Алексей Осадчук
Белый воин
Пролог
— Мой король! Раггхи и горрды уже в нижних залах! — Воин, принесший весть, стоял перед своим повелителем, прижав правую руку к груди в приветственном жесте. Его левая рука висела безвольно, как плеть, а доспех, перепачканный кровью, был весь в разрывах и вмятинах. Несмотря на плачевный внешний вид, в глазах ратника, еще не остывшего от последней схватки, горел огонь. Король молча кивнул воину. Было не до церемоний. На глазах Родэрика Второго, потомка великого Рианна Мудрого, гибло все. Все, что создавалось несколькими поколениями великой династии Вилаваров. А за стенами Жемчужного дворца умирали подданные, вверившие жизни своему правителю…
Если бы король услышал подобную весть еще месяцев шесть назад, то он наверняка усомнился бы в душевном здоровье посланника. Но как ни прискорбно было осознавать, слова гонца являлись чистейшей правдой. Меленвиль, сильное и, пожалуй, самое могущественное государство Дорна, доживало последние мгновения…
Древний ужас Безымянных земель, похороненный несколько веков назад, снова обрел жизнь. Сперва под его натиском пала Сумеречная крепость — нерушимая твердыня, столетиями защищавшая Меленвиль от кровожадных орд… Затем не стало Италена и Некаста — сильных и хорошо защищенных городов… И вот теперь полуживой воин приносит весть о том, что враг хозяйничает в нижних залах королевского дворца. Родэрик видел кровь на латах гонца, слышал шум сражения, но отказывался верить в происходящее. Этого просто не могло случиться! Колыбель династии Вилаваров, лучшее из творений энанов, вот-вот будет захвачена! Не может быть!.. Но шум боя доказывал обратное… Все кончено.
Тяжелый взгляд монарха был полон боли и отчаяния. Чувство бессилия, словно кровожадный монстр, разъедало его душу. Скорбь по погибшим холодными пальцами сдавила сердце…
«Ну ничего! — успокаивал король сам себя, до боли сжимая кулаки. — Недолго осталось ждать смерти! Скоро я присоединюсь к моему народу! Скоро!»
Неожиданно тяжелые мысли прервал тонкий детский всхлип. Родэрик обернулся и встретился взглядом с Элеонор. Королева Меленвиля стояла чуть поодаль от своего царственного супруга и качала на руках пятимесячного сына — наследника уже не существующей империи… «Как же она хороша!» — невольно восхитился король. Недавние роды не испортили красоты королевы. Напротив, она стала еще прекрасней. Тяжелые думы на мгновение ослабили железную хватку, сменяясь нежностью и решимостью…
Тем временем где-то там, на нижних этажах, затрубил рог…
Король быстро перевел взгляд на двери тронного зала. Сотворенные из альвийской красной древесины и обитые прочной голубой сталью, они скорее походили на большие ворота, чем на обычную дверь. На их створках был изображен герб Вилаваров, — древо, объятое пламенем, — искусно выполненный из золота и драгоценных камней.
В ста пятидесяти шагах от этих дверей, плотно сомкнув щиты, выстроились три дюжины тяжеловооруженных воинов. На высоких ростовых щитах красовались оскаленные морды пещерных медведей гризли, выгравированные черным серебром. За спинами щитоносцев расположился последний десяток обоеруких мечников. У каждого из них медальон с воющим варгом, волком, вымершим много веков назад. Справа и слева, по флангам, крайвы — лучшие лучники королевства. Воины ждали своего последнего часа…
Переливчатый зов рога повторился. Только уже намного ближе…
От созерцания жалких остатков некогда великой армии короля отвлек уставший тихий голос придворного мага:
— Мой мальчик, судя по звукам рога, твоя личная сотня вступила в схватку. Это нам даст еще немного времени. У меня почти все готово.
— Верю, Альдор, у тебя все получится, — ответил Родэрик своему другу и наставнику.
