Волосы Лукреции, черные, как вороново крыло, были зачесаны назад над высоким лбом, и такими же темными были тонкие брови вразлет, эти брови украсили бы любое лицо.

Словом, у Лукреции было очаровательное личико с прямым деликатным носом и яркими пухлыми губами. Но сама Лукреция пришла от своей внешности в отчаяние. Она вспомнила, что маркиз отдавал предпочтение белокурым женщинам, таким, как герцогиня Девонширская и леди Эстер Стэндиш.

Поскольку Лукреция жила практически в Мерлинкуре, естественно, что ей приходилось слышать пересуды про самого обольстительного, неотразимого и желанного мужчину высшего света.

Ну разве могла она предположить, что у ее отца был долговременный план относительно ее будущего, в соответствии с которым они и поселились в поместье.

Она помнила свои смешанные чувства волнения и любопытства, которые вызывал у нее маркиз с тех пор, как она впервые переступила порог Дауэр-хаус и увидела возвышающиеся над деревьями крыши Мерлинкура.

Часто бывало, что она незаметно выскальзывала из дома и в одиночестве забредала в лес, начинавшийся по соседству и впоследствии ставший для нее наблюдательным пунктом, откуда она видела Мерлинкур во всей красе, — Дауэр-хаус стоял на возвышении.

И в те дни, затаив дыхание, в восторге от его великолепия, она уже предчувствовала, что этот дом будет играть в ее жизни какую-то важную роль.

И хотя маркиз находился в отъезде, в своем полку, казалось, что все вокруг только о нем и говорят.

Слуги в доме, работники в имении все болтали про «молодого хозяина» до тех пор, пока после смерти отца он, в свою очередь, не стал просто «хозяином».

Лукреция узнала о его детских проказах, шальных юношеских выходках и о романах, которые он заводил, когда повзрослел.

Из любопытства она даже могла позвать к себе какую-нибудь особо болтливую сплетницу, чтобы выведать у нее побольше про маркиза.

Услышав, что миссис Манз, мерлинкурскую экономку, совсем скрутил ревматизм, она уговорила мать позволить ей отнести этой женщине особые лекарственные травы.

А когда леди Мэри умерла, миссис Манз решила: если она будет приглашать славную осиротевшую бедняжку почаще приходить в Мерлинкур, где они вели задушевные беседы, это будет с ее стороны проявлением истинной доброты.

Старушка понятия не имела, сколько раз Лукреция выдумывала повод зайти к ней, спросить совета лишь для того, чтобы иметь возможность поговорить с ней о маркизе и разузнать о его последних подвигах.

Были и другие рассказчики: егери, лесники, грумы — и у каждого были свои истории про маркиза и его детство.

Потом они начинали повторяться и их запасы историй иссякли, а Лукреция, повзрослев, поняла, что маркиз был любимой темой семейных разговоров и бесед в их графстве.

Молодые люди, которым доводилось встречать маркиза в Лондоне, делали прозрачные намеки на его любовные приключения, а в это время девушки вроде Элизабет безмолвно сидели за столом и, навострив уши, старались уловить обрывки сплетен, пересказываемых их родителями.

Лукреция слышала, как настойчиво охотится на маркиза леди Эстер Стэндиш. И когда они наконец стали любовниками, эта новость мгновенно разнеслась по всему графству, достигая его самых удаленных уголков со скоростью летящего вальдшнепа.

Леди Эстер давно уже была предметом неодобрения, которое одни выражали словами, другие выказывали, лишь презрительно кривя губы, однако красота ее была бесспорна.

—  Это самое очаровательное существо, которое я видел! — услышала однажды за ланчем Лукреция от графа Манстера.

—  Ее поведение постыдно, — едко заметила графиня.

—  Что можно ожидать от женщины, когда все мужчины в Сент-Джеймсе вертятся вокруг нее и бросают сердца к ее ногам? — возразил граф.

Графиня презрительно фыркнула, а он продолжал:

—  Даже я, в моем-то возрасте, не могу не завидовать молодому Мерлину! Она его постарается вначале помучить, но я готов поспорить, поставив на кон последний шиллинг, что в итоге все это окупится и маркиз будет вознагражден!

