Андрей Левицкий, Виктор Глумов

Дети сектора

Пролог

Кабинет был залит ровным ласковым светом, напротив объективов стояли два кресла, в одном восседал мужчина в сером костюме — крепкий, краснолицый, с мощной головой и синими глазищами, обрамленными длинными изогнутыми ресницами. Обычно у всех, кто видел его впервые, возникала мысль, что такие глаза невозможны, нелепы на кабанообразном рыле, они будто принадлежат другому человеку.

Мужчина втянул и без того короткую шею в плечи и замер на стуле, скрестив голени и явив миру ослепительно-белые носки.

Во второе, пока пустующее кресло села кудрявая блондинка лет двадцати пяти. Белое платье, больше похожее на костюм, перехватывал алый пояс, гармонирующий с красными туфлями и яркой помадой. Девушка улыбнулась и сказала оператору:

— Дима, пора.

Дождавшись сигнала, она улыбнулась шире и заговорила в объектив:

— Здравствуйте, дорогие телезрители! Как обычно вечером с вами я, Диана Ромашкина. Сегодня у нас в гостях Виталий Вячеславович Шендрик, начальник главного управления по вопросам чрезвычайных ситуаций. Он нам прокомментирует события последних дней и ответит на ряд вопросов в прямом эфире.

Мужчина скосил глаза и поджал губы. Диктор изобразила радость и дружелюбие и вновь заговорила:

— Позавчера, пятого июля, наблюдалось массовое обострение рецидивов у психически неуравновешенных граждан, находящихся в стадии ремиссии. Вчера у нас в гостях был главный врач психиатрической лечебницы имени Семашко, он рассказывал, что обострение вызвал мощный Всплеск в Секторе. Виталий Вячеславович, насколько ситуация серьезна?

— Здрасьте, — буркнул тот и заговорил мощным басом: — Ни насколько, то есть не серьезна. Серьезных последствий не наблюдалось. Неуравновешенные личности лечатся. Волноваться не о чем.

— Ходят слухи, что на время утратили работоспособность некоторые политические деятели, в том числе Президент. Насколько они обоснованы?

Мужчину перекосило. Точнее, так мог подумать сторонний наблюдатель, на самом же деле Виталий Вячеславович улыбался, он это делал не часто — должность не располагала — и немного отвык.

— Повторяю, — пробасил он, косясь в телетекст — на огромный экран позади камер. — Никакой угрозы не было и нет. Больные люди изолированы, их немного. Государственной безопасности ничего не угрожает. Вам тоже ничто не грозит.

— А как вы прокомментируете то, что Сектор распространяет свое влияние максимум на Химки, но пострадали люди, которые находятся в разных частях нашей страны и никогда не бывали вблизи Сектора?

Шендрик крякнул, поерзал и злобно покосился на Диану Ромашкину, отчего его глаза стали напоминать жабьи, потом глянул на экран и прочитал:

— Как известно, психика людей очень неустойчива. На нее влияют всевозможные излучения, а также метеоритные…

Диктор, радостно кивавшая все это время, вытянулась лицом и поправила:

— Наверное, метеорологические?

— Вы поняли, что я хотел сказать, — повысил голос Шендрик. — Метеорологические условия, например, фазы луны и вспышки на Солнце, провоцирующие магнитные бури. Так вот, пятого июля как раз таки наблюдалась мощная магнитная буря, не говоря уже о фазе луны. Всплеск Сектора на самом деле тут совершенно ни при чем.

— Ходят слухи, что все пострадавшие люди употребляли биотин, поэтому они и…

Шендрик побагровел и снова повысил голос:

— Ну, я употребляю биотин. Я совершенно нормален и ничего такого со мной не было. Это сплетни и домыслы. Потому что людям свойственна зависть, они завидуют более успешным и хотят лишить их биотина, чтоб, кхе, хм, уравнять права. Уважаемые граждане, не случилось ничего страшного и экстраординарного, это экстремистские силы распространяют слухи, чтобы подорвать стабильность государства.

— Спасибо, Виталий Вячеславович. Приступаем к звонкам в студию? Наш телефон — в нижнем правом углу телеэкрана.

Шендрик махнул рукой:

— Приступаем.