Королевский маг, сутулясь, стоял у вытесанного из серого камня пьедестала, на котором покоился небольшой синий полупрозрачный шар. Возложив на него обе руки, Альдор, прикрыв глаза, что-то тихо нашептывал. Постепенно шар начал менять цвет. Он становился все темнее и темнее… Голос Альдора дрожал от перенапряжения и усталости:
— Я, как и все мои предшественники, служившие вашим предкам, готовился к такого рода моменту. Веками накапливалась Сила для создания прохода… Осталось совсем немного…
Сильный удар сотряс входные двери.
Громкий звук, эхом ворвавшись в зал, ушел высоко вверх… Через некоторое время он повторился, а затем сплошным потоком посыпался град ударов разной силы…
Воины зашевелились — без суеты, без волнения. Им не в первый раз идти на смерть. Передний ряд бойцов ощетинился копьями, готовый принять первый удар на себя…
— Если в двери уже колотят, значит, нет больше марагарцев… — Воин со шрамом на лбу поднял два своих клинка вверх, отдавая последние почести павшим братьям. Его примеру последовали остальные.
Шар под руками Альдора окрасился в сиреневый цвет…
В зале потемнело…
Стены начали потрескивать, грозя лопнуть при первом же прикосновении…
Воздух сгустился, дышать стало труднее…
Напротив мага появилось голубое пятно. Сперва оно было не больше монеты, но затем, уже через несколько мгновений, выросло до размеров окна. Несколько ударов сердца — и пятно разрослось в дверной проем…
— Мой король, портал будет активен несколько минут, нужно торопиться! — воскликнул Альдор, морщась от перенапряжения.
Родэрик, подойдя к жене, нежно баюкающей малыша, наклонился и поцеловал младенца в лобик, что-то ласково прошептав. Он встретился взглядом с той, которая всегда была рядом с ним, обнял ее и погладил по волосам.
— Пора, — произнес он тихо.
— Пора, — ответила она.
Вместе они подошли к магу.
Король положил руку на его плечо и уверенно произнес:
— Я остаюсь, мой друг. Все, что я мог дать сыну, я уже дал. Теперь ты поведешь его по жизненному пути. Храни его и воспитывай, так же как и меня когда-то… Мы же обязаны остаться здесь. Это наш долг.
— Но… — Альдор был поражен. — Ведь это неправильно, мой мальчик, я уже стар…
Готовый вырваться из уст мага поток уговоров властно, но мягко оборвала королева Элеонор:
— Никто не сможет дать нашему сыну больше, чем ты. — В прекрасных темно-синих глазах застыли слезы, она протягивала свое сокровище пораженному магу.
— Но… — Старик начинал понимать, что король и королева давно все решили и что их уже никто не переубедит…
Маг, не сказав больше ни слова — времени осталось совсем мало, — бережно принял малыша, обернулся и сделал первый шаг к порталу. Альдор, неся свою драгоценную ношу, слышал, как король отдал приказ троим воинам сопровождать и защищать их.
Старик со слезами на глазах и болью в сердце пересек границу между мирами. Он уже не видел и не слышал, как входная дверь в тронный зал с ужасным скрежетом и треском проломилась, как в пролом ворвались первые скалящиеся твари, как в них полетели стрелы крайвов…
Он чувствовал только еле слышное биение крошечного сердца. Сердце того, кому суждено будет поднять из праха и пепла павший Меленвиль… Старик с младенцем на руках исчез в слабо мерцающем портале. Мгновением позже в нем растворились два варга и крайв…
Глава 1
Жизнь в интернате
— Ну и кто ж тебя такую к нам направил-то? Что же это в вашем пединституте для тебя других «практик» не нашлось? — начала свой допрос Клавдия Семеновна, или, как ее еще все называли, тетя Клава, работавшая главной поварихой, в Доме малютки номер три. Словно огромная гора, она возвышалась сейчас над невысокой щупленькой студенткой педагогического института Леной Зориной, сидевшей за столом на кухне столовки и без аппетита ковырявшейся в холодных «макаронах по-флотски».
