— Was ist mit dir geschehen, Albert? [Что с тобой случилось, Альберт? (Нем.)] — недовольно поинтересовался Айх.

— Нога в нору попала, — по-русски ответил егерь и тихо застонал.

— Es heilt bald zu! [Это скоро пройдет! (Нем.)]

— Капитан, огонь слева!

Матях повернул голову и тоже увидел вдалеке крохотную красную точку.

— Похоже, это и есть то самое стойбище, — тихо сказал он.

— Вижу, — перешел на русский язык командир. — Думаю, тут километров пять. За час доберемся.

Немец что-то негромко пропел себе под нос, повернулся к пострадавшему:

— Kannst du gehen? [Ты сможешь идти? (Нем.)]

— Кажется, просто вывих, господин капитан. Несколько минут, и станет легче.

— Хорошо, слушай мою команду: в одну шеренгу… становись!

Русские и немецкие бойцы привычно разобрались плечо к плечу.

— Подпрыгнуть по очереди! — Генрих Айх пошел вдоль строя, прислушиваясь. От сотрясения шуршала ткань, гулко отзывалась почва, но никаких стуков или звяканья. — Отставить прыжки! — Капитан покрутил головой: — А где русский лейтенант? Кто видел его в последний раз?

Бойцы молчали.

— Dummkopf! Kann sein, hat er sich in der Dunkelheit verirrtl [Вот дурень! Похоже, он заблудился в темноте! (Нем.)] — зло сплюнул немец. — Ладно, сам виноват, славянин. Ждать и искать никого не станем. Слушай мою команду. Учитывая облачность и плохую видимость на местности, я принял решение отказаться от предыдущего плана. Местоположение противника обнаружено. Сейчас мы скрытно приблизимся к его охранению и заляжем на расстоянии броска. С рассветом по моей команде начинаем атаку, забрасывая посты и укрытия туземцев гранатами, после чего открываем огонь из автоматического оружия по живой силе. Главное, устроить побольше шума, чтобы сразу напугать татар до полусмерти. Пусть примут нас за богов-громовержцев. После того как дикари разбегутся, выставляем охрану и производим осмотр захваченного имущества. Найдя хранитель документов, отступаем в степь, занимаем круговую оборону и дожидаемся темноты. Затем возвращаемся на базу. Вопросы есть? Альберт, как твоя нога? Идти можешь?

— Да, господин капитан.

— Больше никаких разговоров, солдаты! Мы находимся вблизи расположения противника. Сержант, в отсутствие лейтенанта назначаю вас своим заместителем.

— Есть, товарищ капитан! — отозвался Матях.

— Scheisse! [Вот черт! (Нем.)] — сплюнул в ответ немец. — За мной, в колонну по одному, шагом… Кто еще ногу подвернет — чтобы ни звука! Пошли.

Айх остановил отряд, подведя его почти вплотную к костру, что тлел меж двух одетых в плотные стеганые халаты татар. Матях с такого расстояния мог не только различить усы на их лицах и отблески огня в глазах, но и почувствовать горьковатые запахи горелого жира и застарелого пота, исходящие от степных обитателей. Один из охранников скулил, мерно покачиваясь из стороны в сторону, второй полировал тряпицей длинную круто изогнутую саблю. Посланный из будущего отряд, развернувшись в цепочку, залег — в тот же миг степняк, чистивший саблю, настороженно поднял голову и вгляделся в темноту. По счастью, луна в это время пряталась, а потому заметить хоть что-нибудь он не мог.