Естественно, все звонки были от «своих», и Виталий Вячеславович заранее придумал ответы. Все те, кого интересовала судьба определенных граждан, а также вопрос, принимали ли пострадавшие биотин, дозвониться не смогли.

Через три дня недалеко от Новосибирска рухнул пассажирский самолет, в Сочи взорвали пятиэтажный жилой дом, и граждан перестало интересовать, что же на самом деле случилось пятого июля.

Глава 1

Пуповина смерча, связывающая корабль с очагом вторжения — Сектором, дернулась и истаяла. Данила, ищущий, за что бы ухватиться, чтоб его не засосало в смерч, распрямил спину и огляделся.

В огромном зале, напоминающем пещеру, черные каменные «пальцы» высовывали спиралеобразные створки из пола, закрывались. Бесформенные слизни-хамелеоны отведали крови Шейха и валялись на полу — превращались в людей.

— Что теперь? — прохрипел Рэмбо. — На земле началось вторжение или оно будет позже?

— Мы заперты на вражеском полуразумном корабле! — злобно бросил Шейх, сощурив и без того раскосые глаза. — И подохнем тут. Нас даже черви жрать не будут! Потому что мы — чужие!

Он сплюнул на пол зала-пещеры и принялся расхаживать возле кресла взад-вперед, почти задевая Данилу раненой рукой. Красные капли просачивались сквозь пальцы, сомкнутые на плече, и пятнали пол.

У ног Астрахана свернулась калачиком Марина. Хорошо, хоть выжила после того, как села в кресло и подключилась к искусственному интеллекту Корабля. Правда, непонятно, что случилось с ее психикой — девушка не приходила в сознание, дергалась и постанывала. Маугли кусал пальцы и переминался с ноги на ногу.

— Выход есть, — Данила шагнул к креслу Централи, словно бросая ему вызов. — Кому-то нужно подключиться и отменить процесс.

— Ага, и подохнуть, как Лукавый, — ответил Шейх, на миг остановившись.

— Контактер должен быть измененным, — напомнил Рэмбо, — или Улей его попросту не почует. Даже если корабль опознает его как своего, не факт, что станет слушать. Он — самостоятельная единица, можно сказать, искусственный интеллект.

— Мы должны попробовать, — стоял на своем Астрахан, гипнотизируя кресло. — Я столько шастал по Сектору, что вполне могу считаться своим. Тем более никому из нас, и мне в том числе, терять особо нечего.

Данила шагнул на ступеньку и, перед тем как сесть в кресло, вспомнил ту, кто ему дорог: сестру. Точнее, сестру Момента, частица которого теперь живет в его душе, и пообещал себе навестить ее, если выживет и все закончится благополучно, если… Слишком много «если».

Еще одна ступенька. Друзья по несчастью застыли за спиной: смотрят, сочувствуют, но не отговаривают — хватаются за последнюю надежду.

Возле закрывшихся «пальцев» дозревают хамелеоны в позе эмбриона. Целая армия Шейхов. Так и не стал он до конца союзником, оставил кучу зловредных клонов.

На последней ступеньке Маугли схватил Астрахана за руку:

— Стой! Я смогу!

Данила положил ладонь на всклокоченные волосы мальчишки. Дикий зверек, порождение Сектора, а человечнее всех людей.

— У тебя не получится, — настаивал Маугли.

— Ты можешь умереть, бро, — улыбнулся Данила и тряхнул головой, как это делал Момент, чтобы откинуть дреды с лица.

— А могу и не умереть! — Маугли топнул ногой, ноздри его затрепетали.

Не дожидаясь разрешения, он оттолкнул Астрахана, плюхнулся в кресло и зажмурился, чтобы не видеть, как шипы, обращенные остриями внутрь, оживают и впиваются в вены.

Медуза в изголовье вспыхнула сиреневым, потянула пульсирующие щупальца к голове мальчишки — его будто током ударило, когда они коснулись тела. Шипы тоже вздрогнули, выпустили синеватые язычки трубок…

И опали. Медуза потухла. Маугли удивленно распахнул глаза, но ничего не произошло. Улей отказывался его принимать.

Астрахан криво улыбнулся и прокомментировал:

— Господа, кто желает сфотографироваться на память в кресле инопланетного корабля?

