Алексей Бессонов

Узел проклятий

Часть I

Осенний ветер, играя ветвями большой старой яблони, со стуком швырнул одну из них прямо в рифленый переплет окна второго этажа. На выложенную плиткой дорожку, обвивавшую массивный дом, хлопнулись несколько запоздалых предзимних яблок.

— К утру похолодает, — произнес высокий мужчина с красноватым носом, попыхивающий у окна длинной трубкой.

— Никогда не поселился бы в этом поясе, если бы не жена, — сипло ответили ему из глубины комнаты. — Здесь снег… ненавижу. Впрочем, вам все равно этого не понять, Тадек. Сколько раз в жизни вы видели снег?

Носатый повернулся к хозяину, устроившемуся в кресле спиной к камину, и зачем-то одернул на себе темно-фиолетовый камзол имперского прокурора.

— Раз пять, дорогой Джимми, и мне этого хватило, уж поверьте. Однажды меня даже заставили кататься на лыжах — никогда не встречал более идиотской забавы. Впрочем, пускай любители снегов развлекаются, как им угодно. Нам до них дела нет…

— А мне недавно приснились лошади на отцовской ферме: десятка два, почти диких красавцев — солнце, золотое поле, холмы на горизонте… ну, да вы знаете, что такое Орегон. И я, маленький, с восторгом смотрю на них снизу вверх.

— Насколько я помню, ваш брат и сейчас знатный заводчик. Где он заседает — в Исполнительном?

— Уже год как в планетарном сенате… Какое это имеет значение, Тадек? Я почти три десятилетия смотрю на всю эту мерзость, на это холодное лето, на этот снег… мне говорят: в действительности климат у нас просто райский, а наблюдение за сменой сезонов — это отдельное удовольствие… Тадек, Тадек, но мы-то с вами знаем, что истинное наше призвание — это зеленые поля, лошади, гепарды и вечер с книгой…

— Вы раните меня, Джимми.

— А! Теперь у юристов правда приравнивается к нанесению телесных повреждений! Мой бог, куда катится Империя! Идите лучше сюда, я налью вам еще виски.

Хозяин упруго выскочил из кресла и, наклонившись над небольшим круглым столиком, поднял высокую бутыль с печатью на горлышке.

— Напитки вашего дядюшки я готов пить хоть ведрами, — доверительно сообщил ему прокурор.

— Разумеется. — Хозяин выпрямился с парой высоких стаканов в руках: чуть седоватый, не слишком высокий, плотно сложенный. — Прошу.

— Всякий раз, как вы так поворачиваетесь, я вижу в вас десантника, — усмехнулся прокурор, принимая с благодарным кивком свой стакан. — А ведь сколько лет?..

Джимми добродушно блеснул из-под густых бровей выпуклыми черными глазами:

— После лампас мне не оставили выбора. Недавно снова сдавал аттестацию на чин, генеральский минимум — все в зачет. Так что…

— А еще жалуетесь на климат…

Имперский прокурор первого ранга Тадеуш Лоевски, почти полтора десятилетия просидевший на должности Исполнительного Прокурора Сената Империи Человечества, знал сенатора Лоури как облупленного. Лишь пять с небольшим лет генерал провел на службе в различных околосенатских ведомствах, после чего был избран, — и избирался уже третий раз подряд, потому что иначе и быть не могло… Семья Лоури первой удобрила Орегон своей кровью, вычищая бескрайние, всегда теплые равнины от хищников. Лоури, Маклеоды, Бенюки держали в своих руках не только земли и сверхприбыльный агробизнес, но еще — банки и шахты, транспортные компании и верфи. Такие всходы принесли плоть, кровь и пот, без всякой меры тратившиеся в первые годы колонизации.

Лоевски знал, что свое колоссальное имперское содержание, равно как средства на свиту, охрану и прочее, лорд Лоури отправляет в благотворительные фонды. Что секретарши у него из семей фермеров-арендаторов, а охранников он набирает исключительно в своем легионе, почетным шефом которого состоит. Исполнительного Прокурора подобные казусы не волновали ни в малейшей степени, более того, сам он вел себя примерно таким же образом: рожденный в одном из старейших замков Кассанданы, лорд Лоевски не мог прикоснуться и к пенсу имперского жалованья.