В идеале, конечно же, хорошо бы сейчас подкрасться, да и вырезать пост к чертовой бабушке. Да вот только — поди угадай, когда у туземцев смена караулов? Обнаружат трупы раньше времени, поднимут тревогу. Разбирайся потом с ними в потемках. Начнешь стрелять — разбегутся по степи, а самое ценное с собой прихватят. Не начнешь… Все одно тревогу поднимут, внезапного нападения не получится. Лучше уж рассвета подождать. С мечами против автоматов татары ничего сделать не смогут. Андрей Матях положил автомат рядом с собой, плавно, без лишнего шума, перевернулся на спину, подставив лицо легчайшей мороси, что медленно оседала с неба. За время службы на грузинской границе ему довелось участвовать не меньше чем в полусотне стычек, но он так и не смог привыкнуть к томительному ожиданию неизбежного боя. Почему-то каждый раз, даже зимой, начинало гореть лицо, и очень хотелось натереть его снегом или макнуть в миску с перемешанной со льдом водой.

«Зато я не боюсь…» — пытался успокоить он себя, представляя, как с каждой минутой его ряха наливается красным цветом.

В этот момент сержант сообразил, что начинает различать в вышине тяжелые грозовые тучи, перемежающиеся с более светлыми, но рваными тонкими облачками, проносящимися ближе к земле.

— Этак нас и заметить недолго… — Он нащупал автомат, подтянул его к груди, плавно опустил флажок предохранителя, оттянул затвор и повернулся обратно на живот. Потом извлек из нагрудного кармана гранату, приготовился сорвать чеку.

— Оружие к бою, — не очень громко, но внятно скомандовал капитан. — Приготовить гранаты.

Татары у костра насторожились. Тот, что напевал, даже встал, оглядывая степь. Матях понял, что сейчас их всех заметят, но теперь это уже не имело особого значения. В предрассветных сумерках проступало стойбище — до него оставалось еще метров двести. Шесть юрт диаметром метров семь, несколько баранов, связанных одной веревкой, тощая псина, развалившаяся возле огромного перевернутого казана.

— Стрельцы! — услышал Матях чей-то возглас.

Андрей, выпрямляясь во весь рост, рванул большим пальцем кольцо гранаты и с широким размахом швырнул ее степнякам под ноги.

— Vorwarts! Schnell! Feuer! [Вперед! Быстро! Огонь! (Нем.)] — заорал капитан.

Татары подхватили с земли копья с цветастыми кисточками под остриями, и в этот момент брошенная сержантом РГО коснулась земли у их ног. Инерционный взрыватель сработал безукоризненно — по ушам словно ударило молотком, в стороны метнулись комья грязи, алые черточки углей. Степняки просто исчезли, опрокинутые взрывной волной.

Матях, на ходу выдергивая еще одну гранату, кинулся к стойбищу. Справа, обгоняя его, мчались двое немцев. Позади громыхнуло еще два взрыва — похоже, кинуть к костру «подарочек» успел не только Андрей.

Пестрые рыже-черно-белые шатры быстро приближались. Сто пятьдесят метров. Сто. Пятьдесят. Андрей подумал, что юрты, похоже, укрыты конскими шкурами — и тут из спины немца вылетела стрела и бессильно упала на землю. Второй остановился, застрочил от пуза из своего МР-40, поливая свинцом ближний из шатров. А мгновение спустя тоже упал. Правда, на этот раз Матях успел заметить лучника. Татарин стоял далеко от стойбища, у второго сторожевого костра, почему-то не замеченного ночью. Наверное, его заслоняли юрты, или огонек был слишком слаб. Андрей чертыхнулся, засовывая гранату назад в кармашек, опустился на колено, подводя мушку прицела степняку на середину живота. Тот уже накладывал на тетиву стрелу. Сержант затаил дыхание и осторожно нажал на спусковой крючок. «Калашников» отозвался короткой очередью — татарин завалился на бок.

Мимо пробежали вперед его ребята — Новиков и Харитонов. Остановились, закидывая гранатами уже изрешеченный немцем шатер. Несколько разрывов разметали обрывки ковров, какие-то рейки, железки. Харитонов, всплеснув руками, сложился пополам, почти уткнувшись головой в серую землю, немного постоял в такой странной позе и начал падать вперед.

