Алексей Абвов

Алхимик

ПРОЛОГ

Где-то в огромном замке, одиноко

стоящем посреди бескрайнего зеленого леса

Обрывки фраз на незнакомом языке, отдаленно напоминающие молитвенный речитатив. Шумы, шорохи, шаркающие шаги по каменной лестнице, ведущей куда-то далеко вниз.

В маленькую камеру с очень холодным воздухом, немного поежившись, вошел статный черноголовый мужчина с окладистой бородой, в белой одежде. Поежившись еще раз, брезгливо пнул ногой заросшего седыми всклокоченными волосами старика, лежащего на полу, покрытом прелой, давно несменяемой соломой. Несмотря на окружающий холод, замерзшим тот не был, хотя вообще выглядел действительно неважно. Долгие годы пребывания в столь неуютном подземелье никого особо не украсят. От шеи пленника тянулась тонкая золотистая цепь к кольцу, вбитому в каменную стену камеры.

— Зачем ты снова пришел, Усива? — Старик поднял свои пустые глазницы в сторону посетителя. — Неужели вы сами до сих пор не чувствуете дыхания Его Воли?

— Так скажи нам, ничтожным, ты, Слышащий Глас, кто в этот раз восстанет против Вековой Традиции?

Мужчина в белом презрительно щурился на пленника, но внутри лишь пытался за этой маской скрыть леденящий душу страх. Страх, который поселился в его сердце с момента, когда он впервые реально почувствовал сущность, которой выбрал служить.

— Придет новый Алхимик по следам первого, и в этот раз вы его не остановите… — Губы старика растянулись в улыбке, а лицо мужчины в белом исказил больше ничем не скрываемый ужас.

Глава 1

ПОПАЛ, ОДНАКО

«Я умер и оказался в аду», — прорывая невыносимую боль, пробилась одинокая мысль. Точно в аду, и дышать невозможно из-за серной гари. Масло у чертей там на сковородке подгорело, что ли? И почему тогда боль идет сразу со всех сторон моей тушки, ведь поджаривать-то должны только с одной? Странные какие-то посмертные мысли, однако.

Попытка пошевелиться не дала ровным счетом ничего, а боль только усилилась. «Что ж, если все же еще чуть-чуть жив, то хоть позвоночник не сломан, — пробилась в сознание позитивная мысль. — Блин, доигрались, доэкспериментировались, умники недобитые». Последнее, что помню из своих жизненных переживаний, — яркую, беззвучную вспышку на месте четвертой лаборатории, потом какая-то чрезвычайно холодная волна сшибла меня с ног, и наступила темнота. Следом пришла боль, от которой можно сойти с ума, но, так как я уже мертв, это совсем не принципиально. Говорят, и к адскому пламени можно постепенно привыкнуть, все равно впереди целая вечность. Впрочем, мои мучения оказались совсем недолгими, вновь и вновь проваливался в спасительное забытье, и адское пламя на какое-то время отступало, дабы вскоре вернуться с новой силой.

Пульсирующая боль оказалась немного разбавленной ощущением чьего-то близкого присутствия. Если поверить остаткам прежних чувств — меня куда-то тащат за ноги и за руки. И делают это, судя по всему, достаточно аккуратно. Неужели все-таки дождался спасателей? Как хорошо почувствовать себя вновь живым. Может, это всего лишь галлюцинация, но… Слабый толчок — и резкая волна сокрушающей боли опять опрокидывает меня в темноту беспамятства.

Голоса. Странные голоса, бла-бле-блу-блю… бу-бу-бу… ничего невозможно понять. Ни на один из известных мне языков они не похожи. И даже звуки этих голосов непривычны, нет ни рычащих, ни шипящих, даже зудящих не слышно. Но вот горячая эмоциональность в голосах чувствуется. Двое о чем-то оживленно спорят или, вернее, ожесточенно торгуются, и им иногда в тон поддакивает третий голос. Боль уже вполне можно терпеть, только вот пошевелиться не получается. И здесь не воняет смрадной гарью, зато благоухает давно нечищенным отхожим местом. Явно совсем не городская больница, куда, по идее, меня должны были бы доставить спасатели. Интересно, куда же я попал-то?

В очередной раз прихожу в себя от того, что кто-то пытается влить мне в рот отвратительную по горькости и прочим вкусовым качествам жидкость. Хинин, считающийся эталоном горькости, по сравнению с этим пойлом — так, всего лишь легкая приправа к джину и тонику. Не в силах сопротивляться, проглатываю — и опять едва не проваливаюсь в темноту. Растекающаяся по телу боль продолжает часто пульсировать, но ее уже можно постепенно вытеснить из своего сознания, как учили нас на тренировках. Титаническим усилием воли открываю глаза и замечаю слабый луч света, падающий откуда-то сбоку. Пару минут еще прихожу в себя, прежде чем собираюсь осмотреться вновь. Шевелить головой даже и не пытаюсь (знаю — бесполезно), однако в поле зрения ничего примечательного не попадается. Судя по всему, нахожусь где-то на сеновале, рядом с тем самым благоухающим нужником. Или в самом нужнике, устроенном на старом сеновале, — по запаху и не отличишь. Боже, ну за какие грехи мне выпали столь странные адские муки, еще бы понял пляшущих чертей с вилами и котлы с кипящей смолой, а тут не жизнь и не смерть, как у того самого кота Шредингера, сидящего в черном ящике в ожидании незнамо чего. Стоило заметить, усилия воли постепенно давали желанный результат — боль стала постепенно спадать, превращаясь в тягучую слабость, и я, похоже, просто уснул, а не провалился в зыбкое небытие, как все прошлые разы.

