Андрей Земляной, Борис Орлов
Джокер Сталина
Авторы благодарят Карена Степаняна и Александра Ласкина за активную помощь в работе над книгой.
1
...Нет в мире предмета, человека или идеи, которые не могли бы использоваться как оружие, но специально подготовленные к тому — много лучше.
Тацит. Неизданное
— Знаете, я, пожалуй, вынужден признать: ваши протеже способны на что-то полезное…
— Хотелось бы уточнить: что именно навело вас на такую оригинальную мысль?
Первый говоривший приятно улыбнулся:
— Ну как же, как же… Столько мучеников сразу! Один Пешавар чего стоит… А ведь есть и еще… Нет, право же: действия вашего протеже имеют определенный смысл… — он развел руками. — Хотя надо отметить, что если бы за работу взялись мои протеже, урожай мучеников был бы намного больше.
— Вы уверены?
— Ну разумеется! — первый из спорщиков покровительственно улыбнулся. — Англо-саксы сделали бы все спокойнее, методичнее и, главное, куда более эффективно. Это вашим славянам нужен рывок, сверхусилие. Согласен, получается эффектнее. Но эффективнее ли?
— А вы не допускаете, что цели снабдить вас мучениками просто не ставилось, а решалась какая-то иная — совершенно иная — задача? — закипая, спросил второй. — Или мученики — глобальная цель?
Первый рассмеялся — снова покровительственно.
— Какое нам дело до того, какую задачу ставили они? Важен ведь результат.
— Ах, ну да, — издевательски хмыкнул второй. — Как же, как же — цель оправдывает средства. Слыхали…
— Ну, мне тоже доводилось кое-что слышать, — ощерился первый. И, заведя очи горе, процитировал: — «Чистые руки, горячее сердце, холодная голова». Разве это не из арсенала ваших обожаемых неистовых славян?
— Оттуда, оттуда. Вы, как и всегда, непогрешимы. Вот только небольшая, но важная деталь: они никогда не позволяли себе убивать без разбора. Даже ради благих целей…
— Сэр, ваш цилиндр…
— Благодарю, Арчи, — Уинстон Черчилль слегка поморщился и принял нелюбимый им головной убор.
Он не любил строгие уставы Парламента. «Только фрак, только цилиндр, только белые перчатки…» За этими внешними атрибутами теряется главное — строительство ИМПЕРИИ. Впрочем, Империю уже, в общем и целом, построили, теперь стоит задача ее удержать. А вот с этим как раз проблемы. Сколько времени эти болтуны из коалиционного правительства рассуждали о статусе доминиона для Индии, и что? Доигрались со свободами для дикарей: теперь в Индии уже почти год разрушается столь тщательно, бережно и любовно возводимое здание цивилизации… Стоит ли лукавить с самим собой?! Не «разрушается», а «уничтожено»; и теперь примитивные аборигены с упоением отплясывают на руинах. И одновременно режут друг друга и тех немногих сахибов, что ещё там остались…
Он и его «группа Черчилля» — небольшая фракция, маленький островок единомышленников внутри рыхлого, раздутого, будто больного водянкой организма консервативной партии — с самого начала выступали против предоставления статуса хотя бы даже доминиона Индии и за более жёсткий внешнеполитический курс. В частности — за более активное противодействие распространению красной заразы. Но эти умники — Черчилль поморщился при воспоминании о Палате общин — эти умники, разумеется, заболтали его предложения. И что теперь?
— You were given the choice between war and dishonour. You chose dishonour, and you will have war [У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье и теперь получите войну (англ.). Подлинная фраза Черчилля, произнесенная им в РИ по поводу Мюнхенского соглашения.], — пробормотал он, садясь в автомобиль, и улыбнулся своим словам. Хорошая фраза. Чеканная. Вот и надо ее произнести по поводу посылки войск в Индию. Пора, пора уже прекращать эту вялую, «странную» войну с индусами. Все силы — в бой! Самолеты, танки, пулеметы и газ! Газ! В конце концов, если эти черномазые выбрали войну против предопределенного им самой судьбой служения белому господину, почему мы должны миндальничать? Все равно они плодятся, как кролики в садке, так что смерть даже сотни тысяч этих тупых обезьян ничего не изменит. Даже миллиона!.. А потом заняться Европой. Комми совсем потеряли страх: Германия, Италия, Албания… Кто следующий? Неужели Британская империя будет спокойно смотреть, как красная чума расползается у нее под боком?..
«Роллс-ройс» неспешно катил по ноябрьскому Лондону. Уинстон Черчилль, лидер одной из фракций партии тори, откинулся на спинку кресла, обдумывая свою речь в Парламенте…
Неприметный человек в сером пальто и мягкой шляпе «трильби» пристально глядел на серую ноябрьскую реку, облокотившись на парапет.
«Вроде и не Сохо, а самый что ни на есть центр — благопристойное Сити, но река — грязнее не видал. Неужели кто-то здесь еще готов топиться в этой вонючей клоаке? Джером, помнится, писал о прогулках по Темзе на лодках — боже сохрани! Плавать по этой сточной канаве? Еще чего не хватало! То ли дело — Москва-река. Чистая, воду пить можно… Ну, не в самом центре города, конечно, но даже там рыба ловится: окуньки, караси, плотва, ерши… А здесь если что и живет, то небось чудище какое-нибудь: семь плавников, пять глаз и два хвоста! Бр-р-р-р!»
