5

К тому времени, когда Чава вернулся и буквально приволок за собой мать и еще нескольких человек из ближайшего бидонвиля, существо опять изменилось. Влажные серые мешки на спине стали еще больше — каждый, когда полностью раздувался, почти достигал размеров взрослого человека. «Руки» и «ноги» соединились, они как будто слились друг с другом. Шея с содранной кожей также претерпела изменения: она вся шевелилась, словно под ней копошились термиты.

Воздух вокруг лежащей твари наполнился ядовитой желтизной. Мельчайшие частицы висели густым облаком, и людям стало трудно дышать, когда они подошли совсем близко. Один мужчина — невысокий, но с достоинством державшийся пожилой пьянчужка — смело вступил в облако, но тут же закашлялся, зашатался и рухнул на песок. Двое его товарищей вытащили бедолагу за ноги и стали усиленно хлопать по щекам.

Чава посмотрел, как пьянчужка постепенно приходит в себя и снова тянется за бутылкой, потом повернулся и уставился на неведомую тварь.

— Что это такое? — спросил мальчик у матери.

Мать, не отрывая взгляда от существа на песке, зашепталась с соседями. Чава с трудом слышал, о чем они говорят, но одно повторявшееся раз за разом слово уловил: «Икстаб, Икстаб». Наконец женщина повернулась к сыну.

— Кто такой Икстаб? — нетерпеливо спросил он.

— Беги и приведи старую бруху [Бруха (исп. bruja) — ведьма, колдунья, знахарка. (Здесь и далее примеч. перев.)], — велела мать. — Она скажет, что делать.

Когда Чава нашел бруху, та уже сама ковыляла к берегу. Передвигалась она медленно и опиралась при ходьбе на палку. Бруха была старой и слабой, волос на голове почти не осталось, а все лицо изрезали морщины. Мать уверяла Чаву, что старуха помнит времена, когда испанцы убивали людей народа майя, а было это тысячу лет назад.

«Она как утерянная книга, — говаривала мать. — Ей известно все, о чем другие давно позабыли».

На плече у старухи висела сума. Мальчик начал рассказывать про существо на берегу, но бруха жестом заставила его замолчать.

— Я уже знаю. Думала, ты найдешь меня раньше.

Он взял женщину за руку и помог ей идти. Другие обитатели хибар и лачуг также направлялись к побережью. Одни двигались словно загипнотизированные, другие бежали. Некоторые плакали.

— Кто это — Икстаб? — спросил Чава.

— Икстаб, — повторила бруха. Она остановилась и посмотрела в лицо мальчику. — Это богиня. Женщина, которую повесили. Она висит на дереве, с веревкой на шее. Глаза ее закрыты в смерти, а тело уже тронуто разложением. Но тем не менее она богиня.

— Но она мертвая?

— Богиня самоубийц, — задумчиво произнесла старуха. — Она повешенная богиня, повелительница смерти. И она собирает к себе тех, кто умер по неизвестным причинам. — Бруха пристально посмотрела на мальчика и добавила: — Она очень суровая госпожа.

Чава кивнул.

— Скажи мне, — попросила бруха, — сегодня ночью ты видел сны?

Чава снова кивнул.

— Расскажи мне свой сон, — велела старая колдунья и внимательно выслушала сбивчивый, неуверенный рассказ парнишки.

Потом она указала рукой на бегущих впереди людей, на толпу, собравшуюся вокруг странного существа на берегу:

— Им всем тоже снился этот сон.

— И что это значит? — спросил мальчик.

— Что это значит? — переспросила старуха и ткнула дрожащим пальцем в сторону страшной богини. Серые мешки на спине уже стали размером почти как два взрослых человека; облако ядовитого газа разрасталось вокруг. — Ты видишь, что это значит.

— Мы все видели ее во сне и она стала реальной? — спросил пораженный Чава.

Бруха раскрыла беззубый рот и захихикала:

— Думаешь, ты такой могущественный? — Она снова заковыляла к берегу. — Думаешь, мы все обладаем такой силой? Нет. Это не мы создали ее. Наш сон был предупреждением.

— Предупреждением?

— Сон говорит нам: что-то здесь не так, — объяснила старуха. — Мы должны это исправить.