Шейх, перетягивающий плечо лоскутом от разорванного рукава, снова сплюнул, поднялся и пнул труп отца Данилы, приговаривая:

— Козел старый! Если бы не он, не погнали бы меня сюда. Что теперь? Куда нам идти? Как попасть на Землю?

— Зачем? — спросил Рэмбо грустно. — Хана нашей Земле. Вторжение готовилось много лет, людей пичкали биотином, уверен, что в небольших количествах его вводили, например, в прививках, в составе пищевых добавок. Прозвучал зов корабля, и агрессоры, инопланетяне эти… Мы последние выжившие.

— А вдруг вторжение начнется через пару лет? — предположил Шейх.

Рэмбо вскинул бровь:

— С какой такой радости?

— Улей должен вырастить матку, чтобы было, кому командовать армией хамелеонов. Пока она лишь зародыш. Если вторжение не началось, есть смысл возвращаться.

Маугли спрыгнул с кресла и замер напротив Данилы, Астрахан положил руку мальчишке на плечо:

— Спасибо, бро. Теперь я твой должник. Мансуров, эй! — он щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание. — На Земле ты не победишь Сектор, потому что многие делают на нем деньги. Здесь это реальнее. Мы должны найти и прикончить матку, тогда вторжение на Землю потеряет смысл.

Шейх раскинул руки:

— Где ты ее будешь искать? Это не корабль, это долбанный населенный астероид! Мы будем блуждать из отсека в отсек — безоружные, голодные и злые? Надо возвращаться. Какие-никакие, у меня есть связи, меня должны послушать… Если действовать осторожно.

Данила сел на корточки рядом с Мариной, потрогал ее за плечо, но она лишь дернула головой и прижала колени к животу.

Шейх остановил кровотечение, навис над Астраханом и проговорил:

— Похоже, тронулась. Она и раньше была слегка не в себе.

В душе Данилы шевельнулась ненависть — слабо и неубедительно. Наверное, потому, что Момент был равнодушен к Шейху, и его безразличие погасило ненависть. Личность Момента окончательно прижилась, Даниле передались его привычки, привязанности, даже слова-паразиты. А может, его ненависть утихла потому, что все, что было между Астраханом и Шейхом — смерти, ложь, предательство, — осталось на Земле, и теперь они делали общее дело?

Оставив комментарий Шейха без внимания, Данила принялся гладить Марину по волосам. Девушка перестала вздрагивать и скулить и вроде бы даже успокоилась.

Рэмбо потерял интерес к людям и, будто зачарованный, ходил по залу, то исчезая за «пальцами», то появляясь. Маугли таскался за ним и, разинув рот, ощупывал клинопись так же, как это делал длинноволосый наемник-лингвист. «Ксенолог», — подсказала память Момента.

— Каков наш план действий? — не унимался Шейх. — Тут небезопасно, — он указал на хамелеонов.

В нем бурлила энергия, будто не он шатался долгие дни по Сектору, а потом — по кораблю. Похудевший, осунувшийся, грязный он все равно внушал уверенность и стабильность. Прирожденный командир.

Данила огляделся. Выхода из пещеры было два: один в конце зала, через который они сюда попали, а второй — по другую его сторону, позади кресла.

— Здесь мы бесполезны, кроме того, скоро воспрянут хамелеоны, от которых нам нечем отбиваться. Рэмбо! — крикнул Астрахан — наемник нарисовался рядом и прошептал:

— Чего шумишь?

— Что там написано? — Данила махнул на кресло. — Куда ведет тот телепорт? И сможешь ли ты узнать, где матка?

Рэмбо направился к телепорту, и тут вход в противоположном конце зала, засвистев, активировался. Наемник развернулся прыжком и выхватил нож. Шейх тоже обнажил свой и попятился. Данила попытался поднять Марину, но она снова скрутилась калачиком.

Из черноты вынырнули карлики с одинаковыми бледными лицами-масками — роботы-убийцы, охранная система Улья. В руках у них были уже знакомые подобия пистолетов. Раз, два, три… Шесть штук. Пригибаясь, из телепорта вылез их управляющий, рейд-босс: человекообразный, со внешним скелетом, он отдаленно напоминал самцов пришельцев. Рейд-босс выхватил пистолет, карлики повторили его движение, но стрелять не спешили, медленно и уверенно приближались.