— Юшманов начинает меня бесить, — хмыкнул Лоури, глянув на циферблат карманных часов.

— Уже десять минут, — кивнул Лоевски. — Но у него всегда так…

Прокурор сделал, наконец, глоток. Мягкий аромат «Лоури фэктори оф Орегон» сразу же привел его в мечтательное настроение. Ему был крайне неприятен разговор, ради которого Лоури ждал на своей вилле сенатора Юшманова, но Лоевски понимал, что разговор этот неизбежен. Он затянулся, выдохнул и снова повернулся к окну: небо было серым, словно несуществующим вовсе, и лишь холодный ветер все так же гулял в роскошном фруктовом саду. Сад являлся любимым капризом сенатора, капризом, не позволяющим забыть далекую ослепительно солнечную родину.

— Летит, — с неудовольствием произнес прокурор и потянулся к оставленному на столике стакану.

Людей на вилле Лоури сейчас не было вовсе. К полуночи сенатор заказал для себя и Лоевски две пары профессионалок, а что касается охраны… Легион-генерал Джеймс Лоури еще с лейтенантской юности привык орудовать мечом плечом к плечу со своими солдатами.

— Я открою, — хозяин выпрыгнул из кресла и метнулся к двери.

Лоевски покачал головой. Он все так же смотрел в окно.

Свист коптера стих. Через некоторое время прокурор услышал хлопок двери в холле. Лоевски пожевал губами, выколотил в пепельницу догоревшую трубку и достал из длинного кожаного кисета другую, с вытянутым янтарным мундштуком. Торопливо набив ее табаком, он успел сделать глоток: дверь кабинета щелкнула.

Юшманов, круглонеопрятный в своем дорогом деловом костюме, вкатился колобком, затормозив возле камина.

— Вы посмели явиться сюда со свитой, — холодно произнес Лоевски.

— Но я не умею управлять этой чертовой хренью! — живо возразил ему гость, наводя прицел на бутыль посреди столика. — Не надо меня путать, Прокурор! Это вы, колонисты, с детства приучены ездить и летать на всем… у нас в Метрополии другие порядки.

— Попробуйте виски, Николаус. — Лоури уже вернулся в свое кресло: откинув правый подлокотник, он достал оттуда заиндевевший стакан, налил до половины и протянул Юшманову. — Присаживайтесь: на столе у нас чудные бисквиты.

Сенатор живо запустил в глотку содержимое своего стакана и вцепился зубами в бисквит.

— Превосходный напиток, — сообщил он, прожевав.

Лоури добросовестно налил ему полный:

— Вы, я полагаю, знаете, о чем пойдет разговор, ради которого мы…

— Давайте без трепа, — сощурился Юшманов. — Здесь не Аврора и не Кассандана. Что именно вы готовы сдать? Могу повторить для недоумков: моих работодателей интересуют только две вещи — «возраст принятия решения» и бюджет Метрополии.

— Возраст вообще не может дискутироваться, — подняв брови, произнес Лоевски. — Это решение разрушит Вооруженные силы.

— Да? — повернулся к нему Юшманов. — А что же делать Сенату Человечества с миллионами материнских жалоб? С жалобами матерей, чьих четырнадцатилетних детей утащили на смерть обещаниями райских благ?

— Вы сами просили без трепа, — вздохнул Лоури. — И позволю себе заметить, что любая деятельность вербовщика вне стен офиса — незаконна. Так что пускай ваши двинутые мамочки засунут себе свои «утащили» в одно широко известное место. Если мамаша считает, что судьба имперского солдата позорна, я лично приглашу ее на сессию, и пускай она повторит это для всех. Особенно для матерей солдат, не пришедших с войны…

— Я еще хотел бы знать, на какую такую смерть их «утащили»? — повернулся Лоевски. — Если мне не изменяет память, первое жалованье кандидата в рядовые, находящегося в учебном лагере, сопоставимо с заработком квалифицированного оператора в тяжелой промышленности. Или я не прав, сенатор?

Лоури махнул рукой.