— Коля! — Матях длинной очередью свалил трех обнаженных по пояс дикарей, бегущих с саблями от перевернутого казана, поменял обойму и тут же ощутил сильный удар в грудь — из жилетки торчало длинное древко стрелы, застрявшей в уложенных на груди магазинах. — Сволочи! Новиков, назад!

Андрей наугад выпустил по стойбищу длинную, во весь магазин, очередь, сбив в пыль еще двух степняков, на этот раз вооруженных копьями. Откуда они берутся? Из-за пологов ведь никто не выбегает! Сержант быстро перезарядил оружие, лихорадочно высматривая татарских лучников. Стойбище выглядело почти нетронутым — один развороченный в клочья шатер да пяток полуголых тел на утоптанной земле ощутимым уроном врагу считать было нельзя. Да тут еще возле самой головы зловеще прошелестела стрела, прилетевшая неизвестно откуда.

— Да где же вы, сволочи?! Новиков, назад! Перестреляют, как… — Тут Матях увидел выбежавшего из самого дальнего шатра туземца с луком и с наслаждением всадил ему в грудь не меньше десяти пуль — с расстояния в полторы сотни метров Андрей уже давно не промахивался.

— Сержант! — испуганно вскрикнул солдат.

Матях повернулся к нему, но Новиков уже падал, пытаясь удержать хлещущую из горла кровь, а жирный голый татарин замахивался саблей на Андрея. Пограничник успел вскинуть оружие перед собой, принимая клинок на автомат, резким движением выбросил приклад вперед, нанося удар степняку в висок, потом быстро повернул оружие, нажал спуск. Щелкнул одиночный выстрел, нарисовав татарину на груди аккуратную красную точку. Дикарь упал. Матях попытался передернуть затвор и только тут разглядел, что между магазином и скобой спускового крючка идет глубокий проруб, почти до самой рукояти затвора.

— Вот, блин, попал… — Сержант бросил бесполезное оружие. От стойбища, уже не таясь, к нему бежало никак не меньше полутора десятков татар, вооруженных и копьями, и саблями, и луками. Андрей выдернул из карманов жилетки одну за другой три гранаты, метнул в их сторону. Наклонился к Новикову, подхватил его АКМ, нажал на спуск. Ничего.

По счастью, взрывы не только почти ополовинили татарский отряд, но и вынудили его остановиться. Правда, теперь в воздухе зловеще засвистели стрелы.

— Чертовы макаки! — Матях, кидаясь из стороны в сторону, побежал прочь, на ходу отстегивая магазин. Так и есть — пустой.

— Сюда!

Андрей увидел в небольшой поросшей крапивой выемке немецкого капитана, рядом с ним Колю Смирнова и уцелевшего егеря, повернул к ним, перепрыгивая вонзающиеся в землю стрелы. Потом споткнулся и последние несколько метров до залегших товарищей преодолел кувырком.

— Уходить надо, — тяжело выдохнул он. — Стрелами закидывают, гады. Местность знают хорошо, подкрадываются незаметно, бьют почти в упор. Лучники стреляют бесшумно, по звуку не засечь, глазом не углядишь.

— Спокойно, сержант, — холодно возразил немец. — Против нас не больше взвода безоружных дикарей. Достаточно спровоцировать их на атаку, плотным огнем положить всех — и расположение наше. Оружие к бою, сержант. Какой пример вы подаете подчиненным?

Матях поднял голову, глянул в сторону стойбища, от которого успел отбежать на добрые три сотни шагов. Оттуда и вправду крались, пригибаясь чуть не к самой земле, несколько татар. А еще он увидел лучника, прижимающегося к самой стенке кочевого дома.

— Сейчас я тебе покажу, — пообещал Андрей, облизывая губы и наводя «ствол» на цель.

Очередь из трех пуль после минувшего боя уже не показалась такой громкой. Лучник свалился, наступающие татары прыснули кто куда.

