Анна Антонова

Зима для троих

Глава 1

Снова в школу

— Что-то мне страшно, — поежилась я.

— Теперь-то чего бояться? — фыркнула Ирка. — Больше родная школа тебе ничего плохого не сделает.

— Это-то и пугает!

— Впрочем, хорошего тоже, — философски закончила подруга.

Я лишь грустно вздохнула. Школу мы с ней блистательно окончили в прошлом году и теперь первый раз собирались посетить ее в новом качестве — не учеников, а просто гостей. Мы с Иркой шли на вечер встречи выпускников.

Было еще совсем не поздно — всего четыре часа — но зимние сумерки уже сменили яркий и солнечный морозный день на ранний вечер. На белоснежных сугробах лежали глубокие синие тени, в воздухе мерцали невесомые снежинки, и я с удовольствием вдохнула холодный воздух. Моя любимая погода!

— Интересно, кто из наших придет? — вслух задумалась я.

— Не знаю, я ни с кем не созванивалась, — отозвалась моя бессменная соседка по парте.

— Я тоже. Что же мы не подготовились? — запоздало спохватилась я.

— У нас был такой недружный класс, а ты чему-то удивляешься!

Ирка права — более разобщенного класса, чем наш, надо еще поискать. Однажды завуч по внеклассной работе Светлана Юрьевна загорелась идеей провести в каждом классе опрос с целью выявить неформального лидера.

Эту даму всегда посещали самые неожиданные идеи, а отдуваться приходилось нам. Зачем, спрашивается, понадобилось определять лидеров классов? Никакой практической ценности эта информация не имела, но мы честно заполняли анкеты, отвечая на всего один, но зато на редкость дурацкий вопрос: если бы ты оказался на необитаемом острове, кого из одноклассников хотел бы видеть рядом? Сверху надо было написать свое имя, а под ним — три других.

— А почему мы именно вчетвером на необитаемый остров попадем? — поинтересовался кто-то из класса.

— Как в купе поезда, — пояснила Светлана Юрьевна.

Связь между купе поезда и необитаемым островом не просматривалась, но мы и не искали логики, послушно принявшись писать.

Проблема выбора меня не мучила — я указала имена трех своих подружек: Ирки, Светки и Ольги. Они, естественно, сделали то же самое.

Видимо, нашему примеру негласно последовали и остальные одноклассники, потому что через несколько дней к нам прямо посреди урока влетела возмущенная Светлана Юрьевна и с порога затараторила:

— Вы единственный класс во всей школе, в котором нет лидера! С большой натяжкой можно выделить Алексея Крохина, но и его назвали всего шестеро! Остальные, как я вижу, разбились на компании по четыре-пять человек и общаются только между собой. Ребята, ну так же нельзя! У вас удивительно недружный класс! Надо что-то делать!

Мы слушали ее с чувством глубочайшего превосходства: мы не какие-то там «все» — овцы, выбравшие себе пастуха. У нас не класс, а эксклюзив! Мы яркие индивидуальности и сами по себе!

Впрочем, была в этом и отрицательная сторона: мы действительно мало дружили с теми, кто выходил за рамки привычного кружка. Парни с девчонками вообще оставались врагами до самого выпускного. Мы даже называли друг друга по фамилиям, словно сопливые первоклашки, а не солидные старшеклассники. Тем более дико для нас было слышать, как нормально и уважительно обращаются к своим девчонкам «ашки».

А теперь, когда прошло меньше года после окончания школы, мы вообще напрочь позабыли друг о друге, хотя в соцсетях многие по-прежнему состояли в группах нашего класса. Никто не договаривался прийти на вечер встречи! Даже с нашими подругами Светкой и Ольгой я давным-давно не общалась, только с Иркой и поддерживала отношения.

Февральский мороз щипал за щеки и холодил ноги в тонких колготках — и зачем я выпендрилась, надо было надевать брюки! Впрочем, впереди уже показались знакомые ворота, и я мигом забыла о холоде. В груди защемило — я больше не школьница и иду сюда просто как гостья!

— Помнишь, Светка на выпускном сказала: «А я бы еще поучилась»? — протянула Ирка.

Видимо, схожие чувства охватили и ее.

— Читаешь мои мысли, — кивнула я. — Почему ж мы во время учебы школу не ценили, а? Только и мечтали поскорее от нее избавиться…

Ответа на свой вопрос я не дождалась — мы миновали ворота, проскочили школьный двор и вошли в вестибюль. Вслед нам прозвучал подзабытый, но привычный смешок. Согласна, когда мы с Иркой ходим парой, как санитары с Тамарой, то производим комическое впечатление — я высокая, а она маленькая. Давно уже никто и нигде не позволял себе посмеиваться над нами, но сейчас это меня не обидело, а позабавило.

