Баркер Бекки

Опасный мужчина

Глава 1

Сьюзен услышала топот копыт, и сердце ее сразу же забилось чаще. Она в последний раз закрыла дверь дома Шейна, напоминая себе, что должна оставаться спокойной. Ей ни к чему было вглядываться, чтобы узнать одинокого всадника, приближающегося с головокружительной скоростью. Так мчаться мог только Люк Хэнчарт.

Она знала, что он приедет, и боялась этой встречи. Молодая женщина пошла к ступеням, расправив усталые плечи и выпрямив спину. Каждый мускул ее тела болезненно напрягся.

Люк подскакал к зеленой лужайке перед домом, увидел Сьюзен и натянул поводья. Гнев неудержимо разгорался в нем с той минуты, как он услышал, что она уезжает.

Узнать об этом от чужих людей уже само по себе было достаточно плохо, но вид фургона-перевозчика заставил Люка буквально закипеть от возмущения.

Он перевел коня на шаг, подъехал к крыльцу и остановился. Лошадь захрапела в изнеможении, кожаное седло заскрипело, потом все стихло. Наконец глаза Люка встретились с глазами Сьюзен, и словно искры полетели в разные стороны, когда он перестал сдерживать свою ярость.

— Что это, к черту, ты тут затеяла? — рявкнул он.

Казалось, гнев исходит из каждой клеточки его огромного тела.

Все он прекрасно знает, иначе вряд ли примчался бы сюда во весь опор, подумала Сьюзен. Люк присутствовал в офисе адвоката при оглашении завещания Шейна и превосходно знал, что его кузен оставил свою часть земли Хэнчартов Сьюзен, своей вдове. С определенными ограничениями, естественно. И если Люку не нравится, как она решила справляться с этими ограничениями, то уж тут он ничего сейчас не может поделать.

— Я уезжаю сегодня.

Сьюзен отвернулась, кивнула на фургон с вещами. Почти шесть месяцев ушло на то, чтобы привести дела в порядок после смерти Шейна от рака мозга в возрасте двадцати пяти лет.

Она не сожалела, что уезжает из этого дома, который делила с ним два тяжелых, полных боли года, но сердце просто разрывалось от мысли, что она круто меняет привычный образ жизни.

Тон Люка был мрачным, суровым.

— Я думал, ты уезжаешь не раньше, чем через две недели.

— Дочь Сэнди уже вернулась, так что Сэнди больше не нуждается в моих услугах, — объяснила Сьюзен.

— Мэттьюз говорит, ты согласилась продать землю ему. Лучше бы это не было правдой, — резко заявил он.

Сьюзен вздохнула. Даже из могилы Шейну удавалось терзать ее бедное сердце. Да, он оставил ей имение, но с такой кучей долгов! Он точно знал, что ей придется продать землю, и единственным условием завещания был запрет продавать ее членам семьи.

Дом и несколько сотен акров лучшей земли поместья Хэнчартов с запада граничили с землями Люка, с востока — с хозяйством Реймонда Мэттьюза. И они оба жаждали их купить.

Сьюзен хотела, чтобы земля вернулась в семью, но закон связывал ей руки. Шейн ненавидел Люка, своего двоюродного брата, и постарался, чтобы эта злоба пережила его. Так что, как бы ни тяжела была мысль о продаже земли Хэнчартов чужаку, но банк и кредиторы ждали своих денег, и уже достаточно долго…

— Ты знаешь, у меня нет иного выхода, — сказала Сьюзен.

— Земля стоит в три раза больше, чем он предлагает, — с жаром настаивал Люк.

— Я хочу столько, чтобы хватило расплатиться с долгами Шейна, — возразила она.

— Я выплачу долги, ты можешь сохранить свою проклятую собственность, — рявкнул он.

Она уже отвергла аналогичное предложение Люка, но Люк не собирался смириться с ее отказом.

— Мне не нужны одолжения и уж тем более милостыни, — огрызнулась она в ответ.

— Я не предлагаю ни того, ни другого, — резко ответил Люк. — Я буду платить тебе за право сохранить землю в семье. Моя цена была бы намного больше и ты знаешь это. Бумаги останутся на твое имя, и ты можешь продолжать жить здесь, сколько захочешь.

