Борис Орлов

Испанская партия

Испанская партия — один из самых популярных дебютов, применяемых в партиях гроссмейстеров. Дебют характеризуется сложностью и разнообразием схем. В современной трактовке дебюта угроза пешке — лишь начало глубоких стратегических планов в борьбе за центр и сохранение начальной инициативы. Испанская партия — самый логичный из всех дебютов, начинающихся движением королевской пешки сразу на два поля.

Учебник шахматной игры

Пролог

«10 декабря на очередном заседании в Женеве Лига Наций осудила вмешательство интервентов в гражданскую войну в Испании, о чем был составлен соответствующий меморандум. Но буржуазная демократия не осмелилась назвать истинных виновников — фашистские людоедские режимы Италии и Германии».

«Правда», 12 декабря 1936 г.


«По сообщениям источников "Идальго" и "Полома" с 10 по 18 ноября 36-го года в Картахене находился Л. Д. Троцкий. Лично».

Начальник ИНО НКВД Слуцкий.


0330, 20 декабря 1936 г., Москва, Кремль


Отчеркнув пару строчек и поставив на полях жирный знак вопроса, Сталин закрыл книгу. Вот и закончился очередной рабочий день. Сейчас покурить и спать. Двадцатое декабря, день его рождения. Сегодня будет банкет в Кремле. Иосиф Виссарионович подошел к окну и начал набивать трубку.

Лев Троцкий, а вслед ему многие «старые большевики», считают товарища Сталина недоучкой. Ну с Левушкой-то понятно. Иудушка, проиграв дискуссию в партии в 1920-х, гадит теперь, как может, а может он не очень. Хотя по докладу ИНО он в последнее время активизировался. Вот и в Испании побывал. Да пора решать вопрос кардинально, и с военными еще не понятно. Генрих говорил, что заговор вроде есть, а вроде как и нету, и Николай, который от ЦК за чекистами смотреть приставлен, темнит что-то. Да, надо выдергивать кого-то надежного, опытного и ставить его замом Ежова. Ну, вот сегодня вечером, после банкета, и озадачим товарищей. Да, и испанский вопрос решать надо, нельзя давать «Иудушке» плацдарма для собственных амбиций, почвы под ногами. Опять-таки, заодно и этот вопрос поставим перед ближними. Посмотрим, что нам товарищи Ворошилов, Молотов и Каганович скажут…


0115, 21 декабря 1936 г., Кунцево


Сталин прошелся вдоль скромно накрытого стола и еще раз внимательно посмотрел на каждого из собравшихся в столовой Ближней дачи. Ворошилов и Буденный, расположившиеся на диване, после банкета в Кремле были разрумяненные, с расстегнутыми воротниками коверкотовых гимнастерок, с весело блестящими глазами. Каганович, сидевший рядом с ними, тоже выглядел веселее обычного, и даже обычно невозмутимый Молотов не выглядел уж таким каменно-монументальным. Только первый секретарь ЦК Компартии Грузии Берия, казалось, абсолютно трезв. Впрочем, это и неудивительно: он-то находился здесь уже давно, уехав из Кремля сразу после торжественного заседания, не оставшись на банкет…

— Я думаю, товарищи, все вы знаете о том, какую оценку дала Лига Наций, — слова «Лига Наций» Иосиф Виссарионович произнес с легким оттенком иронии, — вмешательству Италии и Германии во внутренние дела Испанской республики?

Несколько негромких «да», пара кивков, и хозяин дачи продолжил:

— И мне хочется спросить у вас, товарищи: как же Советский Союз отреагирует на столь отважный и принципиальный демарш Лиги Наций? — Оттенок иронии стал более явственным. — Ведь мы не можем остаться глухи к призыву всего прогрессивного человечества?

Паузу, повисшую вслед за вопросом, рискнул нарушить нарком обороны:

— А что тут думать, товарищ Сталин? — Климент Ефремович легко поднялся, одернул гимнастерку, машинально расправил складки. — Будет приказ — раздавим, как тараканов!

Сталин слегка поморщился. Ворошилов нравился ему своей преданностью, он ценил его безграничную веру в правоту Хозяина, но эти же качества иной раз начинали раздражать Иосифа Виссарионовича. «Сейчас начнет распинаться о могучей Рабоче-крестьянской Красной Армии, о наших успехах, о готовности выполнить любой приказ», — подумал он и легким движением руки пресек уже готовый извергнуться хвалебный водопад:

— А известно ли товарищу наркому обороны, что в Испании успел побывать Старик? — не желая называть своего главного оппонента по фамилии, Сталин воспользовался старой подпольной кличкой Троцкого. — И известно ли товарищу наркому, что в настоящий момент позиции троцкистских оппортунистов в Испании сильнее позиций настоящих ленинцев?

Ворошилов смолк, угрюмо набычился, склонив упрямую лобастую голову, но вдруг просветлел лицом:

— Известно, товарищ Сталин! Корпусной комиссар Артузов докладывал об этом в своей записке…

— О чем? — быстро перебил Сталин.