— Ну почему же? — возразила Лена, отделяя алюминиевой вилкой серые кусочки фарша от разварившихся макаронин. — Нашлось. Только я сама сюда попросилась.
— Сама? — удивилась тетя Клава, сев за стол и налив себе из чайника бледно-розового компота в граненый стакан.
— Ну да. А что? Чем плохо это место? Вы же тут работаете…
— Хех… Я! Да я здесь, потому что другой работы не было… А ты… Ой, дитятко… Беги ты отсюда, пока сердечко не прикипело…
— Не прикипит, не волнуйтесь, а вот опыта поднаберусь. Как-никак я будущий психолог.
— Это да… Опыта тут хоть отбавляй… Вон их сколько, сиротинушек… И у каждого своя история.
Лена, поковырявшись еще немного в тарелке, отложила наконец вилку и спросила:
— Кстати, они ведь не все сироты? Ну в смысле у многих ведь родители еще живы?
Повариха вздохнула и ответила:
— Ох… Знаешь… Что они есть, эти родители, что их нет — все равно. Вон погляди на того мальчишку. Да вон того, в красной байковой рубашке. Это Сережа Филатов. Его у матери-алкоголички забрали. Мы его месяц потом откармливали — постоянно кушать хотел. А вон ту девочку в голубеньком платьице, Лидочку, родители сами отдали. Сказали, мол, седьмого ребенка не потянут… Вот так-то. А Гришеньку вообще в мусорном баке нашли…
Пораженная студентка молча смотрела на кушающих детишек. Они сидели в обеденном зале столовой на маленьких стульчиках за маленькими столами. Точно так же, как и в любом нормальном детском саду, только родители за ними никогда больше не придут… Раз седьмой для них лишний или в мусорный бак выбросили, значит, точно не придут…
— Хотя есть и такие, судьба родителей которых неизвестна. Им ставят в личные дела пометки «брошен», — продолжала тетя Клава. — Например, Саша Трофимов — вон тот мальчик, что сейчас делится с тем, что покрупнее его. Он появился у нас, когда ему было пять месяцев всего. И странное дело…
— Что? — спросила студентка заинтересованно, наблюдая за указанным малышом, щедро отсыпающим половину своей порции в тарелку другого мальчишки.
— Обычно о детях, поступающих сюда, все известно, а у Трофимова только имя да фамилия, ну и дата его поступления…
— И все?
— И все, — ответила повариха. — Даже Зоя Марковна, наша заведующая, затрудняется что-то сказать. Говорит, будто не помнит ничего. Странно…
— Действительно, странно… — согласилась Лена и снова взглянула на симпатичного мальчугана.
Саша Трофимов рос очень спокойным и не капризным мальчиком. Наверное, поэтому все нянечки и воспитательницы относились к нему по-особенному — никогда не повышали голос и не наказывали. Постепенно, с каждым прожитым днем, он превращался в любимца всего персонала. Ему чаще других детей перепадало от щедрот работников Дома малютки — то конфет подкинут, то кусочек сладкой халвы, а бывало, если уж очень повезет, то и импортную жвачку. Даже Зоя Марковна, не имеющая собственных детей, иногда брала с собой в город маленького Сашеньку, нарядив его в красивую одежду. Так они и прогуливались вдвоем по парку, будто бы настоящая семья. В такие дни заведующая покупала четырехлетнему мальчугану вкусное мороженое, сахарную вату и еще много всяких сладостей, и даже разрешала называть ее мамой.