Внезапно холодок пополз по спине Сьюзен. Она не могла больше жить здесь, не могла выносить этот дом ни одного лишнего дня. Он был постоянным напоминанием о ее кошмарном замужестве.

— Даже если бумаги и останутся на мое имя, все равно это в высшей степени неэтично — позволить тебе оплачивать долги Шейна.

Люк снова выругался:

— Когда это стало неэтичным оплачивать медицинские счета двоюродных братьев?

Будь все долги исключительно медицинскими счетами, Сьюзен могла бы согласиться принять его помощь. Но земля была заложена, чтобы выплатить карточные долги.

Она не стала больше спорить, лишь взглянула Люку прямо в глаза и отрицательно покачала головой.

— Будь ты проклята, упрямая ослица, — вскипел он.

Большую часть своей жизни Люку приходилось отваживать женщин, которые охотились за его деньгами. Но вот сейчас, когда он по-настоящему хотел, чтобы женщина воспользовалась его состоянием, она наотрез отказалась.

— Ты подписала контракт?

— Я еще ни на что не согласилась, но завтра утром у меня назначена встреча с юристом.

Ее холодное безразличие к земле Хэнчартов казалось Люку непростительным. Он страстно любил землю, но понять это могли лишь немногие. Его корни уходили глубоко в техасскую землю. Ранчо было опорой под его ногами, воздухом, которым он дышал, его сердцем и душой. Никто и ничто не значило для него больше, за исключением разве что деда.

Люк считал себя главным хранителем этой земли, каким был до него его дед. И он намеревался передать ее следующему поколению в целости и сохранности.

— Ты собиралась уехать просто так, не сказав никому ни слова?

Обвинение больно укололо Сьюзен, хотя именно так она и намеревалась поступить.

— Я как раз собиралась к тебе.

Стальной взгляд Люка быстро обежал двор.

— Да? И где же твоя машина?

Она продала ее, чтобы собрать денег для переезда в Хьюстон, но гордость мешала ей признаться.

Выражение лица Сьюзен стало еще более упрямым, и Люк почувствовал, как его захлестнула новая волна гнева.

— Ее ты тоже продала?

Да, она продала грузовик Шейна, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Остаться без машины на этой необъятной, бескрайней земле было равносильно катастрофе. Но другого выбора для нее не существовало.

— В Хьюстоне машина мне не понадобится.

Сьюзен увидела, как Люк натянул поводья. Он продолжал, молча, смотреть на нее сверкающими глазами. Гнев и досада Люка нервировали ее, но она старалась достойно защищать свою точку зрения.

— Тогда встретимся дома.

Скрытая угроза, прозвучавшая в голосе Люка, расстроила ее. Сьюзен смутно надеялась, что он примет ее решение. Очевидно, она ошиблась. Надо было предвидеть, что он не смирится с потерей хоть малой части своего любимого ранчо.

Всадник развернул лошадь и направился назад тем же путем. Она смотрела вслед удаляющемуся Люку со смешанным чувством. Он ездил верхом, будто рожден был в седле, являя единое целое со своей лошадью и обладал врожденной силой и мощью. Большой, энергичный мужчина.

Было бы, конечно, намного проще уехать, не останавливаясь в главной усадьбе, думала Сьюзен. С одной стороны эта мысль привлекала ее, но с другой — трусливое отступление не импонировало. Не могла она заставить себя навсегда покинуть эти места, не попрощавшись с Джоном и лошадьми.

Она будет скучать по родному городку, а главное, по привычному образу жизни.

И хотя переезд был наиболее логичным выходом из финансовых затруднений, она готовилась к нему с тяжелым сердцем.

По дороге к дому Люка она мысленно составляла список того, по чему будет скучать больше всего: бескрайнее синее небо, мили безупречно белых загородок и обильных зеленых выгонов с, пасущимися на них, коровами.

Эта часть Техаса славилась своими широко раскинувшимися ранчо и поместье Хэнчартов не являлось исключением. Семья владела более чем двумя тысячами акров и несколькими усадьбами. Люк был единственным ребенком. Он, как его отец и дед, управлял ранчо и занимал главный дом.

