Евгений Мисюрин

Пенсионер

История первая

Дом в глуши

Пролог

Новая Земля, федеральный округ
«Новый Израиль», Зион. 23 год,
10-й месяц, 15-е число. 16.15

Роза, шелестя развевающейся юбкой и трогая по пути пальцем висящие на стенах картины, легко взбежала по лестнице на третий этаж, открыла дверь приемной и, не заходя внутрь, спросила:

— Мистер Гольдман у себя?

Миловидная, ярко накрашенная блондинка оторвала взгляд от монитора и непонимающе уставилась на посетительницу. Раньше Роза эту девушку здесь не видела, что, впрочем, было неудивительно. Хозяин кабинета тщательно скрывал свои нетрадиционные наклонности. Он старательно изображал перед окружающими мачо, делая знаки внимания всем без исключения сотрудницам, и не реже чем раз в полгода заводил себе новую секретаршу.

— Босс у себя? — нетерпеливо повторила девушка.

— Да, конечно. Как о вас доложить?

— Просто передайте, что пришла Роза. Он знает.

Блондинка медленно, с чувством собственного достоинства кивнула и скрылась за темной тяжелой дверью кабинета. Не дольше месяца здесь сидит — безошибочно определила Роза. Секретарши не было больше минуты. Наконец дверь открылась, в приемной появилась немного взъерошенная розовощекая девушка. Она стыдливо глянула на посетительницу, и щеки ее покраснели еще сильнее.

— Мистер Гольдман ждет вас, проходите, — чуть слышно пискнула она.

Роза властным движением отодвинула изумленную секретаршу, широко распахнула тяжелую дверь и гордо вошла внутрь.

Жак Гольдман сидел за массивным столом из белого дуба и курил сигару. Девушка, улыбаясь до ушей, прошла по пушистому ковру, провела рукой по полированному краю стола и без приглашения уселась на стул для посетителей.

— Здравствуй, дядя Яков, — весело сказала она.

— Розочка, золото мое, сколько раз тебе повторять, что здесь мы не дома. На работе я известен только как Жак Гольдман, и мне таки хотелось бы им и оставаться.

— Но ведь мы одни, — девушка широко повела рукой, показывая, что больше никого в кабинете нет.

— И тем не менее. Надеюсь, больше мне не придется повторять тебе эту просьбу. Но к главному. Ты просто соскучилась по своему дяде или тебе действительно что-то надо?

— Дядя Я… Жак, — Роза даже поморщилась. — Вот уже скоро два года, как ты обещаешь устроить меня на работу в Орден. Дядя, я скоро состарюсь, и меня не возьмут даже чистить рыбу!

— Розочка, во-первых, я тебе этого не обещал, а ты просила сама. Согласись, это две очень большие разницы. А во-вторых, ты прекрасно знаешь, что офисный персонал Ордена набирают только на Старой Земле. Отсюда тебя могут позвать или в патруль, или секретаршей к какому-нибудь Фрицу Плетке. И поверь, милая моя, я не знаю, какое из мест будет спокойнее.

— Но дядя Яков… — Девушка, поймав себя на оговорке, испуганно прикрыла рот рукой.

Хозяин кабинета погрозил племяннице пальцем и приглашающе повел рукой, как бы предлагая попробовать еще раз.

— Дядя Жак, — вполголоса проговорила Роза. — Я ни за что не поверю, что такой умный человек, как ты, не нашел бы обходной путь. В конце концов, выбиться в совет директоров такой могучей организации, как Орден, не каждому под силу.

Гольдман важно затянулся сигарой, расправил плечи и довольно улыбнулся. Племянница прекрасно знала все слабости своего дяди и активно ими пользовалась.

— Ведь можешь же ты хоть что-нибудь придумать для единственной племянницы, правда?

— Розочка, золото мое, во-первых, с тех пор, как я вошел в правление, я внезапно оказался дядей еще двух совершенно незнакомых мне раньше племянниц, — Жак отложил сигару и тонко засмеялся. — Так что по поводу единственной, возможно, ты не права.

Роза нетерпеливо махнула рукой.

— А во-вторых, — продолжил Гольдман, — я действительно придумал. Но это непросто, предупреждаю тебя.

— Надеюсь, мне не придется защищать офис Ордена с автоматом в руке?

— Нет. Работа гораздо более мирная. Но нервная и секретная. Ты слышала о докторе Семенове?

— И не только я. Вся Новая Одесса слышала о докторе Семенове. Дочка Марии Андреевны работает у него ассистенткой.

— Хорошо, хорошо, — Гольдман даже потер руки от удовольствия. — И что ты о нем знаешь?

— Ну, — девушка задумалась. — Тетя Маша говорит, славный дядька, увлеченный. Дочку ее не тиранит.

— Это все мелочи. Чем он занимается, знаешь?

Роза отрицательно помотала головой.

— Он изобрел очень хитрый вертолет. Ты знаешь, что из Русской Республики долететь до острова Нью-Хэйвен можно только на самолете?

— Ну да. Он же далеко. А при чем тут это?