Они привлекали к себе внимание. Люди иногда оборачивались, чтобы посмотреть на красивую женщину с красивым ребенком. Счастье переполняло детскую душу Сашеньки. Как же ему хотелось видеть в Зое Марковне маму! Маму, которую он никогда не знал и которую так хотелось иметь. Как потом он сам вспоминал, пребывание в Доме малютки было самым счастливым временем в его жизни…
Годы летели, а с ними взрослел и Саша…
Примерной датой появления Трофимова на свет принято было считать пятое марта. И сегодня праздновался его шестой день рождения. В столовой повариха Семеновна пекла свой фирменный пирог с яблоками, который так любила вся малышня. Воспитательница тетя Люба разучивала с детьми поздравления. Все как обычно. Но это уже была последняя страница его жизни здесь, с этими добрыми людьми… Его ждал «красный корпус» — так между собой все называли здание школы-интерната номер восемь, находившееся по соседству. Каждый ребенок, которому исполнялось шесть лет, переходил в подготовительный класс этого интерната со всеми вещами. Там начиналась новая жизнь…
— Сань, ты математику сделал? — спросил Вовчик Толстый, лежа на кровати и смотря в потолок. Он удобно устроился на железном, скрипящем сотнями пружин «ложе» и приготовился заниматься любимым делом — лентяйничать. В учебных заведениях, подобных этому, упитанные дети — фантастическое исключение. Каждодневное недоедание и, как закономерный итог, худоба — вот норма жизни всех интернатовцев. Володя же Гориков, а попросту Вовчик Толстый, опровергая все нормы и закономерности, являлся тем самым исключением из правил. Частые посетители школы-интерната, будь то иностранные спонсоры, привезшие очередную гуманитарную помощь, или же госинспекторы, «неожиданно» нагрянувшие с проверкой, заканчивающейся обыкновенно богато накрытым столом в школьной столовой, постоянно принимали Вовчика за сына Лаврентьевны — главной поварихи, имевшей довольно внушительные формы. Как ни странно, это очень импонировало Толстому, и даже сама повариха на очередной вопрос «А это не ваш сын?» — частенько отшучивалась: мол, внебрачный.
«Родство» с поварихой постепенно переросло в очень выгодные для Вовчика отношения. То ли это был результат постоянного давления на подсознание Лаврентьевны, то ли Толстый себя очень грамотно поставил — не суть важно. Важным являлось то, что Вовчик, как «внебрачный сын» главной поварихи, получил постоянный доступ в святая святых школы-интерната — кухню. Благодаря этому чистый вес и внутренний статус Толстого среди учащихся неимоверно вырос. Еще бы, теперь он мог достать все! Ну или почти все… Бывшие недруги мальчишки, постоянно пинаемого за чрезмерный вес и неуклюжесть, резко превратились в закадычных друзей и приятелей. Но Гориков на все имел свою точку зрения и дураком конечно же не был. Его единственным другом и, наверное, самым родным человеком был Саша Трофимов. Вместе они росли в Доме малютки, а затем вместе перешли в «красный корпус». Трофимов, единственный в этом злом и жестоком мире, всегда был рядом с Вовчиком и никогда не отступал, защищая слабого друга. Толстый являлся патологическим лентяем, за что ему, естественно, не раз влетало от преподавателей, а в особенности от Сергея Петровича, директора интерната. Жизненное правило Вовчика гласило: «Мало делай, но много получай». Правило это почти всегда действовало, но, увы, не так, как хотел сам Вовчик: делал-то он мало, а получал много, но зачастую — по голове.
— Сань, ты чего молчишь? Сделал или нет? — Толстый был настойчив. Правило правилом, но голова все же одна.
— Вот сейчас делаю, а ты мне мешаешь. — Саша привычно отмахнулся, внимательно читая учебник.
— А когда сделаешь, дашь списать? А?
— М-да, Вовыч, ты, как всегда, в своем репертуаре. Попробуй сам, это не так уж и сложно.
Саша, в отличие от Толстого, учился хорошо и даже с интересом. Особенно легко ему давался английский, так считал сам Константин Николаевич, их учитель. О! Как бы он удивился, если бы узнал правду о настоящих способностях своего ученика!
Тут нужно кое-что прояснить… Все дело в том, что с самого детства Трофимов понимал любой язык и воспринимал его как родной. Да-да, именно как родной. Он, конечно, никому об этом не говорил, не любил лишнего внимания, но, если представлялся случай, всегда старался проверить свой дар.