— Вот так, — удовлетворенно кивнул Матях, и тут же рядом с его плечом выросла стрела. Причем оперение ее показывало назад. — А-а-а! — Андрей резко перекинулся на спину, нажал спуск. Автомат прогрохотал и заткнулся, полностью опустошив магазин. Двух из десяти налетевших всадников Матях все-таки успел свалить, но остальные шарахнулись в стороны, не переставая торопливо метать стрелы в незваных гостей. Совсем не страшно застрекотал МР-40 капитана, еще трое татар вылетели из седел. Однако это уже ничего не меняло: Коля Смирнов лежал, уткнувшись лицом в землю, из его бронежилета торчало сразу три оперенных древка. Последний немецкий пехотинец громко выл, держась за стрелу, пригвоздившую его бедро к земле. Вторая торчала у егеря из плеча, но на нее раненый внимания почему-то не обращал.

— Die verfluchten Barbaren! [Проклятые варвары! (Нем.)] — злобно прошипел Генрих Айх.

— Какие будут приказания, капитан? — Матях, тяжело дыша, перезарядил оружие, пересчитал обоймы. Получилось всего четыре. Плюс две гранаты. В принципе, жить пока можно. — Придётся уходить, капитан. Раненого понесем по очереди. Выждем немного в степи и попытаемся напасть на стойбище еще раз. Но только уже не нахрапом, а тихонько, со снятием часовых и вырезанием спящих.

С тупым постукиванием в землю вонзились несколько стрел. Андрей вскинулся — полтора десятка всадников гарцевали метрах в четырехстах, причем как раз между остатками отряда и открытой степью.

— Вопрос снят, — снова вытянулся он на земле. — Пути отхода нам уже отрезали. Что будем делать, товарищ капитан?

— Темноты нужно ждать, — покачал головой немец. — Нам, пешим, от конных все равно не убежать. Может, ночью скрыться удастся.

Непрерывный стук стрел напоминал дождь. Большинство вестниц смерти падало на расстоянии пяти-шести шагов от пришедших из будущего воинов. Но некоторые вонзались совсем рядом. Одна впилась в землю между сержантом и Генрихом Айхом. Матях выдернул ее, покрутил в руках. Древко чуть больше метра длиной, с тремя длинными белыми перьями. Наконечник шириной в три пальца, с остро отточенными краями. Вес — граммов сто, а то и двести. Если такая упадет на голову с высоты метров пятьдесят, форточку в черепе проделает наверняка.

Ш-ш-ших-х-х… — Андрей вскрикнул от боли, наклонился к ноге, решительно обломал древко стрелы, сдернул ногу с нее. Штанина быстро пропитывалась кровью.

— Вот сволочи! — Он достал из кармана бинт в бумажной упаковке, прямо поверх штанины туго забинтовал ногу.

Ш-ш-ших-х-х — еще стрела чиркнула по груди, распоров верх жилетки.

— Паразиты! — Сержант подтянул автомат ближе, выпустил очередь в сторону отряда, гарцующего в степи. Одна из лошадей упала, тут же поднялась, и лучники торопливо поскакали прочь. Матях развернулся, выпустил несколько пуль в направлении другого отряда — татары, сбившись в группы по полтора-два десятка, маячили буквально повсюду, постоянно работая луками. И подобных разъездов набиралось уже никак не меньше шести. Самое обидное — на близком стойбище две худенькие женщины, выйдя из среднего шатра, перевернули казан и стали спокойно разводить под ним огонь, совершенно не обращая внимания на нападающих. Словно те были уже безопасными покойниками.

— Ну же, капитан! — возмутился Матях. — Вы почему мне не помогаете?

— Далеко, — обреченно вздохнул немец. — Из моего пистолета-пулемета не достать. Ничего не понимаю… Почему они не испугались взрывов и стрельбы? Почему не разбежались?

