— Я же вижу, что ты хороший. Правда, очень хороший. И добрый. И очень-очень ответственный… — Она отметила, как задрожало его тело, и продолжила: — И ты ведь мне сочувствуешь, ведь так?

Квазимодо ничего не ответил, однако его некрасивые уши горели, как два мака.

— Тогда зачем ждать явления… явления этого самого… Ну, ты сам знаешь кого…

Лапа тюремщика сжалась, и Юлия подумала, что если что-то приключится, то он сможет защитить ее от…

От Великого Белка!

Однако отчего-то она была уверена, что Великий Белк намного сильнее — на то он, собственно, и великий.

— Ты ведь можешь выпустить меня отсюда? — произнесла она, дотрагиваясь левой рукой до лапы Квазимодо, в которой была зажата ее правая. — Ну, чего тебе стоит… Открой, пожалуйста, ту самую дверь с решеточкой…

Реакция была не та, на которую она надеялась. Взревев, Квазимодо впихнул ее — причем достаточно грубо — обратно в камеру, захлопнул дверь, и до женщины донесся звук трижды поворачивающегося ключа.

— Извини, если я сказала что-то не так! Я не хотела, поверь мне! — крикнула она в не закрытое еще оконце. — Однако я не хочу встречаться с… с ним… Отпусти меня, чего тебе стоит! А ему скажешь, что… что я сбежала!

Квазимодо с грохотом закрыл и оконце, и Юлия снова осталась в кромешной темноте. Длилось это, впрочем, недолго, так как оконце распахнулось, в нем мелькнула шерстистая лапа ее тюремщика, швырнувшего ей бутылочку воды.

— Хорошая. Можешь пить! — проревел он, а Юлия попыталась снова перетянуть тюремщика на свою сторону.

— Ну, что вам стоит… Вы же понимаете, что визит… Визит этого Белка ничем хорошим для меня не закончится. Так выпустите же меня отсюда, прошу вас!

Она ощутила, что по щекам снова струятся слезы.

— Ты не понимаешь! — затараторил тюремщик. — Я не могу выпустить тебя, не могу! Великий Белк грядет! И только здесь тебе будет хорошо!

И он снова захлопнул оконце.

Юлия зарыдала, чувствуя, что сейчас сойдет с ума. Если, конечно, уже не сошла и все это не было плодом его воспаленного воображения. Но, судя по всему, в темноте наступила на валявшуюся на полу пластиковую бутылочку воды, из-за чего полетела на пол и ощутила острую боль в коленке.

Растирая коленку, Юлия пришла к неутешительному выводу, что все это, увы, происходит на самом деле.

В кошмарной, на грани фола, заполненной ужасными фигурами действительности.

В голову лезли неприятные мысли. На ощупь отвинтив крышечку и отпивая из бутылки (Квазимодо Юлия верила, и раз он сказал, что вода хорошая, значит, так оно и было), думала о том, в какой переплет попала.

Итак, она оказалась в руках маньяка — точнее, в руках маньяков, ведь Квазимодо, как ни крути, был на посылках у этого самого Великого Белка.

Юлия вздохнула. Что же, маньяки, причем жестокие, бывают не только в третьеразрядных фильмах, но и в реальности. В том числе маньяки, похищающие людей, запирающие их в подвалах и…

И делающие с жертвами что-то очень и очень нехорошее…

Думать о том, что же именно делали подобные маньяки со своими жертвами, Юлия решительно не хотела, но в голове возникли картинки, одна страшнее другой. Она снова заплакала, одновременно отхлебывая воду из бутылочки. Что же, по крайней мере, гидробаланс организма находился более-менее в норме.

Из-за этой глупой, точнее, совершенно идиотской мысли она начала смеяться, а потом поняла, что у нее самая настоящая истерика.

Впрочем, посмотрела бы она на любого мужика, который бы оказался на ее месте, в лапах маньяка. Нет, судя по всему, даже маньяков!

Юлия убедилась в том, что бутылочка пуста. В животе заурчало, она поняла, что ей ужасно хочется есть. Однако идти к двери, барабанить по металлической поверхности и дожидаться появления Квазимодо ей как-то не хотелось.

Потому что — кто знает — вдруг вместо него на пороге окажется этот самый Великий Белк.

Юлия — несмотря на то что находилась в темноте, — закрыла глаза и, усевшись на полу, задумалась. Кем был этот Великий Белк?

В голове вспыхнула картинка — гигантская монстрообразная белка, которая, подобно кенгуру, прыжками и с жуткой ухмылкой передвигается по коридору, держа в когтистой лапе окровавленный топор.

Юлия хихикнула, потом снова всхлипнула. Нет, речь шла не о животном, а, безусловно, о человеке.

Великий Белк грядет.