—  Полноте, Роберт, как вы можете говорить такое в присутствии девиц! — ледяным тоном упрекнула графиня.

—  Извините, моя дорогая, извините! — сказал граф.

Лукреция слушала тогда с широко открытыми глазами. И теперь, глядя на свое отражение в зеркале, оно пришла к неутешительному выводу, что внешне она была полной противоположностью знаменитой красавицы леди Эстер.

Со своими темными волосами и глазами цвета штормового моря, как могла она соперничать с самой красивой в Англии женщиной, белокурой и белокожей?

—  У меня нет ни шанса, — жалобно прошептала Лукреция, обращаясь к своему отражению. Но потом в ней заговорила ее гордость — и Лукреция высоко вздернула подбородок. Нет, ее так легко не победить, она не сдастся без борьбы.

Лукреция подошла к окну. Вдали, за деревьями были видны трубы Мерлинкура.

Он был там! Он приехал домой, и, если ее отец говорит правду, маркиза привело сюда именно намерение просить ее руки!

—  Я должна его завоевать! — воскликнула Лукреция. — Может быть, у меня не тот тип красоты, которым он восхищается, может быть, мне недостает утонченности, но у меня есть то, чем вряд ли могли гордиться его женщины, — у меня есть голова!

Отойдя от окна, она пересекла комнату и позвонила в колокольчик, висевший около ее кровати.

Лукреция несколько резко дернула шнурок. И когда вошла ее горничная, распорядилась:

—  Собери полдюжины платьев, не больше, так как я намерена купить новые, но чтобы было достаточно на первые несколько дней моего пребывания в Лондоне. Мы едем немедленно! Прямо сейчас!

—  Хорошо, мисс! — кивнула горничная. — Но мне нужно время!

—  На разговоры нет времени! — перебила ее Лукреция. — Пусть тебе помогут служанки, и сама тоже соберись. Мы едем в Лондон, Рози, и это очень важная поездка! Может быть, самая важная из всех, которые были раньше.

Глава 3

В Лондоне Лукреция остановилась в доме отца на Керзон-стрит.

И хотя ее не ждали, в доме все было в полном порядке — здесь, так же как в сельской резиденции, всегда был полный штат слуг.

В доме также постоянно жила пожилая кузина леди Мэри, которую сэр Джошуа там поселил, чтобы она могла быть рядом с Лукрецией всякий раз, когда девушка приезжала в Лондон.

Леди Бинг была вдовой и проводила время за карточными играми и разговорами со своими давними подругами.

Войдя в гостиную, Лукреция застала трех из них за круглым ломберным столиком, накрытым грубым сукном.

Удивленная леди Бинг поднялась ей навстречу.

—  Лукреция! — воскликнула она. — Вот сюрприз, я тебя не ждала. Твой отец сказал мне, что ты еще самое малое неделю пробудешь в деревне.

—  Не беспокойтесь из-за меня, тетя Алиса, — попросила Лукреция. — Я сейчас почти сразу должна буду уйти. Я расскажу вам все новости, когда вернусь — вечером.

—  Я буду ждать, моя дорогая, — ответила леди Бинг.

Она была идеальной компаньонкой и редко задавала вопросы — и, как было известно Лукреции, проявляла любопытство лишь в тех случаях, когда назревал какой-либо шумный скандал.

Лукреция приветствовала пожилых дам за карточным столом, подчеркнуто выказывая внимание и демонстрируя хорошие манеры, которые, она знала, заставят их после ее ухода отзываться о ней как о «милой благовоспитанной девице».

—  Тебе пора замуж, Лукреция. Я надеюсь не сегодня-завтра услышать звон свадебных колоколов, — оживилась одна из гостий.

Лукреция улыбнулась. Но не успела ничего ответить, так как в разговор вмешалась леди Бинг:

—  Беда Лукреции в том, что у нее слишком много поклонников. Поспешно выходят замуж лишь те девушки, у кого есть только один кавалер.