— Отходим за кресло, и к телепорту! — скомандовал Шейх и попятился. — Они не стреляют, потому что боятся повредить Централь!

Данила снова попытался привести Марину в чувства, но она не понимала, что происходит, и даже пыталась отбиваться — маленький ребенок, не иначе. Но в ее действиях просматривалась некая осознанность.

— Марина, очнись! Если мы прямо сейчас не пойдем, — говорил Астрахан, поглядывая на роботов, — то нас убьют.

— Оставь ее, — велел Шейх. — У нее, как и у Лукавого, мозги спеклись.

— Я своих не бросаю, в отличие от некоторых, — отмахнулся Данила, перевернул девушку на спину и поднял.

Сопротивляться Марина не стала, наоборот, обмякла и ткнулась носом в его грудь. Рыжие кудряшки щекотали подбородок. Она была легкая, почти невесомая, и Данила приставным шагом двинулся к телепорту, где Маугли уже тянул руку к панели.

«Если Улей обладает подобием интеллекта, то он не должен выпускать незваных гостей», — эта мысль занозой засела в сознании Данилы. Но телепорт ожил, световой отпечаток плиты-«монеты», встроенной в пол, соединился с аркой, еле различимой в стене над выходом. Зрачок глаза, изображенного на «монете», начал расширяться, превращаясь в черный межпространственный тоннель.

Данила шагнул туда последним и зажмурился, ожидая, что его рассеет на атомы — он ведь враг Улья. Но ничего такого не произошло. Подошвы коснулись твердого пола, кто-то поддержал, взяв под локоть. Астрахан раскрыл глаза: Рэмбо. На лице — беспокойство, лохматые брови вздернуты. Недавний враг оказался неплохим парнем. И Шейх-то не настолько скверен, не исключено, что, подставив диверсионный отряд Данилы, тоже выполнял чей-то приказ. Если хорошенько подумать, то напрашивается вывод, что нет совершенно паршивых людей. Все определяют пересекающиеся интересы.

Раз Улей не стал уничтожать врагов, значит, его основная задача — выполнить программу вторжения, а что происходит внутри — проблема системы безопасности, которая не дремлет.

В этом отсеке царил полумрак, даже скорее темнота, влажная сырость тропических джунглей после ливня, и запах такой же — земли, червей и гнили. Что вокруг — деревья или стены, — из-за тумана рассмотреть было невозможно.

Марина на руках Данилы шевельнулась, прерывисто вздохнула и судорожно вцепилась в его футболку. Рядом нарисовался Шейх, покачал головой:

— Так и будешь ее мертвым грузом таскать?

— Тебе-то что? — Данила опустил девушку на пол (все-таки это был прорезиненный пол), размял затекшие руки.

— Уменьшаешь мобильность отряда. Но как знаешь, конечно. Вдруг она и правда в себя придет? Она ведь побывала… как бы это сказать поточнее, — Шейх хмыкнул, — в мозгах корабля. Все здесь? Мальчик! Где мальчишка?

— Здесь, — Маугли шагнул из-за спины Данилы и прижался рукой к его боку.

— Отлично, — Шейх вытер влажное лицо. — Ничего хорошего, конечно, но мы живы.

— Мы безоружны — это минус, зато мы живы — это плюс, — сострил Рэмбо. — Если нападет какая тварь, придется с ней врукопашную бороться.

Данила уселся возле Марины и отшутился:

— А потом тебе змееглазые скульптуру слепят: Рэмбо, разрывающий пасть хренозавру.

— Хватит трепаться, — прервал их Шейх. — Определяем цель и движемся к ней. Иначе мы изойдем соплями и сгнием.

— Взять под контроль корабль у нас не получилось, — проговорил Данила. — И, видимо, не получится. Переходим к плану номер два: найти ясли с маткой и разумными и перебить молодняк.

— Одобряю, — поддержал его Рэмбо. — Улей — все равно что наседка. Для него главное — вырастить матку и разумных хамелеонов и отправить их на Землю. Измененных людей он не считает своими, они ему нафиг не уперлись, это рабочая сила для хамелеоньей элиты, то есть Разумных, а они еще не вылупилась. Сейчас от нас зависит, что будет на Земле. Оцените торжественность момента!

