Александр Смирнов

Черный гусар. Разведчик из будущего

АВТОР ПОСВЯЩАЕТ ЭТУ КНИГУ

ЯКУШИНОЙ НАТАЛЬЕ

Автор благодарит художника Николая Зубкова, чьи работы вдохновили на появление Черного гусара.

Нам жизнь навязана; ее водоворот

Ошеломляет нас, но миг один — и вот

Уже пора уйти, не зная цели жизни…

Приход бессмысленный, бессмысленный уход!

Омар Хайям.

ПРОЛОГ

1945 год. Весна.

Где-то в Восточной Пруссии, недалеко от Кенигсберга

Чуть правее от того места, где они заняли позицию для наблюдения за прусским старинным замком, где, по мнению полковника Барыбина, должен был находиться немецкий штаб, в голубое небо ушла сигнальная ракета.

Лейтенант Зюзюкин докурил папироску, выругался и затушил окурок. Поднес к лицу бинокль и стал рассматривать замок. Тот высился над рекой и казался неприступной крепостью. Вот только ею он не был, пожалуй, лет этак тридцать, когда его крепостные стены были разрушены. Сейчас здесь, в отличие от Кенигсберга, было тихо, хотя и сюда ветер доносил отзвуки несмолкающей канонады. После двухлетних авианалетов англичан город вот уже целый месяц подвергался массированной артиллерийской атаке. Перед самой рекой вкопан столб, от которого тянется бельевая веревка прямо к стене. Чуть поодаль от нее небольшая калитка, слегка приоткрытая и так манящая войти внутрь цитадели. Крепостная стена разрушена, а вот основной дом и флигель почти в идеальном состоянии. Почти все ставни, кроме одного окна, на втором этаже дома, закрыты. Над главной башенкой развевается красное полотнище со свастикой.

— Ну, что скажешь, старшина? — проговорил лейтенант, протягивая бинокль лежащему сейчас с ним солдату.

— А разве у нас есть выбор?

Выбора, как всегда, не было. Приказ был овладеть высотой любой ценой.

Старшина, человек в возрасте, если верить той бумажке, что когда-то предъявил он, ему было пятьдесят с хвостиком. Звали его Игнат Севастьянович Сухомлинов. До войны обычный учитель в провинциальном городке. Преподавал иностранные языки и историю. Только благодаря тому, что идеально говорил на немецком, он и оказался в группе лейтенанта Зюзюкина.

— Не думаю я, товарищ лейтенант, — проговорил он, — что там может находиться немецкий штаб. Уж больно там все тихо. Будь там господа офицеры, мы бы с вами заметили хоть какое-то движение, а так особняк выглядит каким-то неживым. Если там кто-то и есть, так, думаю, только хозяева. Но все равно, я бы, товарищ лейтенант, посоветовал, — сказал он, возвращая бинокль, — в лоб не атаковать. Людей только зря положим, особенно в тот момент, когда будем переправляться через реку. Дайте карту, товарищ лейтенант, — проговорил Сухомлинов, — сейчас сориентируемся.

Зюзюкин достал планшет и протянул старшине. Офицер уже давно догадался, но об этом старался молчать: Игнат Севастьянович был дворянского рода и скорее всего во время русско-германской войны был не простым солдатом. О том, что Сухомлинов был офицером, говорило многое, как ни пытался скрыть он это под маской разночинца. Чувствовалась хватка. Особенно его советы в те моменты, когда молодого лейтенанта, угодившего на фронт зеленым и необстрелянным юнцом, прямо из учебки, охватывала паника и тот не знал, как поступить в той или иной ситуации. В качестве благодарности никакой информации особистам о странном солдате. Незачем им знать, что среди коммунистов есть офицер царской армии. Если человек в возрасте пошел на фронт добровольцем, так уж точно не для того, чтобы переходить на сторону врага, с которым он воевал еще в Первую мировую войну, а скорее для того, чтобы как-то защитить свое отечество. Ведь не убежал же он после революции в эмиграцию. Единственное, что смог для того сделать Зюзюкин, насчет этого Игнат Севастьянович не возражал, было назначение его старшиной роты.

Сухомлинов минут пять рассматривал карту. Затем тукнул пальцем чуть левее от их места.

— Здесь находится брод, — проговорил он.

— Откуда вы знаете?

— Я так понимаю, я должен ответить, товарищ лейтенант?

— Должны.

— Во время русско-германской я с отрядом разведчиков попытался проникнуть как можно глубже в тыл врага. Мы дошли как раз до этих мест.

— Понятно, — проговорил лейтенант и взглянул на точку на карте, куда указал старшина. — Далековато, конечно, а правее ничего нет?

— Мост. Вот только нет гарантии, что он не разрушен или не находится под охраной.