— Мы готовы подвинуться в бюджете, — сказал он. — И очень сильно, не глядя даже на то, что наше голосование вызовет бурю в крупных колониях. Но вопрос, о котором мы говорим…

— Вопрос все равно будет обсуждаться в комитете, — пожал плечами Юшманов. — А цифры могут быть изменены в ту или иную сторону. Цифры, друзья мои, и на большее вам рассчитывать не приходится. Не стану спорить, вы можете здорово подпортить нам кровь при фракционном голосовании, но кардинально изменить уже ничего нельзя.

— То есть, — прищурился Прокурор, — таможенный сбор будет вынесен на бюджетный комитет в любом случае?

Сенатор Юшманов поднял на него смеющиеся глаза:

— Конечно. Иначе я не стал бы лететь сюда через полпланеты.

— Просто поразительно, до чего мы дошли, — развел руками Лоури. — И до чего дойдем в дальнейшем…

— Ай, не надо! — отмахнулся Юшманов. — Вы еще разрыдайтесь. Если упрямые колонисты не хотят содержать Метрополию, мы заставим их раскошелиться законодательным порядком. Это — простой и естественный ход вещей, не так ли, джентльмены? Колонии стали вызывающе богатыми… Конечно, подобное развитие событий следовало предусмотреть еще лет тридцать назад, но проклятая война все поставила с ног на голову.

— То есть рост благосостояния колоний вам, коллега, не совсем по вкусу?

— Он мне совсем не по вкусу, и вы не хуже меня знаете, почему. Ситуация, когда в стремительно богатеющем государстве власти приходится униженно выпрашивать у нуворишей пару пенсов — абсолютно ненормальна. И не надо мне говорить о росте налоговых поступлений. Я финансист, я прекрасно вижу все своими глазами. Метрополия практически потеряла контроль над финансовыми потоками колониальных компаний. Им уже не нужны наши банки — завтра они станут плевать на наши постановления. Значит — все, точка: необходимые нам средства мы будем изымать путем принятия тех или иных решений на уровне Сената Человечества. В противном случае, у нас получится не государство с сильной центральной властью, а какой-то бардак.

— Бардак уже начался после введения колониальных таможен, — хмыкнул Лоевски. — Появление реальных, а не декларативных пошлин вызовет сумасшедший бум контрабандных перевозок, с которым не справится ни транспортная жандармерия, ни оперативные силы местных прокуратур… никто.

— Может, мы все-таки перейдем к цифрам? — заерзал Юшманов.

Лоури встал и, пожевав в коротком размышлении губами, с улыбкой протянул ему руку:

— Мы очень благодарны, дорогой коллега, за ту информацию, которую вам угодно было предоставить. Сейчас, увы, я не могу взять на себя смелость предлагать вам какие-либо сделки. Я, как вы понимаете, не один на свете… еще раз благодарю вас.

Сенатор Юшманов вскочил на ноги, недоуменно переводя взгляд с непроницаемого Лоури на ухмыляющегося Лоевски, и наоборот.

— Вы это серьезно? — Растерянность в его глазах выглядела совершенно детской.

Лоури смиренно покачал головой.

— Вам это даром не пройдет, господа…

— Еще бы, — негромко, но отчетливо произнес Лоевски, когда Юшманов шмыгнул в распахнутую хозяином дверь кабинета.

Прокурор раскурил погасшую трубку и, подойдя к окну, проследил взглядом за поднимающимся в вечернее небо коптером Юшманова. Ему страстно хотелось плюнуть вслед.

— И что теперь? — спросил он Лоури, когда тот вернулся в свое кресло.

— Теперь придется делать то, о чем мне не хотелось даже думать. Мы будем громить их бизнес-структуры в «олдовых» мирах и начнем, пожалуй, с Кассанданы…

— Мне поговорить с людьми СБ?

— Давно пора. Давайте-ка выпьем еще по капле и вспомним, какие из мафиозных семей мы разглядывали в лупу… как раз для такого случая. Разворачивайте досье, Тадек, шлюх нам привезут еще не скоро.

