— А общение с себе подобными? — не сдавался д’Альбер. — Окружение — это тоже очень значимый фактор.

— Тогда почему все великие философы одиноки и предпочитают общаться письмами? — Горыня улыбнулся. — И кстати, это справедливо для всех стран, кроме России. Только здесь при ведовских школах действуют центры обмена знаниями, что очень помогает именно в научных исследованиях. Вон там, у выхода в танцевальный зал, видите? Великий Михайло Ломоносов беседует с группой молодых людей, среди которых и военные, и ведуны, и выборные от общин. А ваши философы делятся знаниями с крестьянами?

— Но вы забыли ещё один очень важный момент. — Д’Альбер отпил крошечный глоток из своего бокала и, видимо найдя вино вполне годным, приложился уже куда основательнее. — Императорская стипендия для учёных весьма велика…

— Я достаточно обеспеченный человек, чтобы не думать о хлебе насущном, — отмахнулся Горыня.

— Так что же вам надо? — Дипломат внимательно посмотрел в глаза Горыне.

— А у меня всё есть. — Горыня также прямо посмотрел на д’Альбера. — Слава, женщины, деньги, всё это у меня есть, или будет, в любом количестве, только протяни руку. Но самое главное, у меня есть дело. Важное. Огромное. Интересное, до дрожи в кулаках, и бесконечное, как само время. Дело, которое возвышает мою честь и даёт смысл жизни. — Он улыбнулся. — Защищать, строить и делать лучше мою страну. А всё, что вы можете мне предложить, это быть чужаком за тридцать сребреников и утешать себя мыслью о том, какой ты умный и как ловко ты выбрал другую родину.

— О! Вы знакомы с Книгой? — Д’Альбер, никак не отреагировав на последний выпад Горыни, поставил на стол уже пустой бокал.

— Я вообще начитанный мальчик. — Горыня без улыбки посмотрел в лицо д’Альбера. — Знаком и с Кодексом Гермеса Трисмегиста, Молотом Ведьм и многими другими трудами. И все они убеждают меня в том, что я принял и осуществляю правильное решение.

— Что ж. — Д’Альбер вновь наполнил бокал и с улыбкой кивнул. — Я вижу похвально твёрдого в убеждениях молодого человека, прекрасной учёности и широких взглядов. Могу лишь пожелать вам удачи во всех начинаниях. — Он поднял бокал, салютуя, и, отпив пару глотков, с поклоном удалился, освобождая сцену для ещё одного действующего лица.

Это был мужчина лет тридцати, черноволосый, смуглый, одетый в чёрное с фиолетовым, гордо брякающий вполне боевой шпагой на поясе.

— Имею ли я честь беседовать с принцем Горыней Стародубским? — произнёс он на вполне понятном английском.

— Да, милорд. Но в данном случае был бы скорее уместен титул маркиз, так как ближайший аналог князя — герцог, а я старший сын. — Горыня учтиво поклонился.

— Я герцог Арко, Филипп Луис де ла Куэва, де ла Мина, требую у вас сатисфакции за оскорбление, нанесённое Британской короне.

«Ну, хоть какое-то развлечение». — Горыня кивнул скорее своим мыслям, чем словам горячего испанца, и задумчиво оглянулся. К стыду своему, дуэльного кодекса он не знал совершенно, хотя дуэли в московском обществе периодически случались. К своей удаче, совсем рядом он увидел оживлённо беседующих князей Суворова и Пушкина и, шагнув к ним, остановился, ожидая, пока беседующие обратят на него внимание.

— А, княжич! — Александр Сергеевич, улыбнувшись Горыне, словно старому знакомому, отставил бокал в сторону и крепко пожал ему руку. — Вот, Александр Васильевич, хочу рекомендовать вам сего весьма молодого, но очень перспективного юношу.

— Перун, Ярый, да и прочая, прочая, прочая. — Суворов довольно рассмеялся и хлопнул сухой, но неожиданно тяжёлой рукой по плечу Горыни. — Вижу, не в штабах отирался! Молодец! — Говорил Александр Васильевич быстро, словно торопился, широко жестикулировал руками, двигался из стороны в сторону, словно сбивая прицел снайперу, но взгляд был сосредоточенный, внимательный и взвешивающий. — Но ведь не для разговора пришёл, не для разговора. Вижу, нужда какая-то?

— Да вон, испанец стоит. Требует дуэли. А я ни кодекса дуэльного не знаю, ни правил. Пристрелить бы его, чтобы не мучился, но как-то неловко. Всё же издалека ехал…

— Вот молодец! — Суворов расхохотался и вновь хлопнул ладонью по плечу Горыни. — Слышь, Сашка. Весь в тебя. — Александр Васильевич посмотрел на княжича. — Тоже по молодости любил подраться на дуэлях. Но после того как ему ногу прострелили, как завязал. — Суворов в пару быстрых шагов подскочил к испанскому дворянину и, перейдя на испанский язык, стал быстро что-то выяснять, временами похохатывая, словно тот рассказывал ему смешную историю. Тем временем генерал Пушкин, обращаясь к Горыне, негромко произнёс:

— Может статься, что идея пристрелить этого гишпанца была не такой уж плохой. — И пояснил, видя удивление Горыни: — Это известный в Европе бретёр, наёмный дуэлянт и мастер дестрезы [Дестреза — испанская школа фехтования, предполагающая не только владение двумя руками, но и круговые перемещения, основанные на биомеханике человека.]. Ученик самого Антонио де Брея [Мануэль Антонио ла Брея — знаменитый мастер дестрезы, написавший трактат «Principios universales y reglas generales de la verdadera destreza del espadin segun la doctrina mixta de francesa, italiana y española, dispuestos para instruccion de los caballeros seminaristas del real seminario de nobles de esta corte» (1805).]. Вы знаете, что такое дестреза?