С чего она взяла, что это белк, то есть белка мужского рода. И долго думала над тем, как называется, собственно, самец белки. А самец мухи? Или бабочки? И вообще там имеются самцы? У бабочек, вероятно, нет, ведь они становятся таковыми из гусениц. А есть ли гусеницы-самцы и гусеницы-самки, Юлия понятия не имела. А вот мухи-самки, откладывающие яйца, имеются. Значит, есть и мухи-самцы, а самец мухи, это, что ли, мух?

Запретив себе думать о подобной ерунде, Юлия вдруг вспомнила, что в «Московской саге» Василия Аксенова в самом деле имелся белк. Только не великий, хотя как посмотреть — белкой, точнее, белком после своей кончины в человеческом обличии стал не кто иной, как вождь первой в мире пролетарской революции товарищ Ленин, и глава так и называлась — «Перескок белка».

Юлия поежилась. Но если это так, то куда занес ее собственный перескок? И почему, собственно, белк? Может, она неправильно поняла Квазимодо, шепелявившего и выражавшего свои мысли весьма непонятно. Но нет же, он так и сказал: «Великий Белк грядет».

Значит ли это, что концепция писателя Аксенова правильная и люди после смерти становятся белками?

После смерти… Умирать Юлии совершенно не хотелось. А если все же придется, то не сейчас и точно уж не здесь, в этом мрачном бункере, в лапах невесть каких безумцев.

Юлия вспомнила другого литературного персонажа — Бармаглота из «Алисы в Стране чудес». Это ведь тоже был монстр, изображавшийся разными художниками по-разному: то в виде огнедышащего дракона, то некого подобия динозавра. Да и, в зависимости от переводчика, это существо из английской сказки звалось то Бармаглотом, то иначе. Не было у этой твари ни точного имени, ни облика…

Юлия похолодела, вдруг чувствуя, что ухватила нить верной мысли, однако быстро убедилась, что клубок упорно не желал разматываться.

Она вернулась к своим предыдущим размышлениям. А что, если она просто поняла Квазимодо неверно. Может, это не белк, а бэлк? Она попыталась переставить буквы, потому что, не исключено, это был какой-то шифр. Но что такое в таком случае клэб или клеб? Неправильно написанный хлеб?

Блэк? Уже лучше. По-английски это значит: «черный». Только при чем тут английский?

А может, «белк» — это иностранное слово? Если так, то Юлии оно ничего не говорило — а вдруг это какой-то древний вымерший язык или язык существующий, но малораспространенный? Что тогда?

Она попыталась переставлять буквы. Лкеб? Бекл? Елкб?

Юлия устало вздохнула. Нет, все это не имело ни малейшего смысла. Как и то, что она оказалась в бункере, охраняемом Квазимодо, который с ужасом ожидал какого-то грядущего Великого Белка.

А что, если это псевдоним, вернее, кличка или что-то в этом роде? Например, у всех этих рэперов, устраивавших баттлы, которых Юлия не выносила на дух, тоже были непроизносимые имена, составленные зачастую частично из русских и латинских букв.

Или, может статься, что Великий Белк — это известная медийная личность, о которой она, в силу того, что редко смотрела телевизор, не имеет понятия.

Юлия задумалась, желая припомнить, как часто смотрит телевизор и с чего она вообще взяла, что делает это редко.

В голове вдруг словно щелкнуло, и она вспомнила — ну конечно же имелся же этот околополитический комментатор и демагогический иллюзионист-агитатор, вальяжный и велеречивый, любящий дорогой коньяк и пестрые вязаные безрукавки. Господин Бэлкловский, то ли Светозар, то ли Святослав. Она в машине частенько слушает радио, на котором он каждый божий день с юмором и постоянными подколками что-то объясняет, напускает туману, в основном крайне изобретательно мороча слушателям голову, подобно пифии вещает, то и дело ссылаясь на свой любимый зороастрийский календарь, по которому якобы можно моделировать всю мировую историю вообще и российскую историю в частности.

Неужели это он ее похитил?

Юлия отмела эту еретическую мысль, однако настроение у нее заметно улучшилось. Какое-то время она думала над тем, есть ли в зороастрийском календаре год или месяц Белки. Или, быть может, Великого Белка?

Кто же, черт побери, он есть?

В этот момент дверь громыхнула, и Юлия от ужаса подскочила, уверенная, что своими мыслями привлекла Великого Белка и что он, чьего появления Квазимодо так боялся, заявился в подвал.

Чтобы съесть ее.

Хорошее настроение как ветром сдуло, Юлия дала себе зарок, что просто так не сдастся и будет бороться за свою жизнь до последнего, даже если этот Великий Белк окажется не человеком, а в самом деле сказочным монстром наподобие того же самого Бармаглота или склизких зубастых «Чужих» из одноименного фильма.

Но на пороге стоял Квазимодо, державший в руках старый полосатый матрас.

— Это для тебя! — произнес он, пронося матрас в камеру и укладывая его на бетонный пол. А затем он повернулся к Юлии и вручил ей тапочки огромного размера, наверное, свои собственные — потрепанные, малинового цвета.