Глава 1

…Резные двери кабинета разъехались в стороны, и Йорг Детеринг привычно вскочил, оправляя на себе свободный светлый пиджак. Небольшой, со вкусом обставленный холл, где Йорг коротал время за журналами и ледяным чаем, стал как будто еще меньше, уж очень крупными были двое мужчин, почтительно, с поклоном желающие всего наилучшего человеку, которого он сопровождал, — тоже высокому, но тонкому, с породистым бронзоватым лицом, юристу Метрополии.

— Всегда к вашим услугам, джентльмены. — Тарас Ицко-Матео чуть склонил голову и рывком обернулся, ища взглядом Детеринга. — Вперед, мой страж.

Детеринг шагнул к выходу. Двухметровая секретарша за дверью вздернулась во весь рост и нажала что-то на своем пульте, вызывая лифт.

— Теперь — Порт-Кассандана, — сообщил юрист, когда зеркальная кабина доставила их на первый этаж роскошного офисного билдинга.

— Машина ждет в терминале лорда Уилкса, — бесстрастно сообщил Детеринг.

— Вы начинаете мне нравиться, майор, — хмыкнул Ицко-Матео.

— Полагаю, — Йорг распахнул перед ним дверцу огромного темно-красного «Лэнгли», — вы достаточно хорошо изучили мое досье.

— Именно поэтому я выбрал вас в качестве сопровождающего и доверенного лица. Признайтесь честно, вам ведь скучно в Ной-Венеции?

— После двух лет, проведенных в дипмиссии, мне будет весело даже в похоронном бюро. — Детеринг запустил двигатель и двинулся вперед, выруливая с забитого машинами паркинга.

— Ну, я не думаю, что вы занимались там исключительно церемониями, — дружелюбно рассмеялся юрист.

— Да, — кивнул Йорг. — Не исключительно… еще я нажирался всякой дряни с корварскими пиратами и лидданскими гандилерами, размышляя о том, вернусь ли утром домой. Но сказать, что мне было весело, я не могу.

— Кажется, история с головой генерала Ледневски здорово попортила нервы вашему начальству. Скажите, Йорг, мы с вами уже третьи сутки неразлучны, а я от вас и двух слов не услыхал, скажите, если б вы знали, кто и какие деньги обещал вашему страстотерпцу, вы поступили бы точно так же?

Детеринг вылетел на ситивэй и прижал акселератор.

— Меня сориентировали на строго определенную цель, ваша милость, — ответил он. — Ни на что другое я отвлекаться не мог. А еще офицерам вменено в обязанность писать отчеты: подобного рода сочинения часто бывают куда более энергозатратными, нежели сама операция.

— Но та операция изрядно затормозила вашу карьеру, — заметил юрист. — Вы получили очередной чин, и ничего более — зато вас пришлось прятать на Россе…

— Судьба солдата полна превратностей. Я привык выполнять приказы, и никому еще не приходило в голову требовать от меня большего.

Ицко-Матео понимающе кивнул и ничего не ответил.

Через десять минут «Лэнгли» въехал на территорию небольшого частного аэродрома и, не останавливаясь, зарулил в открытый ангар, в котором стоял четырехмоторный трансконтинентальный коптер бизнес-класса. Экипаж — двое пилотов и высокая худая стюардесса с неприятным злым лицом — уже ждал у трапа. Юрист, не обращая на них ни малейшего внимания, исчез в салоне, а Йорг задержался с чемоданами и своей сумкой, лежавшими в багажнике кара. Помогать ему никто и не подумал: едва спина Ицко-Матео скрылась в прямоугольном проеме, вся троица рванула следом.

«Лакейская кровь, — философски подумал Йорг. — Впрочем, им, пожалуй, неплохо платят…»

Он впихнул багаж в специальный шкаф слева от входа и устроился в кресле у иллюминатора за спиной шефа. Негромко взвыли двигатели. Выкатившись из ангара, коптер остановился: очевидно, пилоты ждали команды диспетчера.

Йорг вытащил из внутреннего кармана пиджака сигару и замер, раздумывая, стоит ли беспокоить шефа, но тот не дал ему раскрыть рта:

— Курите, майор. Стюардесса! Извольте пару виски. У вас сигары, Йорг?

— Если хотите, могу угостить. — Детеринг приподнял в удивлении брови.

На этот раз Ицко-Матео развернулся вместе со своим массивным креслом.