Бу-бу-бу… — опять кто-то стоит надо мной и что-то пытается говорить. Или он просто говорит себе под нос, что-то делая с моим многострадальным телом? Похоже, второе. Очередная попытка пошевелиться ни к чему положительному не привела, но и резких болевых вспышек тоже не последовало. Можно сказать — иду на поправку, если медленно не подыхаю, благополучно не ощущая постепенного отмирания болевых рецепторов. Время вскоре покажет. Опять в горло вливают гадостный отвар, который быстро погружает в сон.

Глава 2

СОН

Небо. Удивительное звездное небо с мириадами искрящихся огней в вышине. Яркие звезды чарующе манят к себе, и стоит только легко оттолкнуться от земли и взлететь ввысь, приблизиться к этим далеким огням и обрести долгожданный вечный покой среди них… Стоит лишь сделаться немного легче воздуха. Так просто — всего лишь оттолкнуть лишние молекулы газа вокруг себя, создав сильное разрежение за мембраной внимания. Это же сон, в нем все можно, важно лишь хорошо захотеть.

Слабый толчок — и вот я уже лечу к далеким звездам, медленно устремляясь в ночную высь, поднимаясь все выше и выше. Вокруг становится холоднее, холод постепенно сковывает мое призрачное тело, но сознание продолжает стремиться дальше. Еще чуть-чуть поднажать, отталкиваясь живой волей от далекой поверхности, надо только набрать побольше скорости — и вырваться наконец-то из этого суетного мира, обретя свое последнее истинное желание. Но прозрачный купол небес не пропускает меня. Со всей силой ударяюсь о призрачный свод и стремительно лечу вниз.

Едва открыв глаза, понимаю, что действительно упал откуда-то сверху. Всюду разбросан какой-то мусор, палки, рваные тряпки, гнилое сено, а сверху, в проломе бывшего потолка, сияет то самое далекое звездное небо, к которому я так стремился в своем странном сне. Вокруг царит пронизывающий холод — прямо как там, в недоступной небесной вышине. Даже белая искрящаяся изморозь вокруг высыпала. Ого, да у меня, оказывается, получается пошевелиться! Преодолевая сковывающий холод и парализующую слабость, ощущаю движение пальцев рук и ног, сдвигаю вбок голову, чтобы лучше осмотреться. В этот момент меня окружают какие-то люди в темной одежде, со светящимися в руках небольшими предметами. Пытаюсь разглядеть их и с удивлением понимаю, что это один и тот же бородатый мужчина с каким-то странным фонарем в руке, во множестве своих иллюзорных копий. Он протягивает в мою сторону руку, и я опять резко проваливаюсь в забытье, как от удара чем-то тяжелым по голове.

Последующее возвращение к реальности, по сравнению со всеми предыдущими, оказалось на редкость приятным. По крайней мере, боли уже не было, разве только ее далекие фантомные отголоски. Да и сама атмосфера окружающего места оказалась заметно лучше предыдущей. Сортирного смрада не ощущалось, мое тело лежало на низкой деревянной лавке, а голова покоилась на самой настоящей подушке, плотно набитой какой-то приятно пахнущей травой. Однако и поводов для оптимизма тоже как-то совсем маловато — руки и ноги крепко связаны, а тело притянуто к лежаку парой ремней. То есть при всем желании я никак отсюда не сбегу и даже не улечу, разве только вместе с самой лавкой. Интуиция подсказывала — это никак не получится, причем не получится именно тут, а не вообще. Странные такие ощущения, новые и непонятные. Сон — не сон, явь — не явь, мура какая-то. Хоть я и «рожденный ползать», но полеты во снах преследовали меня с раннего детства. В отличие от некоторых других, я не мог в полной мере насладиться ими, всегда сильно пугался, просыпаясь в холодном поту. А сейчас вообще не разобраться, где тут сон, а где явь. И почему мне вдруг так сильно захотелось улететь в звездное небо и остаться там навсегда?

Делать было абсолютно нечего, а потому занялся неспешной ревизией организма, полагаясь на свои чувства. Если отбросить всякие странности, творящиеся с головой, можно уверенно сказать — здоровье удовлетворительно, могу уже нормально передвигаться, если меня милостиво согласятся развязать. Силенок, понятно, еще маловато, но это дело поправимое. Кстати, желудком изнутри вспоминаю — последний раз что-то ел еще до своей «смерти». А в этом «аду», похоже, пища явно не в моде. Не принято тут кормить грешников. Хотя нет, чем-то ведь меня поили. Гадость знатная, помню. Да и организм говорит, что в нем присутствует некоторое количество излишней жидкости, от которой стоит при первой возможности избавиться. Пока еще терпеть можно — все же лежать в мокроте не самое приятное дело. Итогом — записываю себя в условно-выздоравливающие, правда, пока не определяя однозначно, хорошо это или не очень. Судя по тому, как меня надежно связали, есть что-то такое, о чем непременно узнаю через некоторое время. Совсем не факт, что это мне понравится. Но если бы хотели убить — могли это давно сделать, а так есть надежда на немного лучший исход. Мало ли какой подарок приготовила мне судьба-злодейка.