У меня урчит в животе. Мы с папой не завтракали, а желудок подсказывает, что пора обедать. Я сую руку в карман передника, надетого поверх жесткого и запачканного больничного халата, и перекатываю между пальцев оставшиеся грибы. Я такая голодная, что готова съесть один из них, но не стану. Скрытая в грибах магия, которая уменьшила нас, чтобы мы могли лететь на бабочках, вернет нам прежний вид, когда мы закончим. Нужно сохранить грибы.

В стекле виднеется мое отражение — синее платье, белый передник, растрепанные светлые волосы с темно-рыжей прядкой с одной стороны.

Первый пикси был прав. Я — настоящая Алиса.

Алиса из кошмара.

Безумная, жаждущая крови.

Когда я найду Червонную Королеву, она будет умолять, чтобы я ограничилась головой.

Я фыркаю и тут же становлюсь серьезной, когда кондуктор выключает пылесос. Он поправляет свою черную фуражку и ковыляет на двух из шести ножек, похожих на палочки. Остальные две пары служат руками. В них он держит блокнот.

— Ну? — спрашиваю я, глядя на него.

— Я нашел три воспоминания. Давних. Когда она была еще молода и не замужем. Прежде чем она стала… — кондуктор оглядывается и понижает голос до шепота, — королевой.

— Отлично.

Я начинаю вставать, но тут же плюхаюсь обратно, когда он толкает меня тонкой ножкой в плечо.

— Сначала ты уничтожила один путь в Страну Чудес, заставив меня нянчиться с пыльными кроликами и вонючими пикси. Теперь ты хочешь, чтобы я подверг свою жизнь опасности, показав тебе… — кондуктор разглядывает сидящих позади пассажиров, и его скрещивающиеся челюсти дрожат, — ее интимные воспоминания?

Его шепот сопровождается щелканьем, словно кто-то хрустит пальцами.

Я стискиваю зубы.

— С каких пор подземцы уважают чью-то личную жизнь? Это же не вписывается в ваш этический кодекс. Точнее, большинство из вас вообще не в курсе, что такое этика.

— Я знаю всё, что надо! В том числе — что она не простит.

Кондуктор избегает называть ее по имени.

Я следую его примеру.

— Она не узнает, что это ты мне показал.

Кондуктор листает блокнот и что-то неуверенно записывает.

— Есть еще одна проблема, — произносит он уже громче. — Эти воспоминания — отказники.

— В смысле?

— Ее никто не заставлял забывать. Она сама предпочла это сделать. Выпила зелье забвения.

— Еще лучше, — говорю я. — Она по какой-то причине их боится. Вот и прекрасно.

Щелканье усиливается — у кондуктора трясутся челюсти.

— В идеале, ими можно воспользоваться как оружием. Отвергнутые воспоминания окрашены летучей эмоциональной магией. Они желают отомстить тому, кто их породил, а потом выбросил. Но тебе придется отнести воспоминания к ней, предварительно усыпив их и удерживая в своем сознании. Ты полукровка — и потому недостаточно сильна.

От его пренебрежительного тона я ощетиниваюсь.

— У смертных свои способы держать воспоминания спящими. Они их записывают, чтобы прошлое не занимало голову. Мне просто нужна тетрадка.

Кондуктор держит ручку в дюйме от моего носа.

— С зачарованными воспоминаниями это не сработает, разве что ты запишешь их на зачарованной бумаге. К сожалению, о такой волшебной тетради я и не слыхивал. А ты?

Я гневно и молча смотрю на него.

— Видимо, нет, — подытоживает жук и постукивает меня ручкой по носу.

Рыча, я выхватываю ее у кондуктора и сую в карман. Пусть отнимет, если осмелится.

— Дурочка. Когда отвергнутые воспоминания находят приют в чьем-то сознании, они, как навязчивые мелодии, снова и снова напоминают о себе — до боли. В лучшем случае, они заставят тебя сочувствовать жертве, и ты не сможешь устоять. В худшем случае, дойдешь до сумасшествия. Готова рискнуть?

Я тру колени руками и подсовываю полы больничного халата под бедра. Жутко представлять себе, как чужие враждебные воспоминания пожирают мой мозг, но единственный способ справиться с Червонной Королевой — найти, где у нее слабое место.

— Я и так уже потеряла всё и сошла с ума, — говорю я, глядя в выпуклые глаза кондуктора. — Хочешь, докажу?

Фасеточные глаза моргают многочисленными веками. У жуков в норме нет ни век, ни ресниц, но это необычный жук. Это — зазеркальное насекомое, точнее, изгой, в зависимости от того, предпочитаешь ли ты терминологию Кэрролла или мнение потерпевшего.

Беднягу проглотило дерево тумтум, а потом его отвергли у ворот Гдетотам и выплюнули в виде мутанта. То же самое чуть не случилось с Джебом и Морфеем. Хорошо, что их впустили в зазеркальный мир. Хотя при мысли о том, что они теперь там одни, меня охватывает ужас. Морфей не сможет пользоваться магией под железным куполом, а Джеб — обычный человек. Как они оба выживут в краю, населенном кровожадными подземцами-изгнанниками?