— У меня очень острый слух, — пояснил он с улыбкой, — но при этом полное отсутствие слуха музыкального. Парадокс, не правда ли?

— Так бывает, — вежливо кивнул Детеринг. — Что же — сигару?

— Собственные плантации? — поинтересовался юрист, обнюхивая предложенную ему пузатую сигару ручной работы.

— Не так чтоб собственные, — дернул плечом Детеринг. — Но и не чужие. Сент-Илер, как вы понимаете.

Ицко-Матео щелкнул карманной гильотинкой и протянул ее Йоргу; тот в ответ поднес шефу длинную горящую спичку.

— Аромат очень даже…

— Да, ваша милость, табак недурен, уж слишком много лет ушло именно на этот сорт.

Юрист кивнул и с явным удовольствием поднял тяжелый стакан:

— Что ж, тогда выпьем за терпение, приводящее к достойным результатам. Мне, знаете ли, терпенья не занимать…

— Я догадываюсь, ваша милость. Карьера сенатского поверенного требует большого самообладания. Я бы не справился.

— Вы, майор? Что ж, может быть. Я-то точно не справился бы с вашими делами. Для такого рода службы нужна фантазия, полет мысли, а у меня нет ничего, кроме усидчивости и некоторой интуиции. Вы, кстати, часто бывали в Порт-Кассандане?

— Заносило по службе.

— Город больших возможностей, майор…

— Безусловно, ваша милость. Но мрачные рожи аборигенов меня иногда просто пугают.

— Как вы сказали, мрачные рожи? — Ицко-Матео искренне расхохотался и поставил опустевший стакан на столик. — Н-да, мне они тоже иногда кажутся излишне серьезными. Впрочем, не нам их судить.

Коптер набрал высоту, движки развернулись для горизонтальной тяги, и бесконечные разноцветные поля департамента Ной-Венеции исчезли из виду, скрывшись под облаками. Здесь, пожалуй, Йоргу нравилось больше, чем где-либо еще, не считая родного Сент-Илера. Он не упускал случая выматериться по поводу немыслимой, на его взгляд, дороговизны всего и вся, но мягкий субтропический климат, добросердечные люди, тишина и чистота столицы богатейшего аграрного пояса, — все это делало Ной-Венецию весьма привлекательным местом. Оказавшись здесь в лейтенантской юности, он получил служебную квартирку в не слишком жирном, но все же респектабельном приморском районе и долго не мог привыкнуть к некоторым нюансам своего нового бытия. На службу, как выяснилось, можно было ездить в форме, потому что участковый капитан, в принципе, не умел держать язык за зубами, и уже через месяц престарелые леди, ковыряющиеся в саду их десятиэтажного кондоминиума, начали приветствовать его «милорд лейтенант»; неделей позже ему представились, случайно встретившись во дворе: местный терапевт с частной практикой («Для приезжих наш климат может быть коварен… о нет, милорд, я не смею намекать, но если что, ко мне ближе, чем в госпиталь, а вас я приму в любое время суток!»), хозяин местного таксопарка («Мало ли что, милорд, вот вам карточка: будет надо, я приеду сам, и даже на лимузине»), хозяин лучшего бара и, как положено, содержательница борделя. Испугавшись, Йорг сперва решил написать рапорт по начальству, однако через некоторое время понял: соседи вовсе не лезли в его дела, они просто стремились помочь юному офицеру с другой планеты, оказавшемуся в новом для него мире. Здесь все друг друга знали и раскланивались при встрече. После того как лейтенант Детеринг приволок в полицейский участок двух завязанных в узел громил, которые у него на глазах дубасили таксимэна дядюшку Саркиса (Саркис передал дела ночному диспетчеру и решил прогуляться пешком, а Йорг возвращался домой после затянувшегося совещания), старушки перестали воспринимать его в качестве юноши. Теперь он ходил в бар дядюшки Тоби с девочками из заведения тети Сони, что отнюдь не считалось безнравственным — офицер! — а когда в один прекрасный день Йорг Детеринг вышел из лимузина с новенькими погонами первого лейтенанта на плечах белого парадного мундира, старушенции, все так же хлопотавшие в саду, бросились собирать для него цветы…