Его кузены — Шейн, Брэд и Линда — получили меньшие усадьбы. Хотя Сьюзен прожила в поместье последние два года, она, до сих пор, чувствовала себя нежеланной. И всегда ощущала, что не заслуживает уважения с их стороны, потому что никогда не любила Шейна.

Главный въезд украшали внушительные кованые, чугунные ворота с надписью «Loping H» [Свадебный обычай в США — в день свадьбы на невесте должно быть что-то синее, что-то новое и что-то взятое в долг. — Примеч. пер.] на каждом столбе. Свежепокрашенные, белые загородки окаймляли почти полмили заасфальтированного подъезда, ведущего к усадьбе Люка, коровникам и конюшням.

Сьюзен любила животных, особенно лошадей. За прожитые здесь годы она провела немало времени в конюшнях Люка, ухаживая за чистокровными кобылицами. Эта работа была ее спасением.

Она обогнула двухэтажный дом и пошла к сараям. К ее величайшему облегчению Люка нигде не было видно. Сьюзен представить себе не могла, как ей удастся выдержать еще одно столкновение с ним.

Только одно она знала точно — ей надо еще раз побыть с лошадьми. Общение с ними всегда приносило ей успокоение.

Джек и Джилл, два сторожевых колли, подняли жуткий шум, заметив приближение незнакомого автомобиля. Но угрожающий лай перешел в радостный визг, когда они признали Сьюзен. Она вылезла из машины, погладила собак по шелковистой шерсти, сказала какие они замечательные, и лишь после этого направилась к самому большому сараю.

Конюшня была чисто выметена, как, впрочем, и всегда. Все постройки у Люка содержались в образцовом порядке, Сьюзен всегда восхищалась им за это. Так ужасно видеть благородных животных и скот в антисанитарных условиях…

Лошади почувствовали ее приближение и подняли головы. Радостное ржание приветствовало Сьюзен из всех восьми отделений. Она начала от ближайшего к двери стойла и обошла всех подряд, угощая своих любимиц яблоками. Погладив каждую, Сьюзен попрощалась с ними тем, чуть хрипловатым, голосом, который они так хорошо знали.

— Обещаю не забывать вас, милые леди. А вы должны пообещать мне, что будете беречь себя, — тихо говорила она.

Когда родители Сьюзен погибли в автокатастрофе, Люк впервые привел ее на свою конюшню. Главное — занять Сьюзен делом, решил он и сказал, что она может проводить здесь столько времени, сколько захочет. Лошади помогли Сьюзен справиться с, обрушившимся на нее, горем.

Когда она вышла замуж за Шейна и переехала в поместье Хэнчартов, то продолжала ухаживать за табуном и тренировать кобылиц. С тех пор все ее свободное время было посвящено им. Для Сьюзен они стали лучшими друзьями, и мысль о том, что она прощается с ними навсегда, причиняла невыносимую боль.

Глубокий баритон, окрашенный знакомым, с трудом сдерживаемым гневом, ответил ей:

— Я же сказал, что ты можешь сохранить и работу, и дом. И я буду платить тебе за заботу о лошадях.

Сьюзен резко повернулась и увидела рядом Люка.

— Ты напугал меня!

Много времени прошло с тех пор, как они последний раз были одни и так близко. На таком расстоянии он казался намного выше ее, излучал силу и мужественность. Хоть Сьюзен и считала себя совершенно безразличной к мужчинам, но в присутствии Люка пульс ее всегда учащался.

Он не счел нужным извиняться за то, что испугал ее. Люк всегда был совершенно уверен во всех своих действиях и поступках.

Сьюзен внезапно почувствовала себя неловко, вспомнив, что на ней старые, потертые джинсы и вылинявшая футболка, под глазами — темные круги, а волосы забраны в небрежный конский хвост. Не то чтобы сегодняшний ее вид сильно отличался от обычного, но его пристальный взгляд действительно был другим. Он заставил ее вдруг резко осознать свои недостатки.

С того дня, как она вышла замуж за Шейна, Люк держался от нее в стороне. Но сегодня какая-то неуловимая перемена в его взгляде заставила ее чувствовать себя неспокойно в его присутствии.

