Андрей Совинин

Книга псионика

I. В тени повешенного

Солнце уже почти зашло за барханы, и тень от висящего тела подползла к самой решетке. «Повешенный». Эту карту из древней колоды Таро я вспоминал каждый раз, когда смотрел сквозь прутья. На ней висельник обычно галантно, словно в танце, поджимал ножку и сохранял невозмутимое выражение лица. Мертвец, болтавшийся на крюке, выглядел совсем не так изящно. Просто мешок с костями, обдуваемый горячим ветром. Карта, кстати говоря, так себе. Означает плен, трудную ситуацию, жертву и воздаяние. При благоприятном исходе — поворот в судьбе. Насчет плена — в точку. Во всяком случае, для меня. Для покойника же плен закончился. Если верить в бессмертную душу, то она уже отправилась в лучший мир, а усохшее на солнцепеке тело скоро снимут и оттащат, как ненужный хлам, на волю — подальше в пески. Чтобы освободить место на крюке для следующего. Может быть, для меня.

Если кое-кто, конечно, не раскошелится на выкуп. Или сначала не подвесят одного из моих соседей. Я покосился на товарищей по несчастью. Торговец сидел в углу с непробиваемым видом и перебирал четки, то ли молясь своим богам, то ли подсчитывая убытки, которые терпит из-за вынужденного простоя. Здоровяк Амир вцепился в решетку на другом конце клетки, там, откуда не было видно висельников, и нервно поигрывал мышцами широкой спины. Арлекинка в соседней камере нахохлилась на корточках, как больная птица, и не шевелилась.

Любого из нас могли вздернуть со дня на день. Торговец Джоз тянул время, уверяя, что за него вот-вот заплатят какие-то партнеры, но в их существование никто уже не верил. Да и кто бы стал разоряться, выкупая конкурента? Обычные продавцы оружия и консервов друг друга не выручали. Помогали своим собратьям только в Гильдии странствующих торговцев. Хотя тут все было не так уж гладко — один из них тоже давно дожидался своей участи где-то на другом конце лагеря. Тогда я еще ничего не знал об этом союзе и даже близко не представлял, что их связывает на самом деле, но о взаимовыручке был наслышан. Однако наш тихий и бесцветный Джоз не носил маску и характерный плащ, которые стали униформой гильдии, и на помощь рассчитывать явно не имел оснований.

Вспыльчивый Амир мог, конечно, приглянуться людям Амбала. Они иногда заезжали сюда, присматривая живой товар, — вдруг в лапы Похитителей попал какой-нибудь опытный солдат или полезный спец, которого можно было бы пристроить к делу — производству оружия или дури. Здоровяк, судя по всему, боец действительно неплохой. Только вот с головой у него было не очень. Перекачанный психопат, который умудрился рассориться с собственной бандой и положить ее в песках. В результате он и сам там едва не подох, а потом очутился в этой гостинице, откуда половина выходит вперед ногами. Стоило ли на такого тратиться? К Амбалу и так отовсюду стекаются добровольцы в надежде на защиту и верный кусок синтетического стейка. Так что, возможно, именно стокилограммовая туша Амира скоро проверит ближайший крюк на прочность.

Арлекинку должны были выкупить ее безумные подружки. Но позавчера они попытались вломиться сюда силой и получили отпор. Мы слышали только стрельбу и их знаменитый боевой визг где-то на краю лагеря, но до нас быстро дошли слухи, что они оставили тут пару трупов своих подруг и отползли в пустыню зализывать раны. После этого наша соседка совсем сникла, не скалила больше зубы и не задирала нас из своей клетки. Сейчас она выглядела просто потрепанной девицей в эксцентричном наряде, похожей на танцовщицу, отставшую от шоу. Даже трудно представить, что ее любимым развлечением было с хохотом вспарывать животы и резать глотки. Во всяком случае, большинство арлекинок это обожало. Обычно их и в плен-то не берут, толку от них нет — одни проблемы. Так что здесь она уже и так чересчур загостилась.

Другими словами, дела у нас всех были не очень. У меня даже получше, чем у остальных. Да, особых мышц у меня нету, зато я не просто еще один кусок мяса, умудрившийся выжить на этой планете. У меня есть дар. Способность, благодаря которой я до сих пор не стал горкой костей, выбеленных солнцем. И этот дар помогает уцелеть другим. Со мной вы не сдохнете в пустыне. Вернее, сдохнете не так быстро. Только я проведу вас маршрутами, где почти не встретишь пауков, бомберов, ползунов и прочей дряни. Этот дар у меня не отобрать, как банку консервов, даже не вырвать, как золотой зуб или электронный имплант. И силой меня работать на себя не заставишь — я много играл в карты, я умею блефовать. Давить не надо. Договоримся — останетесь в живых. Попробуете запугать — сгинем вместе. Плевать, мне терять нечего. Сам пропаду, но и вас скормлю кому-нибудь, благо тут полно тварей, охочих до человечинки.