—  Это верно, — вздохнула другая приятельница леди Бинг. — Когда я была молода, у моих ног был десяток воздыхателей. Итог был плачевный — я выбрала не того.

Все они рассмеялись, а Лукреция поспешила удалиться.

Наверху Рози помогла своей госпоже переодеться в вечернее платье замысловатого фасона и причесала ее. На этот раз Лукреция надела больше драгоценных украшений, чем носила обычно.

Наконец, накинув бархатный плащ, подбитый горностаем, она сбежала по лестнице и вышла из дома. Там ее уже ожидала городская карета сэра Джошуа.

На тротуаре перед крыльцом успели развернуть ковер, но Лукреция не села в карету, а обратилась к кучеру в великолепной ливрее и шляпе, расшитой золотыми галунами.

—  Ты добыл сведения, которые мне нужны, Марлоу? — спросила она.

—  Да, мисс Лукреция. Труппа играет в Хеймаркетском театре.

—  Спасибо, Марлоу. Отвезешь меня к служебному входу.

Лукреция поднялась в карету, и кучер, который служил семье Хедли уже несколько лет, опасливо посмотрел на дворецкого. Никогда за все то время, что он возил Лукрецию, он не получал столь странного приказания.

Однако слугам не пристало ставить под вопрос поступки своих господ, пусть даже самые эксцентричные. Ливрейный лакей закрыл дверь и взобрался на задок, чтобы стоять все время езды в качестве живого украшения, а он действительно выглядел очень живописно: напудренные волосы, плисовые бриджи, шляпа с кокардой и гербы на пуговицах ливреи.

Лошади, провожаемые восхищенными взглядами прохожих на улице, провезли Лукрецию по Пиккадилли через Серкус-сквер и дальше по улице, за последние несколько лет превратившейся из сельской проселочной дороги, на которую по ночам выходили разбойники, в оживленную городскую магистраль.

Сэр Джон Ванбру, построивший близ Оксфорда Бленхеймский дворец для герцога Мальборо, разработал и проект здания Плейхаус на углу Пэлл-Мэлл, где впоследствии разместилась Королевская Итальянская опера.

Почти напротив располагался Королевский театр Хеймаркет, старейший из лондонских театров.

Лукреция знала, через какие трудности пришлось пройти Хеймаркету после того, как он был построен. Однако театру все же всегда удалось выжить, и на этой сцене самые проникновенные строки звучали из уст великих актеров, восхищавших преданную публику.

Лукреция успела посмотреть многие спектакли, шедшие в Королевском театре, куда ее вывозил отец. В прошлом году она видела нового трагика, Чарльза Мэттью, игравшего в «Мальтийском еврее», пьесе Кристофера Марло, с таким успехом, что в первые две недели сезона король с королевой трижды приезжали посмотреть на его игру.

Однако ни один спектакль, пусть даже самый успешный, не давали долго, и Лукрецию не удивило, что театр сдали в аренду труппе «Петербургские актеры».

Она-то и интересовала теперь Лукрецию.

Прошлой зимой они с отцом ездили в Бат. Они пробыли там очень недолго, так как сэр Джошуа нашел, что на водах ему скучно, а кроме того, не одобрял ухаживаний молодых мужчин, которые стали увиваться вокруг Лукреции.

Но именно в Бате Лукреция была на спектакле этой труппы, очаровавшем ее.

Сама пьеса не была совершенной, но игра актеров произвела на нее сильное впечатление.

—  Они, несомненно, выдающиеся мастера, — сказала она тогда одной из подруг.

—  Это заслуга их постановщика, — последовал ответ. — Айвор Одровски — совершенно исключительная личность. Судя по тому, что мне доводилось о нем слышать, это какая-то загадочная личность, но ясно одно: он — талантливый режиссер.

В труппе была актриса, чью игру Лукреция не могла забыть. Она играла соблазнительницу, которая довела главного героя до полного краха. При этом игра была необычайно тонкой, характер выражался не только в словах, но и в пластике, и в жестах: пожатии плеч или легком взмахе руки.