— А при том, что с самолета гораздо сложнее запускать ракеты и выбрасывать десант. А самое главное, самолет нельзя посадить в горах, выпустить из него штурмовую группу, которая выполнит задание и снова вернется на борт. Самолету для взлета и посадки нужна специальная полоса. А вертолету — нет!

— Не пойму, к чему ты все это говоришь.

— А к тому, девочка моя, что твой «славный дядька» придумал вертолет без предела дальности!

— И что?

— Ну, хотя бы то, что после испытаний этого, как назвал Семенов, «эфиролета» русским ничего не будет стоить долететь куда угодно, опуститься на любом пятачке, а после выполнения своей кровавой задачи спокойно подняться и улететь обратно. Ты представляешь, чем это грозит остальным?

— И ты хочешь… — девушка хитро улыбнулась.

— Я так понимаю, золотко, ты уже угадала.

— Дядя Як… Жак Но как я могу украсть экспериментальный вертолет из закрытой научной лаборатории?

— Не волнуйся, моя девочка. Твой умный дядя уже все придумал. Но тебе для этого понадобится, во-первых, оказать знаки внимания одному нужному человеку…

— Старому и лысому?

— Не угадала. Как раз таки молодому.

— А во-вторых?

— А во-вторых, полететь со мной в Дагомею.

— Зачем?

— Все просто и гениально. Орден спасет попавшую в рабство к злобному негритянскому царьку девушку и возьмет над ней опеку. Вот тебе и трудоустройство.

— Мне что, еще и у дикарей жить придется? Дядя, кажется, ты хочешь моей смерти.

— Розочка, золото мое, нельзя же так плохо думать о собственном любимом дяде. Черномазый, к которому я тебя отправлю, кушает с руки Ордена, и кушает очень хорошо. Скажу больше, он отлично понимает, что, если хоть один замечательный волос упадет с твоей красивой головы, его тут же порвут на тысячу маленьких черненьких кусочков. Так что, поверь мне, там тебе совершенно ничего не грозит.

Девушка недоверчиво повертела головой и спросила:

— А он, случайно, не людоед какой-нибудь?

Дядя в ответ засмеялся своим тонким смехом.

— Не волнуйся. Последнего людоеда в их племени Иосиф Мако лично съел еще год назад.

И, глядя на вытянувшееся лицо племянницы, спешно пояснил:

— Я шучу. Никаких людоедов. Единственное, что тебе придется сделать, это пожить в гареме. Но обещаю, никто не притронется к тебе даже пальцем.

— Иосиф Мако… — задумчиво повторила Роза. — Он хоть симпатичный?


Новая Земля, Русская Республика,
окрестности Светлогорска.
24 год, 2-й месяц, 11-е число. 10.00

На площадке царило возбуждение. Возле выпуклого серебристого борта экспериментального летательного аппарата собрались все, кто имел отношение к его созданию. Перед нестройной толпой стоял доктор Семенов. Было заметно, что он очень взволнован. В руке ученый держал листы бумаги, он то и дело сминал их пальцами, но тут же, опомнившись, расправлял.

— Все собрались? — спросил он, ни к кому не обращаясь.

— Вроде да, — раздался из толпы неуверенный голос.

— Карпович!

— Я здесь, Андрей Саныч.

— Ты здесь. А стримметр где?

— Так погрузили уже. Андрей Саныч, все собрано, не волнуйтесь вы так Ведь летали уже.

— Ладно, — ученый махнул рукой и снова повернулся к собравшимся людям.

— Если все готовы, давайте грузиться.

В бойлерной было тихо. Суматоха снаружи здесь ничуть не ощущалась. Герман Милославский облегченно закрыл за собой дверь и устало присел на выступающую из стены обратную трубу. Он волновался ничуть не меньше, чем доктор Семенов, но, в отличие от физика, никому не мог показывать свое состояние. Мужчина достал из сваленного в углу хлама свернутый из брезента пакет и зачем-то взвесил его в руке. Развернул и нервными движениями начал распихивать содержимое по карманам. Сам брезент смял и бросил в угол. Закончив, он прикурил сигарету, сделал пару нервных затяжек и вскочил на ноги.

— Ничего, Анжелочка, еще немного, и мы с тобой будем счастливы.

С этими словами Герман подошел к высокому, ровно гудящему котлу, отвернул вентиль подачи газа на максимум и перекрыл магистральный водопровод. Гул изменился: он стал громче и как-то натужнее. Стрелка манометра дернулась, затем медленно, будто давая человеку возможность передумать, поползла вверх. Техник еще раз глубоко затянулся, отбросил недокуренную сигарету в сторону и выглянул в коридор.

Снаружи никого не было, стояла оглушительная тишина. Крадучись, Милославский пробежал до выхода. Сердце его стучало как пулемет. На площадке было уже безлюдно. Пузатая конструкция эфиролета одиноко возвышалась над ровной бетонированной поверхностью. Герман остановился у входа. Он очень волновался, плечи были ссутулены, руки нервно дрожали. Мужчина суетливо достал из синего рабочего халата прозрачную пластиковую маску, от которой тянулась тонкая мягкая трубка, резким движением натянул ее на лицо и глубоко вдохнул. Затем, похлопав по карманам, вынул небольшой, на полстакана, флакончик и открутил крышку.