Сьюзен мысленно отругала себя за такую глупую реакцию и ответила ему не менее смелым взглядом.

— Я искренне ценю твое предложение, но все же вынуждена отказаться.

Он уже предлагал ей оплачиваемую работу с лошадьми, когда она впервые упомянула о переезде в Хьюстон. Тогда она отказалась по двум причинам: она не любила Шейна и не считала возможным принимать одолжения от его семьи только потому, что на законных основаниях носила фамилию Хэнчарт.

А теперь, когда условия завещания Шейна поставили ее в трудное положение, предложение Люка было еще более соблазнительным. Они оба знали, что она пытается примириться с мыслью о жизни и работе в городе, и все же нежелание оказаться в долгу перед ним мешало Сьюзен согласиться на его условия.

Пока он молчал, глубоко погрузившись в свои мысли, Сьюзен повернулась и погладила по шее гнедую трехлетку Мариадо.

— Я пришла попрощаться, — сказала она, зная, что Люк не будет насмехаться над ее чувствами.

Люк был настоящим лошадником. Он понимал ее.

— Собираешься попрощаться еще с кем-нибудь? — спросил он. И прежде чем она успела ответить, задал следующий вопрос: — Как ты сумеешь прожить в городе?

Сьюзен вынесла немало ударов и насмешек за последние четыре года, но все же в ней сохранилось достаточно гордости, чтобы высоко поднять голову и спокойно ответить:

— Работа в Хьюстоне хорошо оплачивается. Я буду снимать комнату у подруги. Все будет прекрасно.

Глаза Люка словно видели Сьюзен насквозь.

— Вернешься к учебе?

Она вздрогнула от этого вопроса, как от удара хлыстом. Казалось, целая жизнь прошла с тех пор, как она отправилась в колледж с мечтой стать ветеринаром. Она провела в колледже два беззаботных года, прежде чем потеря родителей положила конец этой жизни.

Она бросила учебу, начала работать и пыталась помочь Бутчу, своему единственному брату, окончить школу. А потом он тоже умер…

Колледж был еще одним болезненным местом в ее с Люком отношениях. Джон, патриарх семейства, хотел оплатить ее обучение, но она не чувствовала себя вправе принять такое великодушное предложение.

— Нет, колледж не входит в мои планы, — ответила она.

— Дед хочет организовать трастовый фонд для твоего обучения. Я заплачу долги Шейна, и ты сможешь продолжать свою обычную жизнь. А если это ущемляет твою гордость, то можешь подписать контракт с обязательством отработать средства, потраченные на твое образование.

— Спасибо, не надо, — вежливо, но твердо ответила Сьюзен. — Джон уже заплатил за похороны. Этого более чем достаточно.

— Страховка должна была бы обеспечить твое будущее. Дед всем нам купил полисы на большие суммы.

К сожалению, Шейн давно занял деньги под свой полис, чтобы иметь возможность играть. Но, в любом случае, это не имело значения. Она не собиралась брать ни цента из его денег, кроме оплаты долгов.

— Я в состоянии сама о себе позаботиться, — сказала она Люку. — Шейн не беспокоился о моем благополучии.

— Но должен был.

Это был еще один пункт, по которому Люк и его двоюродный брат расходились во взглядах. Люк считал, что каждый мужчина обязан полностью отвечать за здоровье и благополучие всех членов своей семьи и нанимаемых работников.

Сьюзен восхищалась им за это, но не собиралась позволять ему взвалить на себя то, что он полагал прямой обязанностью Шейна.

— Это просто глупо: уезжать, если не собираешься возвращаться в колледж. Работай здесь, я позабочусь о долгах, а ты можешь жить в доме Шейна до конца своих дней, если захочешь.

— Я не вынесу там больше ни минуты, — ответила она, вздрогнув от одной этой мысли.

Люк сжал губы.

— Дьявольщина.

«Дьявольщина» было вполне уместным определением того, в каком состоянии находилась Сьюзен. Она знала, что Люк неверно истолковывает ее нежелание. Ей хотелось разубедить его, но приходилось держать себя в руках.