— Можно попытаться прорваться…

— Тогда уж лучше в лоб, товарищ лейтенант. Здесь, по крайней мере, нет пулеметных точек на стенах замка. Можешь убедиться. Предлагаю послать разведку и проверить, прежде чем туда, — старшина указал рукой в сторону замка. — Пусть прощупают.

— Разведчиков так и так пошлем. А вот насчет пулеметных точек ты, сержант, верно отметил. У меня такое чувство, что, кроме обывателей, там, пожалуй, никого нет. А то, что флаг не сняли…

Договорить не успел. Из калитки в стене с огромной корзиной вышла молодая женщина. Черное платье, белый фартук, несмотря на холодную апрельскую погоду, на ногах туфельки. Она подошла к бельевой веревке, поставила плетеную корзину на землю и начала доставать из нее простыни. До русских донесся мотивчик какой-то незатейливой песенки. Молодка, не обращая ни на что внимания, пела. Зюзюкину на мгновение показалось, что она вот-вот пустится в пляс.

Молодой лейтенант присвистнул. Старшина понимающе посмотрел на офицера. Зюзюкин женщин с прошлого года не видел. В самом конце тысяча девятьсот сорок четвертого года он угодил в госпиталь, где и провалялся аж до самого Нового года. Уж там-то офицер скорее всего оторвался на полную. Зато потом были непрекращающиеся сражения и переходы. Жизнь висела на волоске, и для какой-либо любви времени просто не было. А тут фройляйн. Да еще какая! Будь Сухомлинов помоложе, сам бы закрутил интрижку. Сейчас же, в глубине души, Игнат Севастьянович надеялся, что если между офицером и молодой фрау в будущем что-то произойдет, то будет только по обоюдному согласию. Бывший царский офицер ненавидел насильников. Сухомлинов надеялся, что лейтенант до их уровня не опустится и на отказ со стороны женщины среагирует адекватно. Не стоило вести себя по-фашистски.

Между тем Зюзюкин мысленно прикидывал их последующие действия. Сейчас с появлением мирных жителей обстановка кардинально изменилась. Убийство обывателей в планы не входило.

— Надо сделать все аккуратненько, — прошептал лейтенант. — Не хватало нам еще и мирных жителей уничтожать. Их вины в том, что фашисты напали на нашу землю, нет.

Они спустились с возвышенности. Бегом добежали до леска, в котором остановился лагерем их взвод.

Вошли в замок под вечер. Без шума, тихо. Да и чего было шуметь, как доложили разведчики Мордвинов и Челогуз, военных на территории усадьбы не обнаружилось. Жила в замке семья: старый барон с супругой, как выяснилось, очень ворчливой, их дочь, та самая, что развешивала белье, да две внучки (одной тринадцать лет, а второй четыре годика). Еще два месяца назад тут стоял немецкий полк, но и он после наступления Советской армии вынужден был отойти, оставив лишь взвод, состоявший в основном из необстрелянных юнцов, для обороны моста. Им предстояло дать бой, позволив тем самым минерам сделать свое черное дело. Все это лейтенанту Зюзюкину поведала молодая женщина. Вернее, рассказала она сержанту, а уж тот перевел ее слова для офицера. За все годы, проведенные на войне, лейтенант так и не выучил немецкий. Из всех слов знал только: «Гитлер капут», «хендехох» да «шнель». Зюзюкин внимательно слушал, делал пометки в блокноте, поинтересовался, отчего флаг с крыши не сняли. Получив ответ, тут же распорядился, чтобы рядовой Востриков стащил эту фашистскую тряпку. Уточнил у женщины, сможет ли она накормить бойцов. Девушка недовольно проворчала.

— Сами они, товарищ лейтенант, голодом сидят, — пояснил Сухомлинов.

Зюзюкин удивленно взглянул сначала на старшину, потом на женщину. Впервые он смог разглядеть ее. Когда на берегу в бинокль разглядывал, не вглядывался, да и что там увидеть можно было, затем, когда в замок вошли, их старик встретил, клюшкой размахивал, словно шпагой. Пытался атаковать, но его разведчики скрутили и в одной из комнат закрыли. Когда старик остыл, выпустили. Сухомлинов поговорил с ним, разъяснил ситуацию. Старый барон проворчал, но все равно признал свое положение. Долго ругался. То, что слова относились к Гитлеру и его окружению, догадаться было несложно. Затем, когда нашел свободную комнату, принялся изучать карту местности. Попросил только позвать хозяйку дома для разговора. Кинул взгляд, убедился, что это не супруга старого барона, а молодая женщина, вновь стал разглядывать карту. Так и слушал, что она говорит, ни разу не взглянув. Сейчас слова произнесенные задели за живое. Видел же он пасущихся около железных ворот двух козочек.

— А козочки? — поинтересовался Зюзюкин.

— Так это, товарищ лейтенант, для младшей девочки, — проговорил Сухомлинов, и офицер заподозрил, что тому удалось узнать очень даже много за то время, что они провели за стенами замка.