— Так ведь шестнадцатый век, капитан. На Руси уже четыре столетия пушки во всех городах стоят. [Насчет «всех городов» Матях, конечно, погорячился. Впрочем, хотя точных данных у науки нет, но на Руси «огнестрелы» применялись. Согласно упорным слухам, во время татарского нашествия артиллерия использовалась даже в полевых сражениях — правда, татарами (расстрел отряда Евпатия Коловрата).] И стрельцы с пищалями против татар регулярно ходят. В общем, к стрельбе и взрывам в здешних местах люди привыкли, не первый раз дело имеют.

Стрела с темным оперением впилась Андрею между коленей, вторая — чиркнула раненому егерю по спине, разрезав рубаху и распоров кожу от плеча и до пояса. Кровь тонким ручейком побежала на землю.

— Да что же это такое! — Матях поднялся на колено, сдвинул целик на дистанцию пятьсот метров, выпустил несколько прицельных очередей в одну сторону, в другую. Ближняя вороная лошадь упала и больше не поднялась. Сержант поменял обойму, снова открыл огонь, заставив татар отодвинуться еще дальше.

Но стрелы, хоть и не так часто, все равно продолжали падать. Андрею в двух местах распороло жилетку над «броником», еще одна стрела рассадила кожу чуть выше щеки, от глаза до уха, и теперь за шиворот медленно струилась кровь.

Внезапно Генрих Айх захрипел — Матях увидел, что древко торчит у него из спины, сразу под ребрами, с левой стороны. Пехотинец за ним лежал с остекленевшим взглядом и не дышал. То ли в него еще раз попали, то ли кровью истек. Андрей понял, что все безнадежно. Татары могли гарцевать вокруг час, два, весь день. И стрелять, стрелять, стрелять… А ему, чтобы огрызаться огнем, осталось всего две обоймы, да и те уже взятые из жилетки Смирнова. И если он хочет получить шанс на жизнь, требуется что-нибудь немедленно предпринять.

— Зильдохен шварц, и танки наши быстры, — пробормотал сержант, перевел флажок автомата на одиночный огонь и решительно поднялся. — В атаку, шагом марш!

Гимнастерка, под которую продолжала течь кровь, противно прилипала к спине, правый ботинок тоже хлюпал теплой жидкостью, но Матях упрямо шел вперед, время от времени задерживаясь для прицельного выстрела, не давая всадникам приблизиться. Издалека, да в движущуюся мишень, да одиночным выстрелом не особо и попадешь. Зато и степняки толком прицелиться не могут.

Однако стрелы продолжали сыпаться. Справа, слева, спереди. Некоторые — совсем близко. Вот обожгло огнем левую ногу, но Андрей не остановился, даже не посмотрел, что случилось.

Вот ногу обожгло снова.

Чиркнуло по плечу.

Порезало руку.

Но сержант все равно шел вперед, удивляясь только тому, что среди бела дня ему так сильно захотелось спать. Автомат стал казаться невыносимо тяжелым, неподъемным. Матях выстрелил из него в последний раз — и, не удержав, выронил из рук. Наклонился, чтобы поднять — но упал рядом. Впервые с той минуты, как он здесь оказался, ему стало спокойно и хорошо.

Когда его начали теребить, сержант приоткрыл глаза и увидел желтолицего татарина, рассматривающего штаны. Но сил что-либо сказать или как-то воспротивиться уже не оставалось. Андрей равнодушно смотрел, как степняки сорвали с него всю одежду, с довольными смешками собрали оружие, после чего поднялись в седла и умчались прочь. Он понял, что пришла смерть, и эта мысль ничуть не испугала, а даже обрадовала его. И когда человеческие руки снова принялись шевелить, поворачивать Матяха, подняли, куда-то понесли — это глубочайшим образом обидело бывшего сержанта. Но сопротивляться насилию он по-прежнему не мог.