Глава 2

При других обстоятельствах Сашка, наверное, закатила бы тихую, ограниченную стенами комнаты истерику. Но свежая закалка тут же дала о себе знать. Она просто села на пол там, где стояла, позабыв про пылесос и осколки кружки. К сожалению, осколки о ней не забыли. Парочка впилась в ладонь, и спасибо, что не в то место, куда она феям хвосты приделала. Тут бы и проснуться — от боли-то. Но куда там! Боль была, а пробуждения не было, потому что она не спала.

— Вы живые? — спросила Саша в пространство. Прозвучало как-то тупо. Как будто она «му-у» произнесла. Дружная трехголосая трель, переходящая в смех, вновь была ей ответом. — Хорошо, я сейчас это переварю… Фейки, значит. Фейки-кофейки.

Когда в твою хорошую, спокойную, размеренную и почти совсем счастливую жизнь вдруг врываются боль и опасность, а уж тем более когда в нее вваливаются, нагло открывая дверь с ноги, чудеса, то есть один хороший способ сохранить здравый рассудок. Заключается он в том, чтобы заняться чем-то очень обыденным и милым: комнату прибрать, кактус пересадить или в коробках с кукольными платьями навести порядок. То что надо. Терапия как она есть.

В куклы Саша никогда толком не играла, но наряжать их и устраивать им «кофейню» обожала с детства. Сейчас кофейня не помешала бы ей самой. Причем как-нибудь так, чтобы из комнаты не выходить и с Серым не сталкиваться.

Саша осмотрелась. Почти все свои кофейные прибамбасы она держала на кухне (эту привычку теперь придется подправить!). Но кое-что оставалось в комнате — на случай, если за школьной домашкой потребуется живительная порция кофеина. На полке прямо над письменным столом пристроилась небольшая, самая небольшая из возможных, кофемашина.

Несколько кофейных капсул обнаружилось на другой полке среди ручек-маркеров, бумажных цветов и прочей ерунды. Из всех видов Сашкиной любви к кофе любовь к «машинному» была наименее сильной — не с океан, а всего лишь с море. Но Средиземное, никак не меньше. А сейчас, когда любопытство и остатки злости подталкивали под руку, благородный напиток в самом деле можно было «сдобрить-задобрить» стихоболтанием.

— Что там я этой тетке говорила? — спросила Сашка не феек-кофеек (ах, какое получилось название, самой приятно!), не себя даже, а окружающее пространство. Оно оказалось памятливым и незлым. Строки выскочили в памяти сами собой:

Раствори свою тоску
И отдай ее песку.
Черный, словно ведьмы кровь,
Кофе будет вмиг готов.
Страх свой лютый раствори,
Кинь в жаровню — пусть горит.
В светлом пламени зари
Кровь ведьмачью завари.
Как во сне или в бреду,
Я на свет бреду-бреду.
Кофе черен, перец ал
Мир людей для ведьмы мал…

Неизвестно, чего бы еще наболтала, да только феи вдруг сорвались с кромки стола, вспорхнули и выстроились в линеечку так, что каждая чуть ли не на голову следующей встала ногами. Эта фарфоровая линия превратилась в круг, круг начал вращение. Сашка машинально глотнула кофе из чашки.

И все изменилось.

Шалея от коктейля из невозможности и неоспоримой реальности происходящего, Сашка осознала, что она… нырнула в чашку, из которой только что пригубила. Такая вот прокофеиненная насквозь Алиса в Стране чудес. Только она не уменьшалась, а чашка не увеличивалась. Налицо явно был какой-то другой фокус пространства. И, увы, ни знаний, ни опыта, чтобы понять, что же произошло, Саше не хватало.

Глаза же, и прочие органы чувств со всей ответственностью заявляли, что воздух вокруг нее сгустился и покоричневел. Эдакие кофейные сумерки случились. Запах кофе тоже сгустился, прямо-таки сконцентрировался. Еще миг и — Сашкина комната исчезла, как бы скрылась по другую сторону… чего? Коридора.

Сомнений не было: Саша стояла в просторном коридоре в форме трубы, как будто попала в фантастический кофейный аквапарк для великанов. Этот трубовидный коридор был полностью выложен белыми и коричневыми плитками. Не ровными, как в ванных комнатах, а вогнутыми. Как же иначе сохранить скругленность пола, стен и потолка? Впрочем, такие обыденные понятия, как стены, пол и прочее тут не работали. Труба она и есть труба. И по ней совершенно определенно тек мощный поток кофе. Причем не ручей по щиколотку, даже не по колено. И не по грудь. Все в этом коридоре было суть — кофе, до последней молекулы атмосферы. И кофе двигался сильно, неотвратимо. Но при этом не сбивал с ног, даже не подталкивал. Как будто… как будто Сашка стала частью этого потока, но сохранила волю выбирать: двигаться вместе с ним, стоять на месте или вовсе против течения развернуться.