Человек передернул плечами и тут же обнаружил стоящего рядом бобби, который внимательно его разглядывал. Полисмен козырнул:
— Сэр, с вами все в порядке?
— Все хорошо, констебль… — человек сунул руку в карман пальто и вытащил портсигар. — Сигарету?
— Очень благодарен, сэр… Позвольте предложить вам огня… — Спичка чиркнула о коробок, и оба закурили. Бобби, помявшись, смущенно произнес: — Вы уж не серчайте, сэр, только сперва-то я вас за этого принял… ну которые… фью-и-ить… — он изобразил рукой движение в сторону грязно-свинцовой воды.
— Правда? — человек в сером изобразил удивление легким движением бровей. — А я вот как раз стоял здесь, ждал своего друга и компаньона, и размышлял грешным делом: какая же, должно быть, мерзкая смерть — утопиться в этой грязи…
— И не говорите, сэр, и не говорите. Вот вчера, например, кинулась одна, значит. Так головой об бочку саданулась, расшиблась, но не утонула. Выловили её — и в госпиталь, а по дороге она рожать начала. И так, значит, на докторов кричать принялась: осторожнее, мол, не у коровы роды принимаете! Подумайте только — пять минут назад топилась, а сейчас… — полисмен покачал головой, снова козырнул: — Желаю всего хорошего, сэр. И спасибо ещё раз за сигарету…
Он ушёл, а человек остался и снова уставился на реку. Только теперь его мысли потекли совсем в другом направлении. «Вот ведь как бывает… Товарищ Белов нас учил, методики писал… Пусть мне кто другой соврёт, что это не он, а “старшие товарищи из Коминтерна”. “Ха-ха” три раза! Что я, этих атаманов из Коминтерна не знаю? Очень хорошо себе представляю: им бы только взорвать что-нибудь да ножом в бок пырнуть. Ну иногда еще для разнообразия устроить перестрелку. А тут всё так толково расписано — с точными нормативами, развесовками, методиками разработки и подготовки подхода и отхода… Да у коминтерновцев и слов-то таких не слыхали! А Белов… Белов — это Белов! Механизм для убийства, самодвижущаяся гильотина!..» Он поднял голову и не торопясь огляделся. Ага, вон Смирнов — делает вид, что на витрину пялится. А вон О’Лири — с газетчицей треплется… О-па! Воротник поправил. Команда «Внимание!»
Он снял шляпу и пригладил волосы, а потом снова нахлобучил «трильби», стараясь усадить головной убор поглубже, чтобы случайный порыв ветра не мог его сорвать. Смирнов направился к нему: уходить лучше двойками. Он зашел в ярко-красную телефонную будку возле вывески с надписью «Лучший чай Цейлона». Там, в неприметной кондитерской, сейчас уже готовятся…
О’Лири широко зашагал к кондитерской с видом человека, решившего непременно выпить чаю или умереть. В этот момент мимо него проехал серебристо-белый «роллс-ройс». Вот он поравнялся с телефонной будкой, из которой тут же выскочил Смирнов, вот он проехал еще метров двадцать вперед, вот под ним оказался люк канализации…
Яростный грохот кувалдой ударил по ушам. Заложенные в канализационный колодец сорок кило тротила сработали точно громадная пушка. Автомобиль разорвало на части, и человек в сером проводил взглядом улетевшее в реку крутящееся колесо: «А неплохо, неплохо… Вот так, товарищ Белов: мы хорошие ученики. Спасибо учителю».
Что-то небольшое шлепнулось совсем рядом, но Павел Анатольевич не успел разглядеть, что именно…
— Мистер Джонсон? — рядом оказался О’Лири. — Уходим?
— Ну, если хочешь — оставайся, — хмыкнул Судоплатов. В этот момент к нему подошел Смирнов. — А мы — пошли…
Выли сирены пожарных и полицейских автомобилей, а по набережной бежали перепуганные люди, в толпе которых и растворились диверсанты. Краем глаза Павел Судоплатов успел заметить что-то неправильное на кресте маленькой старинной часовни. «Тряпка какая-то, что ли? Закинуло взрывом? Должно быть, так. Ладно, вороны потом себе на гнездо приспособят…»
...Восемнадцатого ноября в результате взрыва газа в подземной газовой магистрали в Лондоне погиб заклятый враг всего советского народа — Уинстон Черчилль.
Черчилль был ярым противником нового строя, защищая интересы своих хозяев-империалистов. Многие люди по всему миру — ирландцы, индусы, сикхи, пуштуны, африканские негры — вздохнут с облегчением, узнав о кончине врага свободы и счастья простых людей. От яростного антикоммуниста Черчилля остались только ботинок и обгоревший шелковый цилиндр, который взрывом зашвырнуло на крест часовни семнадцатого века. «Должно быть, все остальное был просто пузырь, надутый вонючим воздухом», — шутят лондонцы.
«Правда», 19 ноября 1935 года
— …Ну как оно, юнак? — шепотом поинтересовался Христо Боев, утирая со лба пот. — Не жарко?