Некоторое время они шли по песчаному берегу молча. Старая колдунья тяжело дышала. Чава уже слышал шипение, которое издавало существо, — оно перекрывало даже шум прибоя.

— Ты там грезишь наяву, что ли? — спросила вдруг бруха.

— О чем ты? — испугался мальчик.

— Ага! Я по твоему голосу слышу, что грезишь. Будь осторожен. Ты первый, кого она нашла. Она хочет тебя забрать. Чиксулуб. Знаешь, что это за слово?

Чава помотал головой.

— А ведь ты прожил здесь всю свою жизнь, — проворчала старуха. — В месте, названия которого не знаешь.

Он немного помолчал и спросил:

— Это плохое слово?

Бруха только фыркнула и ничего не сказала. Очевидно, вопрос попросту не заслуживал ответа.

— Что значит «Чиксулуб»? — продолжал допытываться мальчик.

Старуха резко остановилась и кончиком палки начертила на песке фигуру, состоявшую из двух переплетенных линий.

Мальчик скрестил пальцы — этому знаку, защищающему от злых чар, он научился еще ребенком — и повторил начерченную фигуру.

Колдунья молча кивнула.

— Что это такое? — спросил Чава.

Старуха по-прежнему ничего не отвечала. Она широко раскрыла рот, который на мгновение точь-в-точь напомнил лишенную челюсти пасть кошмарного существа.

— Хвост дьявола, — нарушила наконец молчание бруха. — Дьявол уже просыпается и молотит хвостом. Если мы не уговорим его снова заснуть, нам всем придет конец.

6

Олтмэн решил, что идти на встречу нет никакого смысла. Это, скорее всего, была просто дурацкая шутка. Слишком много он задавал сегодня вопросов, и неудивительно, что кто-то решил его подколоть. Всевозможные мысли о заговорах и прочих шпионских играх Олтмэн отверг с ходу. Он был обязан рассуждать рационально, как подобает настоящему ученому. Поэтому, вместо того чтобы идти в бар, Олтмэн отправился домой.

Войдя в комнату, он увидел Аду: она сидела перед столом, откинувшись на спинку стула, и спала. Длинные черные волосы были заправлены за уши и водопадом рассыпались по плечам. Олтмэн поцеловал девушку в шею, и она проснулась.

Ада улыбнулась, ее темные глаза засверкали.

— Что-то ты припозднился, Майкл. Ты же не изменял мне?

— Эй, я не из тех, кто устает на работе.

— Я плохо спала ночью, — пожаловалась Ада. — Видела нехорошие сны.

— Я тоже. — Олтмэн сел и тяжело вздохнул. — Происходит нечто странное.

И он рассказал подруге о том, что обнаружили они с Филдом, о вопросах, которые он задавал по телефону. Поделился также своими ощущениями — их, похоже, разделяли многие, — что здесь было неладно.

— Забавно, — молвила Ада. — Но ничего хорошего в этом нет. Со мной сегодня было то же самое.

— Хм, ты тоже обнаружила гравитационную аномалию?

— Вроде того. Ну или, скажем, ее антропологический эквивалент. — Она помолчала. — Меняются предания.

— Какие предания?

— Народные предания, сказки. Они претерпевают изменения — и тоже очень быстро. Майкл, так не бывает. Это просто невозможно.

Олтмэн внезапно сделался серьезным:

— Невозможно?

— Абсолютно.

— Ерунда.

— Местные повторяют истории о хвосте дьявола, — пояснила Ада. — Такая изогнутая заостренная штука. Говоря о ней, они скрещивают пальцы, вот так. — Она скрестила указательный и средний пальцы. — Но когда я пытаюсь расспросить подробнее, они сразу же замолкают. Странно, ведь раньше они были со мной откровенны. Впечатление такое, будто мне больше не доверяют. — Она положила руку на столешницу. — А хочешь знать, что во всей этой истории самое странное?

— Что же?

— Знаешь, как будет на языке юкатанских майя «хвост дьявола»? Точно так же, как и название кратера, — Чиксулуб.

У Олтмэна пересохло в горле. Он взглянул на часы: без четверти восемь. Что ж, он еще вполне успевает в бар на встречу с незнакомцем.