Немой вопль отчаяния выжигает изнутри мои легкие.

Я понижаю голос, чтобы не услышал никто, кроме кондуктора.

— Раньше я коллекционировала насекомых. Накалывала их на булавки. Развешивала по стенам. В последнее время я подумываю снова этим заняться. Хочешь стать первым образчиком?

Кондуктор то ли морщится, то ли хмурится — с таким лицом не поймешь. Он указывает в сторону прохода.

— Сюда, мэм.

Мы направляемся к купе. За две дверцы до купе, в котором сидит папа, жук-кондуктор останавливается, смотрит через плечо, чтобы убедиться, что за нами не следят, и прикрепляет к двери латунную табличку с надписью «Червонная Королева».

Мои свернутые крылья зудят, желая вырваться на волю. Под кожей кипит смесь магии и гнева. Она готова и ждет.

Кондуктор начинает отпирать дверь — и останавливается.

— Однажды я был на садовой вечеринке у нее во дворце, — снова шепотом говорит он. — Я видел, как она содрала шкуру с приятеля Сони… с Зайца.

Я содрогаюсь, вспомнив, как впервые увидела его за чайным столом, год назад. Тогда Заяц выглядел так, словно его вывернули наизнанку.

— Мартовский Заяц? Червонная Королева сняла с него шкуру?

Жук энергично кивает, чуть не уронив фуражку.

— Она застукала его, когда он жевал лепестки роз. Допустим, они были посажены в память о ее покойном отце. Но тем не менее. Королева воспользовалась мотыгой, как картофелечисткой… и ободрала беднягу. Кровь забрызгала всех гостей. Испортила лучшие белые костюмы и залила маргаритки. Ты когда-нибудь слышала, как визжат зайцы? Это невозможно забыть.

Я смотрю на моргающие веки кондуктора. Он нервничает. Я сочувствую ему, поскольку знаю, что такое стать жертвой ярости Червонной Королевы. Некогда она превратила мои вены в нити марионетки, и это было самое мучительное ощущение, какое мне доводилось испытывать. Она даже оставила отпечаток у меня на сердце — я до сих пор ощущаю слабое давление.

В последнее время это не просто давление. С той роковой ночи, когда на балу разверзся ад и я перестала подавлять в себе тягу к хаосу, оно превратилось в периодические приступы боли. Как будто внутри меня что-то медленно разворачивается.

Я ничего не говорила папе, потому что была слишком занята — училась пользоваться магией и вынашивала план. Ради своих близких я должна выиграть войну и победить Червонную Королеву. На сей раз навсегда.

Я не могу позволить себе такую роскошь, как визит к врачу. В любом случае толку не будет. Если что-то со мной не в порядке, это результат магии. Магии Червонной Королевы. Это я знаю инстинктивно. И ей придется исправить то, что она натворила, прежде чем я прекращу ее жалкое существование.

Еще больше исполнившись решимости, я протягиваю руку к ключу, который держит кондуктор.

Он прячет его под фуражку и теребит табличку с именем, пытаясь снять ее с двери.

— Я передумал, — говорит он, испуганно щелкая челюстями. — У жуков есть такое обыкновение. Время от времени.

— Нет, — отвечаю я, схватив кондуктора за тоненькую конечность.

Ее нетрудно переломить. В моей голове возникает мимолетное темное искушение, оно подбивает меня на жестокий поступок, но я отстраняюсь и торжественно кладу руку на грудь.

— Клянусь жизненной магией, я никогда не скажу ей про тебя.

— Лучше сядь и подожди отца, — отвечает кондуктор.

Покопавшись под ковриком, который прикрывает его грудь, он достает пакетик арахиса и протягивает мне.

— Ты, наверно, проголодалась после путешествия. На, перекуси.

— Я не двинусь с места, пока не увижу ее воспоминания, ты, ковровая моль.

Я бросаю пакетик на пол и прижимаюсь спиной к двери, заслонив табличку с именем.

Жук издает сердитое бульканье.

— Подумаешь! Даже если мое тело сделано из коврика, голова у меня работает не хуже твоей.

— Сомневаюсь. Ты забыл, что сказал тебе Морфей. Я — королева.

— Да, но Морфея здесь нет, не так ли?

Я пытаюсь придумать хлесткий ответ, но от воспоминания о том, почему Морфея здесь нет, мне становится холодно. Язык превращается в кусок мороженого мяса.

— Ты просто коронованная проблема, — язвительно говорит кондуктор. — Забыла, что мы под железным мостом? Здесь магия подземцев ограничена. Вот почему мы храним потерянные воспоминания именно тут — чтобы они были в безопасности. И ты не заставишь меня что-либо сделать. И Червонная Королева не оторвет мне голову из-за какой-то мелкой, бессильной, ничтожной полукровки.