Примерно то же самое я чувствовала, когда мальчишки в чужом дворе — не здесь, а в том городе, где я училась в университете, — однажды закричали мне вслед: «Длинная, длинная!» Я так изумилась, что чуть не остановилась и не задала им вопрос: «А вам какие девушки нравятся, разве не высокие и стройные?»

— Ничего не изменилось, — с тоской протянула я, оглядевшись по сторонам.

— Что тут могло измениться, если и года не прошло? — удивилась Ирка.

Мы разделись в гардеробе и подошли к расставленным возле него столикам. Там какие-то девушки, по виду старшеклассницы, предлагали зарегистрироваться — назвать себя и год окончания школы. На стене над ними висела гордая табличка «Реестр» — любят в нашей школе заковыристые словечки.

— Да ну его, — отчего-то не захотела записываться я. — Пошли в зал, а то нормальных мест не останется.

Наверняка и в актовом зале, где половина кресел опасна — для колготок точно! — тоже ничего не изменилось.

— Родная школа… — тосковала я, обозревая знакомые стены по дороге на второй этаж.

— Где ж ты раньше была? — усмехалась Ирка. — У тебя имелось целых одиннадцать лет, чтобы насладиться учебой на полную катушку, еще и с запасом.

— Что имеем, не храним, — процитировала я народную мудрость.

— Девочки! — услышали мы радостный возглас.

К нам спешила наша классная, учительница информатики Татьяна Дормидонтовна, которую мы нежно любили и уважали. Или это мне сейчас так казалось? Нет, судя по тому, что и мы, и она обрадовались встрече, все так и было.

— Как у вас дела? — задала она стандартный вопрос.

— Хорошо, — хором ответили мы. — Учимся!

— Молодцы, — одобрила классная.

И тут же по неистребимой привычке поинтересовалась:

— Как учитесь?

— На пятерки, — похвастались мы.

Мы вошли в зал, куда стекались выпускники разных лет, и сразу наткнулись на знакомых учителей — они скромно сидели в последнем ряду. Вот математичка Наталья Александровна, весьма ехидная особа, а вот химичка и по совместительству директор школы, великая и ужасная Римма Николаевна… Странно, что теперь мы с ними вроде как на равных, не надо трепетать и прятаться под партой, только бы не вызвали к доске.

— Здравствуйте! — обрадовались мы.

Все мнимые и настоящие обиды были, естественно, забыты, и разговор потек по уже знакомому сценарию.

— Здравствуйте, девочки! — приветствовали нас они. — Как дела?

— Учимся!

— Как учитесь?

— На пятерки!

— Молодцы!

Повисла пауза — больше вроде говорить было не о чем — и мы, попрощавшись, пошли искать свободные места.

— Слушай, Ирка, — сказала я по дороге, — а где историк?

— Не видела его, — озадаченно огляделась она.

— Не пришел, значит, — надулась я. — Не хочет любимых учеников повидать!

— Точнее, главную любимицу, — ехидно поправила Ирка.

Я вспыхнула, но возражать не стала. Историк Владимир Александрович Яблоков был классным руководителем у параллельного класса «А», но мы ценили и уважали его не меньше, чем «ашки». Он появился у нас только в десятом классе, и до этого мы таких учителей не видывали — историк никогда на нас не кричал, не читал нотаций, но во время его уроков в классе всегда стояла полная тишина. И, конечно, уроки — в кои-то веки мне стало интересно на истории.

Благодаря Яблокову — с такой фамилией прозвище ему так и не придумалось — мои школьные знания по истории оказались столь велики и обширны, что помогли сдать не только ЕГЭ, но и первую сессию!

На экзамене по истории России коварный препод задал мне дополнительный вопрос о том, почему в России в 1917 году сложилась революционная ситуация. И тут у меня перед глазами всплыла картинка из школьной тетрадки по истории за десятый класс, срисованная с доски. Историк высокохудожественно изобразил хромоногую царскую власть, опирающуюся на одну длинную ногу — обедневшее дворянство, и на вторую короткую — богатую буржуазию, не имевшую доступа к власти. Все это я изложила мигом поскучневшему доценту, и ему пришлось вывести в моей зачетке «отлично».

Об этом и многом другом мне хотелось рассказать любимому учителю, но его, как назло, нигде не было видно.

— Ты что, все еще сохнешь по Яблокову? — язвительно поинтересовалась подруга.

Я смутилась: возможно, в десятом классе я и была слегка влюблена в историка, но тогда даже не осознавала этого. А потом в моем сердце поселился совсем другой персонаж, о чем Ирке было известно не хуже меня… Впрочем, объяснять все это подруге я не стала — сейчас ни то, ни другое не имело никакого значения.

В зале погас свет, на сцену вышла торжественная Светлана Юрьевна с папочкой в руках, и наш разговор, к моему облегчению, вынужденно прервался. Наряд за-вуча нас так потряс, что я даже забыла про историка: поверх ее платья была накинута потрепанная мантия, а на голове красовалась желтая пластиковая корона. Ее сопровождал парень в строгом костюме, но тоже при короне.