Лукреция никогда не видела подобной игры — вершины актерского мастерства, и образ этой актрисы сохранялся в ее памяти еще долго и после того, как она уехала из Бата.

Карета остановилась перед театром, и Лукреция направилась к служебному входу, расположенному в торцевой части здания.

В сопровождении лакея она прошла через толпу зрителей, фланирующих перед театром, свернула в проулок и оказалась перед неприметной дверью, через которую актрисы и актеры входили в театр и покидали его.

За дверью она увидела седого привратника.

—  Я хочу поговорить с мистером Айвором Одровски, — сказала Лукреция.

—  Это невозможно, мэм, — угрюмо ответил старик. — Он никого перед спектаклем не принимает, вам придется подождать, пока спектакль закончится.

Лукреция выразительно взглянула на лакея, и тот, догадавшись, передал ей монету, которую его госпожа положила в ладонь привратника.

—  Посмотрю, что я смогу для вас сделать, — буркнул тот.

Он, кряхтя, поднялся со стула и исчез за дверью, которая, по-видимому, вела в служебные помещения.

«Как это убогое место отличается от парадного входа в театр, где царит такое ослепительное великолепие!» — подумала Лукреция.

В коридоре стоял запах сырости, пыли и эля, сохранявшийся, по-видимому, с давних пор.

С улицы вошла безвкусно и ярко одетая женщина с размалеванным лицом и крашеными волосами.

—  А где Бен? — осведомилась она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Лукреция хотела было ответить, когда в коридоре послышалось шарканье и старик вернулся.

—  Эй, чего нужно? — спросил он пришедшую женщину.

—  Ты и сам знаешь, что нужно, — ответила женщина. — Он меня примет?

—  Прослушивание завтра, ровно в десять, — проворчал привратник.

—  Надеюсь, на этот раз мне подфартит, — сказала женщина. — Если только не будет слишком много желающих пробоваться на эту роль.

Она окинула Лукрецию высокомерным взглядом, посмотрела с усмешкой на молодого лакея и вышла.

—  Он вас примет, мэм, — сообщил привратник Лукреции.

—  Спасибо, — ответила Лукреция и последовала за стариком.

В коридоре было темно, под ногами Лукреции на полу была липкая грязь. Они поднялись по узкой лестнице на второй этаж и, миновав несколько дверей, остановились у нужной. Постучав и не дожидаясь ответа, старик отворил дверь со словами:

—  Эта леди к вам, сэр.

Лукреция прошла мимо него в небольшую гримерную.

Она никогда прежде не бывала в подобных помещениях, но комната оказалась такой, как она себе и представляла.

Бархатные занавеси, кушетка, обитая красным бархатом, туалетный столик, заставленный баночками с театральным гримом, флакончиками с лосьонами, вазочками с цветами, талисманами. Рядом стояли бокалы с остатками вина и пепельница с сигарными окурками.

Дверца гардероба, занимавшего все пространство у стены, была приоткрыта, и Лукреция увидела в нем яркие сценические костюмы.

Они казались какими-то заброшенными, будто в отсутствие человека становились никому не нужными.

Все вещи были поношенными и словно запыленными, а ковер, лежавший на полу, был совсем обветшалый. Навстречу ей поднялся хозяин гримерки.

—  Бен мне сказал, что вы хотите меня видеть, — сказал он. — Старик так просил принять вас, что я нарушил свое правило не принимать посетителей до спектакля.

—  Я весьма вам благодарна, — ответила Лукреция. — Меня зовут Лукреция Хедли, и я пришла к вам по делу.

Внешность господина Одровски была поразительна, и Лукреция сразу вспомнила, что он играл в спектакле, который она видела в Бате. Тогда она не знала, кто он.

Его красота была броской. Темные волосы, зачесанные назад над выпуклым лбом, правильные черты лица, крупный чувственный рот не сочетались с жестким выражением его глаз.

Одровски говорил с заметным акцентом. Лукреция подумала, что ему, наверное, хорошо удаются роли иностранцев.

