенно бессмысленно рассказывать кому-либо свои сны. В лучшем случае будешь недослышанным. Это для тебя лично сновидение оставило значимые впечатления в подкорке головного мозга, ты его пережил, а для слушателей — это всего лишь сон, нереальность, да ещё и чужая. Тем более что сон никогда не удастся пересказать так, как он привиделся. А дальше после пробуждения с каждой секундой яви теряется ощущение причастности к тому субъективному восприятию образов. А вскоре и вовсе забывается».

Хотел то же самое — вслух терпеливо молчащему командиру, но понял, что так связно уже не изложит. Поэтому отделался коротким:

— Какой толк.

— Ну-ну, — хмыкнул Терентьев, сделав свои выводы: — Эро-отика!

— Если бы… — Но рассказывать не хотелось. Чувствовал: «Что-то не так. Или наоборот — слишком “так”. Не хватало ещё выглядеть, как ильф-петровский персонаж с её “Эпполэ-эт, сегодня я видела дурной сон”».

Потому перевёл тему, расстегнув последние пуговицы на больничной робе:

— Ты смотри, а припекает. Даже океан слегка пари́т.

— Ты бы ещё зимний тельник поддел…

— Долго ещё тут будем?

— Полчаса. За это время Р-3 уйдёт за радиогоризонт. Снова нарисуется через два. Скорость он держит меньше патрульной… примерно триста.

— Горючку экономит?

— Скорей всего. Наверняка и на двух движках идёт.

И снова старпома кидает по теме:

— Это ж сколько мы на полном ходу пёрли? Движки «стружку» не погнали?

— Да ладно тебе… — с неуловимым укором протянул Терентьев, — техника старая, но крепкая, проверенная.

Однако после небольшой паузы счёл нужным уточнить:

— Давал я соответствующую команду на дивизион движения. Всё нормально.

И Скопин, наконец, выдавил из себя то, гнетущее, сидящее занозой в (или на) совести, елозившее головой по подушке перед и во время сна:

— А ведь мы могли уйти. Сразу. Не втягиваясь в заваруху с «Конкерором». И не было бы жертв.

— Да, — отстранённо согласился командир, также рубя фразами, — а может, и нет. Или ещё чего хуже. Было бы.

— Моя вина…

— И тут спорить не стану, но… — Терентьев достал из кармана листы с допросом цэрэушника. — Ознакомься.

Старпом, нахмурив лоб, вчитался. Закончив, единственное, что мог сказать:

— Во накрутили!

— Ага. Так что и моя вина — как командира в целом, в частности да и вообще… Бросишь тут с вами, — Терентьев достал сигарету. Нервно чиркал зажигалкой, закурил, буквально в две затяжки. Потом так же резко затушил. — Так что не думаю, что всё настолько однозначно и просто… чтобы провалиться в прошлое, на траверзе военного конфликта и выйти сухими из воды, да не замаранными в крови… или в чём похуже.

* * *

Остров Южный, как и вся группа Маротири, оставался в своих геокоординатах, унылыми базальтами возвышаясь над поверхностью океана. И будут эти острова так же торчать, постепенно подтачиваясь волнами, выветриваясь пассатами, опаляясь солнцем, ещё, может быть, сотни лет, если не проснётся вулкан, положивший им основу.