— Знаю, — спокойно ответил Горыня. — Хорошая школа двуручного боя, с элементами акробатики. Но у меня тоже были достойные учителя.

— Ну вот. Почти договорился. — Суворов с улыбкой вернулся к Горыне и Александру Сергеевичу, подхватил свой бокал и сделал большой глоток, словно у него пересохло горло. — Биться будете завтра, в Перуновом дворике, что у Рогожской заставы. Время — сразу после утренних свирелей. Поскольку это он тебя вызвал — оружие на твой выбор. Но меч брать не советую. — Суворов с улыбкой посмотрел на Горыню. — Пока ты им размахнёшься, он уже наделает в тебе сотню дырок.

— Да у меня и шпаги-то нет. — Княжич покачал головой и, одним движением выдернув из ножен свою палку, с некоторым удивлением смотрел, как она удлиняется, превращаясь в нечто похожее на трость.

— Ну-ка? — Александр Васильевич нагнулся и внимательно посмотрел на оружие Горыни. — Никак Святогорова Палица?

— Да вообще нечто непонятное, — хмуро произнёс Горыня. — Ведёт себя как хочет. То притворяется простой палкой, то режет всё словно масло. Да справлюсь я с этим испанцем, господин неведник [Неведник — маршальский титул в этой реальности.]. Вы мне лучше вот что скажите. Нам такой специалист нужен, или можно прибить?

— Хм-м. — Суворов задумался. — С одной стороны, наши мастера ничуть не хуже. И порубежники, и из ханьцев, и наши мечники. А с другой — было бы неплохо. Новая школа, новый взгляд, новые техники…

— Тогда, господин неведник, объявите этому кренделю заморскому, что мой выбор шпага против шпаги. И если я побеждаю, то служить ему учителем двадцать лет. А если нет, то я выбираю пистолеты, и пусть ищет себе место на кладбище.

3

У всякого Серого Волка свой интерес… Одних волнуют тела прекрасных странниц, других — пирожки в их корзинках, а кому-то просто нужен хороший попутчик…

Приписывается государю-императору Михайло Третьему

...

Взрыв и пожар на фабрике оберегов купца второй гильдии Оборина неожиданно порадовал москвичей невиданным ранее зрелищем радужного сияния в небе и вспышек всех цветов, а также переливов света, какие бывают лишь на севере и зовутся северным сиянием или от волшбы великой. Здесь же горящие амулеты разных видов образовали такое же невиданное зрелище, стоящее, однако, целое состояние.

Вызванные по тревоге ведуны охранительной стражи быстро справились с бедствием, но зданию фабрики и складам нанесён огромный урон.

К счастью, всё имущество было застраховано в конторе боярыни Гу Янлинь, которая пообещала выплатить положенное в кратчайшие сроки, после завершения расследования.

Конфуз графа Губатова на балу у Долгоруких, когда граф, не совладав с медовухой, стал оказывать чрезмерные знаки внимания хозяйке дома, закончился вполне предсказуемо, вызовом на дуэль от хозяина дома — князя Долгорукова.

Похороны графа состоятся в середу, в Доме Мары, что у Сокольничьей заставы.

«Московские ведомости», 12 травня 7361 года

Мария, блиставшая на балу, князь Стародубский, разрывавшийся между гордостью за детей и опасениями перед дуэлью, многочисленные разговоры знакомых и не очень знакомых людей, дававших какие-то советы, всё это промелькнуло перед Горыней, словно кино на ускоренной перемотке. Не особо напрягаясь, он лёг спать и проснулся наутро бодрый и готовый к подвигам. Для поединка выбрал удобный, чуть широковатый костюм, а шпагу ему должны были привезти к самой заставе секунданты, которыми, как ни странно, оказались сам князь Суворов и князь Пушкин. И это волновало Горыню больше всего. Не облажаться перед двумя такими людьми. Отец молча благословил Горыню и хмурый, словно грозовая туча, ушёл к себе в кабинет, а княжич покатил к месту дуэли в сопровождении Александра Сергеевича, который всю дорогу не останавливаясь сыпал анекдотами и смешными историями, отчего у Горыни скоро чуть не приключился нервный тик на почве непрерывного смеха.

Когда они вышли из коляски, другая сторона была уже на месте, как и доктор Глебов, которого пригласил лично Суворов. Иван Тимофеевич Глебов заведовал кафедрой в Московской лекарской высшей школе и, по слухам, лучше него не было целителя по всей Москве.

Дуэлянтов осмотрели волхвы из Военного приказа и колдун из посольства ордена Песочных Часов, после чего внесли в протокол запись о том, что боевые, защитные и иные амулеты отсутствуют, как нет и следов применения стимулирующих зелий.