Шейх, похоже, тоже согласился:

— Дело за малым: найти и убить. Мы не знаем даже примерного направления — это раз, два — чем будем отбиваться от роботов? Наивно полагать, что Улей оставит без присмотра самое ценное.

— Эх, командир, какой же ты пессимист, — покачал головой Рэмбо.

— Я реалист, — отрезал Шейх. — Надо поискать оружие, а ты, Рэмбо, читай надписи… А вообще-то хотелось бы знать, что на Земле.

Говоря это, он поник и постарел лет на десять, широкие скулы проступили под кожей, раскосые глаза поблекли, и Данила возрадовался, что у него не было семьи и тех, за кого он бы переживал. Разве что сестра… Сестренка Момента стала ему родной. Инстинктивно отряхнувшись, он поднял Марину (сейчас казалось, что она просто спит) и сказал:

— Ну че, товарищи, в поход за подвигами?

Им овладела странная эйфория — то ли проснулся оптимизм Момента, то ли передался азарт Шейха.

Вскоре стало ясно, что они в широком коридоре. Шагая по полу, пружинящему под ногами, Данила вспоминал мать — свою и Момента — и думал, что же все-таки сейчас творится там, за тысячи световых лет отсюда…

* * *

Полицейский УАЗ не ехал по трассе — прыгал с кочки на кочку, и Россу казалось, что печень и почки скоро оторвутся, а мозги превратятся в кисель. Но больше всего ему сейчас хотелось не тихой езды, а чтобы в кабине было маленькое зарешеченное окно. Встать, выглянуть на улицу, в июль, и попрощаться с залитыми солнцем домами, ярко-зелеными, еще не запыленными липами, длинноногими девчонками в коротких юбках.

За два дня в «обезьяннике» он стосковался по открытому пространству, но в этой стране не то что о преступниках — о честных гражданах мало кто думает. Да и есть такая тенденция: вчера ты просто гражданин, а сегодня — «гражданин, пройдемте»! Ты никого не убил и не обокрал — просто перешел дорогу тем, кто сильнее тебя. И теперь сиди в душной коробке кузова, глотай пыль и бензинную вонь.

УАЗ перестало трясти, с лязгом распахнулись дверцы будки и донесся немолодой, бодрый голос:

— Савельев, на выход!

Свет резанул по глазам, Росс сощурился, хотел прикрыть глаза руками, да наручники не дали. Пригнувшись, он скользнул на улицу. Его поджидали два сержанта — один молодой и конопатый, второй лет сорока пяти, с солидным момоном; оба были по форме и вооружены АК. Росс вскинул голову, улыбнулся небу, перечеркнутому белым следом от самолета, мысленно коснулся по-весеннему зеленых листьев лип, расслабился и чуть не налетел на припаркованный рядом «мерседес».

— Пошевеливайся, — буркнули за спиной, и Росс прибавил шагу, спугнув купающихся в пыли воробьев.

Здание УВД, строгое, белое, шестиэтажное, надвигалось медленно и неумолимо. Возле запертой бронированной двери общались двое то ли гражданских, то ли оперов. Завидев Росса, один из них затушил сигарету, а второй сплюнул.

В сумеречном коридоре УВД пахло сыростью, к стене жались три потертых стула и сухонькая бабка в ядовито-зеленом платке. Бабка теребила файл с документами и причитала, причмокивая беззубым ртом. Дежурный проверил документы, протянутые сопровождающими, сделал запись в журнале, и лампа над решетчатой дверью мигнула зеленым.

Вправо и влево тянулись плохо освещенные коридоры с рядами одинаковых дверей. Свернули налево, остановились. Росс прочел табличку: «Старший следователь Константин Олегович Кошкин». Воображение тотчас нарисовало жирного плешивого мужичонку, зачесывающего челку на лысину.

От яркого света глазам снова стало больно, в нос шибануло табаком, лосьоном после бритья и чем-то тошнотворно-терпким. Росс прищурился. Стол напротив двери пустовал, старший следователь сидел под окном за вторым столом в дальнем конце кабинета, солнечные лучи обтекали его тело, и чудилось, что оно охвачено сиянием, как нимбом, так что лицо Кошкина было трудно разглядеть.