Шейн настаивал на том, чтобы на людях они вели себя как любящая пара, и все считали, что они без ума друг от друга. Она никогда не отрицала этого и если вдруг начнет делать это сейчас, лишь осложнит ситуацию.

— Ты собираешься и в Хьюстоне быть официанткой?

Помимо ухода за лошадьми Сьюзен вечерами еще подрабатывала в маленьком местном ресторанчике. Она знала, что Хэнчарты считали это преднамеренной попыткой унизить всю семью, но это было совсем не так.

— Не вижу ничего недостойного в такой работе, — пробурчала она. — Очень жаль, если она не согласуется с представлениями о приличиях твоего семейства, но, к сожалению, в Монро не из чего особенно выбирать.

Люк знал, что с фактами не поспоришь.

— Значит, будешь официанткой?

— Нет. Я уже получила должность кассира в банке. Не вижу ничего плохого и в этой работе тоже.

— Нет, конечно, если тебе это нравится, — рявкнул он. — Но ты сама прекрасно знаешь, что терпеть не можешь сидеть весь день взаперти. Ты прекрасно себя чувствуешь рядом с животными. Нужно искать именно такую работу.

— Знаешь, для тех, у кого нет образования или специальной подготовки не так много, прилично оплачиваемых, мест. Мне вообще повезло, что удалось получить эту должность в банке.

— У меня есть альтернативное предложение, — заявил Люк с каменным выражением лица. — Мы можем пожениться.

Сьюзен уставилась на него, от изумления широко раскрыв огромные синие глаза.

— Что?

Люк сжал губы. Он не мог сразу решить, действительно ли она шокирована или только прикидывается святой невинностью. Сьюзен не относилась к женщинам, пытающимся завлечь его в супружество, но могла бы оказаться первой, имеющей шанс преуспеть в этом.

— Я сказал: выходи за меня замуж и оставайся на ранчо, — повторил он и с ленивой грацией сдвинулся с места.

Трудно было понять, что именно лишило Сьюзен способности дышать — в высшей степени шокирующее предложение или не менее волнующая близость его большого тела.

— Ты не можешь говорить это всерьез, поэтому не понимаю, какого ответа ты ожидаешь? — произнесла Сьюзен.

— Я серьезен, как никогда, — отозвался Люк. — Если ты не собираешься учиться, нет никаких причин, мешающих тебе снова выйти замуж. Я дам тебе наличные, чтобы оплатить оставшиеся долги, а земля останется в семье.

Глаза Сьюзен распахнулись еще шире. Она всегда знала, что Люк решится на что угодно, лишь бы помешать ей продать землю Хэнчартов, но даже не предполагала, что он предложит брачный союз.

Сьюзен изучала его с любопытством, не отводя взгляда от его глаз. Она сомневалась, что он испытывает к ней какие-либо нежные чувства. Может, он и считал ее ценным работником, но уж точно не любил.

Иногда он был таким суровым, что она задумывалась: а может, он ее ненавидит? Одно время они были влюбленной парочкой и Люк пришел в бешенство, когда она вышла за Шейна. С тех пор он так и не простил ее.

— Ты имеешь в виду фиктивный брак? Земля останется в семье, а я смогу здесь жить и работать?

Несмотря на множество сомнений, эта идея показалась Сьюзен весьма привлекательной, пока Люк не развил ее:

— Я хочу иметь семью и не в моих правилах наплодить кучу незаконнорожденных детей, — пояснил он, раздраженный тем, что она, вроде бы, будет довольна платоническими отношениями. — Если мы поженимся, то это будет настоящий брак.

Сьюзен продолжала смотреть на него, совершенно пораженная.

— Но мы даже не влюблены…

— Я не ищу романтики в отношениях, да и ты, думаю, тоже. Я говорю о взаимовыгодном партнерстве и, в конце концов, нашей собственной семье.

От слов Люка у Сьюзен закружилась голова. Она никогда и никому не говорила, как страстно хочет детей, семью, чтобы было кого любить и о ком заботиться, хочет, чтобы и ее любили в ответ. Люк, казалось, нащупал то единственное место, которое поможет ему одержать победу.