Когда я так говорю, мне верят. Хотя я вру, конечно: мне тоже страшно, и помирать я не спешу. Тем более в паучьих жвалах. Но я уже сказал — блефовать умею. Да и цену себе знаю. Где вы найдете такого полезного гида по этим проклятым местам? Умно было бы просто загнать мне в голову кусок свинца и повесить на солнышке другим в назидание? Сомневаюсь. Может быть, я мыслю слишком здраво для местного жителя, но думаю, что это было бы преступным расточительством. Правда, у Похитителей людей свои расклады — им нужно было поддерживать репутацию. Есть выкуп — живи. Нет выкупа — знакомься с крюком, он заждался. Иначе кто поверит их угрозам в следующий раз…

Амир начал угрожающе раскачиваться. Мокрая спина пошла буграми, шея покраснела. Он стал зло шипеть по-змеиному, все громче и громче.

— Э, что опять делаешь? Кончай так делать! — Щуплый узкоглазый охранник поднялся с корточек и угрожающе ткнул в сторону клетки стволом дробовика. — Лезь назад, сиди тих-ха!

Амир захрипел и начал трясти решетку, как взбесившаяся горилла. Все это мы видели уже не раз. Я просто отпустил прутья и спокойно отошел подальше. Охранник тоже не показал удивления. Он привычно отложил дробовик и вытащил из-за пояса тяжелый армейский шокер. Коротко звякнули ключи от наших клеток, привязанные к ремню. Лениво подняв ствол чуть выше головы Амира, узкоглазый с полутора метров дал разряд по клетке. Тело здоровяка тряхнула судорога, он выгнулся, заскрипел зубами и рухнул на пол. Торговец в своем углу только покачал головой и зацокал.

Что случится дальше, секретом не было: Амир отлежится немного, потихоньку придет в себя, снова начнет недовольно бурчать, потом тяжело ходить из угла в угол, играть желваками, распаляться и в конце концов опять кинется на прутья. Но пока — тишина и покой. Охранник сощурился еще больше и сел на пустую железную бочку. Рутина, еще один бесконечный день. Солнце сползало все ниже, мы сидели в своей клетке, бедолаги, не дождавшиеся выкупа, болтались на крюках, а наш сторож дремал и, наверное, видел в мечтах горы риса и толстых наложниц.

Амир застонал и очнулся. Он перевернулся на четвереньки, брезгливо поморщился, увидев, что тень висельника коснулась его руки, отполз вглубь камеры. Делать нечего — пора было укладываться на рваные подстилки. Ждать, когда ночная прохлада наконец сменит тяжелую духоту, даря недолгое забытье…

#

Проснулся я резко, словно кто-то вытолкнул меня из грез. Мне снилась Утопия до катастрофы — зеленая, безопасная, безмятежная. В другой раз я бы постарался подольше удержаться в рассеивающейся дымке сна. Лишь бы не возвращаться в реальность, съежившуюся до тесной вонючей клетки, где оглушительно храпел Амир. Но сейчас было не до того: внутреннее зрение опять обострилось — значит, я бессознательно уловил какую-то угрозу.

Лагерь был погружен во тьму, светилась только бочка, в которой развели огонь охранники, покачивающиеся в отблесках, как голодные духи пустыни. Но мне свет был не нужен — он только мешал. Я закрыл глаза и увидел привычную россыпь из сотен точек, разбросанных по окружающим пескам. Красные сейчас по большей части были неподвижны, фиолетовые непрерывно сновали в поисках добычи, ночь им была не помеха. К счастью, от них беды пока можно было не ждать — большие группы сюда не направлялись, с одиночками, если что, разберется охрана.

Это и есть дар, которым я торговал на Утопии. Видеть с закрытыми глазами сквозь любые преграды. Хоть сквозь бетонные стены, хоть сквозь песчаные дюны. Спросите меня, кто прячется за тем барханом на горизонте, и я скажу — двуногий или многоногий. Правда, только вдали — у меня что-то вроде дальнозоркости. Например, лагерь, в котором нас держали, был для меня слепым пятном. Зато я мог разглядеть созвездия точек на много миль вокруг, пока одиночные не становились совсем неразличимы, а группы не сливались в тусклые пятна. Каждая из точек была живым существом: красная — человеком, фиолетовая — одной из тварей, неожиданно заполонивших Утопию после катастрофы. Тогда я уже знал это точно. Но я видел и вещи, о которых не имел ни малейшего представления.

Фиолетовые точки, например, тянули за собой размытые следы, светящиеся нити, которые уходили под землю, темнели и слипались там в ком непроницаемой клубящейся тьмы. Далеко, за Цитаделью, куда так мечтали попасть пустынные бродяги, среди песков рос гигантский кристалл из пульсирующих пунктиров, расширяющийся во все стороны и порождающий все новые ломаные грани. Это были загадки, на которые я тогда не находил ответов, да и всерьез задумываться начал только в долгие часы, проведенные в четырех стенах из стальных прутьев.