Впервые он заметил за собой эту особенность еще в первом классе, когда с одноклассниками поехал на экскурсию в ботанический сад. Построившись по двое и взявшись за руки, дети подходили к разным цветам, кустам и деревьям, о которых увлеченно рассказывала какая-то тетя в зеленом комбинезоне.
Итак, весь класс, шепчась, смеясь и разговаривая, остановился около клумбы с тюльпанами. Они были разные: чисто-белые, желтые, красные, желтые с красными пятнами, сиреневые в черную точечку… В глазах пестрило от разнообразия. Но Сашино внимание привлекли не цветы, а двое рабочих, объяснявшихся между собой жестами. Он уже знал из рассказов учительницы, что так разговаривают глухонемые люди, но увидел это впервые. И самым странным являлось то, что он их понимал, причем так, будто всегда говорил на этом языке.
Сначала мальчик подумал, что это плод его воображения, но фразы, которыми обменивались большие дяди, были ясны, хотя многих слов он вообще не понимал, так как не знал их значения.
«Как же можно фантазировать словами, которых не знаешь?» — удивлялся маленький Саша.
В тот день он постеснялся рассказать о случившемся учительнице, а потом это вылетело из головы, пока не пришло время изучать английский язык… А дело было так. После получения книг в библиотеке и предварительного просмотра, пятиклассник Саша как-то незаметно для себя углубился в текст одной из книжек… В ней рассказывалось, как английские туристы, путешествовавшие по Парагваю, обратились с вопросом к местному знахарю, по слухам практически безошибочно предсказывающему погоду на ближайшие дни. Действительно, старый пройдоха за небольшую плату сообщил, что сегодня и завтра будет пасмурно, но дождя не предвидится. Так и случилось. Два последующих дня небо было затянуто тучами, но дождь так и не пошел. Любознательные туристы снова попросили старика предсказать погоду на ближайшую неделю, но уважаемый знахарь ответил, что не может этого сделать по простой причине — синоптики по радио сообщили прогноз погоды только на ближайшие три дня. Рассказ был забавный, но Сашу смутили два момента. Первый — это слишком простой стиль повествования. Создавалось впечатление, будто текст написан для умственно отсталых. А второй момент — предлагалось его перевести, но не указывалось, на какой язык.
«Учитель потом объяснит», — подумал он.
Саша, закрыв книгу, хотел было отложить ее, но внимание привлекли заглавные буквы. Поразительно! Обложка гласила: «Английский язык. 5 класс». Трофимов дрожащими руками снова открыл учебник, перелистал несколько страниц… Да, действительно, буквы английского алфавита отличались от кириллицы, но для Саши были понятны.
Первый испуг прошел. Он на всякий случай протер глаза. А вдруг показалось? Но понимание никуда не исчезло. Значит, то, что произошло четыре года назад, — не случайность? Вспомнились разные мелкие случаи из жизни — например, всегда понятные голоса актеров в иностранных боевиках или услышанные на рынке разговоры гастарбайтеров. Особенно запомнился случай, когда в интернат приехала одна уже немолодая пара. Очень крупный мужчина и высокая худощавая женщина. Выглядели они достаточно нелепо, будто с другой планеты. Оба абсолютно рыжие, с множеством веснушек на лицах и руках. Они постоянно вертели головами, а мужчина периодически останавливался и щелкал огромным фотоаппаратом. Женщина часто тыкала пальцем то в одного, то в другого малыша и что-то объясняла своему спутнику.
Интернат в тот день просто кипел. Все готовились к приезду большой делегации из-за границы. Обычно в такие дни детей неплохо кормили, да и одевали в хорошую одежду, которую им выдавали специально для таких вот случаев. Но была еще одна причина суматохи: вши.
Два дня назад все вторые классы были обриты наголо и продезинфицированы «фузой». Ух и вонючая же это гадость! Так вот, все вторые классы, срочно построенные с вещами, ожидали прихода двух автобусов — их отправляли на неделю в местный лагерь «Орленок». По мнению руководства интерната, картина бритых девочек и мальчиков не самая подходящая для иностранцев.