Ее позабавило пристальное внимание режиссера: Одровски изучал все детали ее внешности. Лукреция понимала, что впечатлением, произведенным на привратника, и устройством этой беседы она обязана не только щедрым чаевым, но и горностаю на плаще, и драгоценностям, сверкавшим у нее на шее и в ушах.

—  Почему бы вам не присесть, мисс Хедли? — спросил Одровски. — Позвольте мне предложить вам что-либо из напитков?

Лукреция покачала головой.

—  Благодарю вас, но я понимаю, что у нас мало времени — занавес скоро поднимется, так что я хотела бы перейти сразу к делу.

—  Вы правы, — кивнул режиссер. — Чем могу служить? Вы, вероятно, хотите получить роль в одном из наших спектаклей?

Он снова мельком взглянул на ее драгоценности.

—  Не совсем так, — ответила Лукреция. После секундной паузы она продолжала: — Я видела вашу пьесу в Бате прошлой зимой. Она произвела на меня чрезвычайное впечатление: не столько сама пьеса, сколько игра ваших актеров.

—  Это, должно быть, «Покинутая жена», не так ли? — уточнил мистер Одровски.

—  Кажется, она так называлась, — кивнула Лукреция. — Но мне особо запомнилась актриса, игравшая соблазнительницу.

—  Мисс Келли! — воскликнул Одровски. — Она прекрасная актриса.

—  Мне говорили, что на самом деле ее мастерство — ваших рук дело, — заметила Лукреция. — Что именно ваша режиссура и метод руководства труппой способствуют успеху исполнителей.

—  Вы мне льстите, мисс, — улыбнулся Одровски.

—  Разве сказать правду значит польстить? — возразила Лукреция.

—  В таком случае мне остается лишь поблагодарить вас.

—  Господин Одровски, я пришла к вам с необычным предложением, — продолжала Лукреция, — я хочу, чтобы вы научили меня играть так, как играла в вашем спектакле мисс Келли.

Лицо режиссера стало серьезным.

—  Сожалею, что в данный момент у меня не найдется подобной роли, юная леди. В тот короткий сезон, что мы играем здесь, мы даем пьесу совсем иного плана, нежели «Покинутая жена».

—  Вы не так меня поняли, мне не нужна роль на сцене, — сказала Лукреция. — Я прошу вас давать мне частные уроки. Я не предполагаю стать профессиональной актрисой, но хочу научиться играть в жизни.

Одровски улыбнулся.

—  За свою жизнь мне доводилось слышать много странных просьб, но ничего подобного я не слышал. Извините, мисс Хедли, но я должен отказаться. Вы очень милы, и мне было бы приятно позаниматься с вами, но у меня нет на это времени.

—  Я думаю, человек всегда сможет найти время на то, что ему хочется делать, — парировала Лукреция. — Господин Одровски, я знаю, что ваше время дорого стоит. Я также полагаю, что финансировать новые постановки иногда бывает затруднительно.

Заметив, что в темных глазах актера вспыхнула искорка интереса, она продолжала:

—  Позвольте, я буду действовать напрямик и скажу, что в обмен на ваши услуги я готова финансировать ваш следующий театральный проект, каков бы он ни был.

В течение нескольких секунд Одровски смотрел на девушку недоверчиво, а потом он спросил:

—  А вы имеете представление о том, во сколько это может вам обойтись?

—  Это не имеет значения, — сказала Лукреция. — Мой отец — состоятельный человек, и он позволяет мне тратить деньги по собственному усмотрению. Мое предложение таково — я сейчас выписываю вам чек на половину суммы, которая вам потребуется, а другую половину вы получите, когда мои уроки закончатся.

Айвор Одровски прошелся по гримерной.

—  Это необычное предложение, мисс Хедли, столь необычное, что я пока даже не знаю, что на это сказать. Не стану притворяться, будто нам не нужны деньги. У кого в театральном мире их достаточно?! — Он сделал выразительный жест, а затем продолжал: — Но то, что вы просите меня сделать, может оказаться невозможным. Вы дилетантка и к тому же, вероятно, из благородной родовитой семьи. Может статься, что мои уроки окажутся бесполезными. Но даже если я добьюсь успеха, плата за них будет слишком высока.