— О приезде Старика…

Сталин чуть заметно кивнул и принялся набивать трубку. Остальные молчали, переваривая услышанное. «Интересно, кто попробует следующим? Молотов — нет…» Он взглянул из-под полуопущенных век. Как и ожидалось, Председатель Совета Труда и Обороны [Совет Труда и Обороны (СТО) — орган СНК РСФСР, с 17.07.23 г. — СНК СССР по руководству хозяйственным строительством и обороной страны, создан в апреле 1920 г. Упразднен 28 апреля 1937 г. решением Центрального исполнительного Комитета СССР в связи с образованием при СНК СССР Комитета Обороны СССР. В.М. Молотов занимал пост его председателя с 1930 г.], сидел молча, строго глядя перед собой, и не предпринимал никаких попыток вмешаться.

«Лазарь? Тоже вряд ли… — теперь взгляд Хозяина скользнул по наркому путей сообщения. — Лазарь хитрый, пока не спросишь — будет молчать…»

Словно в подтверждение его мыслей, Каганович быстро провел рукой по усам, словно бы проверяя, закрыт ли рот.

«Лаврентий?..» — дальше додумать Сталин не успел, потому что услышал неторопливое:

— Ты, Климка, погоди про успехи трубить, не на митинге. Я, товарищ Сталин, так скажу: прищучить гадов, конечно, можно, вот только как нам до Италии добираться? Далеко она, Италия-то… — Маршал Буденный поднялся с дивана и стоял перед Хозяином, чуть расставив свои кривоватые, кавалерийские ноги. — А ежели, к примеру, в Испанию войска послать, так опять проблема: на чем повезем да как снабжать будем? И потом: что бы там Клим с трибуны своей ни говорил, а в армии у нас не все так хорошо…

Он помолчал, собираясь с мыслями, и продолжил, глядя Сталину прямо в глаза:

— Я, может, в самолетах там да прочих танках и не очень разбираюсь, а вот за лошадей так скажу: не больно-то у нас с кавалерией и хорошо… — Инспектор кавалерии откашлялся, — Уровень подготовки командиров в кавалерии… Да я б таким не то, что унтера — ефрейтора бы не дал! Ремонтеров иных — вовсе стрелять надо…

— А что же Большие маневры [Имеются в виду Полесские (конец августа 1936 г.) и Шепетовские (сентябрь) маневры КВО, Большие маневры БВО (сентябрь) и Большие тактические учения под Полоцком (начало октября). Замысел всех этих учений соответствовал идее передовой по тем временам теории глубокой операции и глубокого боя: добиться решительного успеха за счет массированного применения техники и взаимодействия всех родов войск: пехоты, кавалерии, артиллерии, танков, авиации и воздушного десанта. Все маневры и бои, вытекавшие из замысла учений, войска осуществили и разыграли.]? — поинтересовался Сталин, затягиваясь трубкой. — Ведь показали, всему миру показали…

— А что показали-то, Коба? — спросил внезапно севшим голосом Семен Михайлович. — Что показали? Парады, да ровные ряды танков? Э-эх! — Он махнул рукой, а затем быстро заговорил, захлебываясь, глотая слова, словно боясь, что ему не дадут выговориться: — Легкие бомбардировщики и штурмовики, которые должны были расчистить путь наступающим, ни хера не сделали! Взаимодействие их с механизированными бригадами и полками, пишут: «удалось не в полной мере», а на деле — так и не было никакого взаимодействия! Кто — в лес, кто — по дрова, а кто — к поповне в кровать! Да ладно бы с самолетами: они — люди воздушные, поди с ними согласуйся, а ведь и с артиллерией ни хера ж не выходило! Танкисты этих Якира и Уборевича — дурней великовозрастных! — вовсе ж вслепую перли — разведки у них почитай что и не было! Вон, в Киевском округе пятнадцатая и семнадцатая мехбригады раз пять по пустому месту били! Ни пятая, ни двадцать первая мехбригады в Белорусском округе не смогли обнаружить засад, а первая танковая вообще — «внезапно», понимаешь, очутилась перед полосой танковых ловушек и надолбов. В сторону повернули — опять вслепую! — да и застряли, мать их!.. А пехота-то?! Пехота-матушка?! Якир — кол ему в печенку и еще кое-куда, — Семен Михайлович распалялся все больше и больше. Глаза его лихорадочно блестели, усы воинственно топорщились, а ноги невольно пританцовывали, словно смиряя норовистого жеребца, — своих вперед гонит — на пулеметы, между прочим! — а те и прут, как бараны, да не редкими цепями, а густыми толпами. Да при таких построениях атака была бы сорвана, в крови б захлебнулась! А в чем причина?! — уже почти кричал маршал. — А причина простая: и одиночные бойцы, и отделения, и взводы, и роты — недоучены. В наступлении жмутся друг к другу, что твои овцы, командиры восстановить уставный боевой порядок не умеют! Да таким толпам ни танки, ни пушки не помогут! У Уборевича — стратега недоделанного! — все наступление — равномерное движение вперед. Взаимодействия огня и движения нет и не было, взводы и роты в атаку шествуют, словно по ним никто и не стреляет, атаку свою пулеметным огнем не готовят, гранаты не бросают! Ни тебе залечь, ни тебе перебежками идти, а уж самоокопаться — слова такого не знают! Из ручного пулемета стреляют плохо: вон на осенних инспекторских стрельбах тридцать седьмая стрелковая два с половиной балла получила! Из пяти, а? Вот и выходит, товарищ Сталин, что наказывать-то нам агрессора и нечем, — грустно закончил неожиданно обмякший Буденный. — Уж прости нас, дуроломов, а подвели мы тебя…