— Мамочки… — выдохнула она. Страшно не было. Почему-то от звенящего смеха феек-кофеек она в первый миг обомлела, а попав в неведомое пространство, ощутила только взбудораженность. Ха-ха… «только»! Каждая клеточка тела, даже в волосах и ногтях, взвинтилась в волнении, любопытстве и… радости. Сашка подняла руки, как в воображаемом полете, — специально чтобы ощутить одновременное легкое сопротивление кофейного потока и его податливость, готовность подчиниться ей. А потом сделала воображаемый гребок — словно не летела, а плыла. И в очередной раз остолбенела.

Ее руки белели фарфором — в точности как у феечек-кофеечек. Рисунок вен исчез, не говоря об отпечатках пальцев, волосках и всяких там порах-родинках-царапинках. Саша на всякий случай ущипнула себя за новую руку. Больно. И тепло на ощупь.

— С ума сойти… а хвост? — Она завертела головой, ища утвердительный или отрицательный ответ на этот шутливый, в общем-то, вопрос. Ответ был — да. Хвост колыхался воздушным плюмажем, вздымаясь немного выше Сашкиной головы. Наверное, тоже белой и бесчертной… или как правильно? Обесчерченной? В общем, без черт. Вот крыльев не оказалось. Ну и ладно. В кофейном потоке надобности в них не было. А хвостик красивый.

Феи, ставшие теперь не крупнее крошек ванилина, насыпанного в джезве, заметались над Сашиным плечом, взбалтывая кофейный поток.

— Это намек, что ли? Нечего на одном месте топтаться? Я и не собиралась. Просто огляделась немного. — И Саша решительно направилась туда, куда глаза глядели. То ли позволила кофейному потоку нести себя, то ли, наоборот, сама понесла весь поток с той скоростью, какую мимолетно захотела, — прямо как скорость ходьбы отрегулировала. Поток кофе шел вместе с Сашей, сквозь нее и вокруг нее. А там, где ветвился ее путь, окружающая среда немного менялась. Словно в однородный поток вплетались тонкие струи иных веществ — корицы, шоколада, сахара. Куда-то в сторону уносилось карамельное течение, еще откуда-то явно струилось молоко.

Сашка потрогала свою юбку, теперь тоже фарфорово-белую, но вполне обычную на ощупь. Не намокла, мелькнула запоздалая мысль.

Феи снова заметались над ее плечом. Саша почувствовала, как всколыхнулась кофейная атмосфера. Как будто крошки подталкивали ее, убеждая повнимательнее присмотреться к чудно́му месту, по которому теперь пролегал ее путь.

Ничего, в общем-то, не получилось. Ничего нового Саша не увидела. Присмотрелась еще раз. И, чтобы уж наверняка уловить хоть что-нибудь, — прислушалась. Зрение, слух, обоняние, осязание. Мало этих чувств, ох мало. Надо причувствоваться как-то еще. Как? Хотя оживила же она феек-кофеек, совершенно не зная, как это делается. Значит, и увидеть тоже получится.

Почему-то она решила, что лучше всего это делать с закрытыми глазами. Если надо узреть что-то большее, нежели человеческому глазу доступно, то поднятые веки — только помеха.

Саша зажмурилась и… ощутила себя настоящим слепцом. Как будто ее ресницы не просто опустились на щеки, но намертво в них вросли. На секунду ее охватил дикий, прямо-таки животный ужас — а что, если слепота останется навсегда? Но тут же накатил такой шквал чувств, что слепота показалась ерундовым неудобством. Нечто иное с лихвой ее восполнило. В потоке кофе неслись сгустки, струи, кляксы, мини-смерчики и черт знает что еще. И от каждого такого непонятного объекта в прямом смысле тянуло то тревогой, то радостью, то отчаянием.

— Ничего не понимаю, — выдохнула Сашка и рискнула коснуться многолучевой звезды, дразняще зависшей прямо перед ее лицом, и тут же с визгом отдернула руку. Потому что эффект был, как если бы сунула пальцы в розетку. Только не обычную, типа «Там ток, Сашенька», а скорее «Там печаль и ревность, Сашенька, да в такой концентрации, что несчастным электрончикам в проводочках и не снилась».

— Ну и почему не предупредили? — Собственный голос ворвался в верещащее от боли и страха Сашкино сознание, как свежий ветерок. Ну, или как таблетка «от головы». — Хоть бы за волосы дернули, или еще что-то в этом роде. Или это… как в фэнтези говорят: «Опыт, который всякая ведьма должна получить сама»?

В каком именно из — будем честны! Не то чтобы очень уж многих — прочитанных фэнтези-романов говорилось это, Сашка не помнила. Феи явно тоже начитанностью не блистали. Чуть увеличились в размерах, до видимости без прищура, и бестолково мельтешили перед девочкой, грозя залететь ей в глаз. Или засветить. Перец имбиря не слаще.