Дарья Калинина

Убийство в стиле «Хайли лайки»

Глава 1

Катя смотрела на вздымающиеся перед ней снежные торосы и думала о том, что ничего лазурного в этом береге нету. Ну ничегошеньки! И никогда такого с ней не случалось. А ведь Кате приходилось бывать в этих местах и зимой, и весной, и осенью. И ни разу на ее памяти водная гладь залива не бывала лазурной. В лучшем случае она могла быть зеленоватой. И то при очень хорошем настроении ленинградской природы и отличной погоде в регионе, что само по себе бывало редкостью. А так обычно водичка у них в заливе была грязно-серой или коричневато-бурой. Но чтобы лазурной? Нет, обман один.

Между тем пансионат, в котором отдыхала Катя, именно так и назывался «Лазурный брег». Лазурный! И никак иначе.

И, покосившись на указатель, который уведомлял, что к пансионату надо свернуть направо, Катюша сердито пробормотала:

— Они бы его еще «Зеленый лес» назвали. Ходила я туда! Зеленью там и не пахнет. В лесу все в снегу до сих пор по колено! И что за весна! И что за погода!

Настроение у девушки было гаже некуда. А все потому, что чувствовала Катя за собой некоторую… Нет, не то чтобы вину, но все-таки какое-то скверное чувство разъедало ее душу. И все по вине Бориса. Что он сегодня ей устроил! Как смел на нее орать! Да еще так громко, что услышали все соседи и прибежали спрашивать, что у них происходит и не нужна ли их помощь. Вот уж позор так позор!

Но хуже всего было то, что Катя тоже не сдержалась и сообщила в ответ Борису то, что он дебил и урод. И даже не это было самое плохое, а то, что слова Кати полностью соответствовали истине. Борис и впрямь был дебилом, это и в его медицинской карточке было четко прописано. Ну, и определенные физические недостатки у него в связи с диагнозом тоже присутствовали, был он толстым, маленьким, с короткими ручками и ножками, так что симпатичным его назвать никак было нельзя. Одна лишь его мама считала своего сына красавцем. Другие женщины, в том числе молодые, так совсем не считали. И Борис на Катю обиделся. Ах, как он на нее обиделся! У него даже лицо перекосилось, когда он начал плакать.

Чтобы ему совсем пусто было! Катя не выносила ничьих слез. А уж когда перед ней рыдал взрослый, да что там взрослый, уже пожилой мужчина, которого она должна была опекать, а вместо этого довела… непонятно, до чего она его довела, это было совсем скверно. И Катя сбежала. Да, да! Она повернулась и просто сбежала из опостылевшего ей пансионата на берег залива, надеясь, что свежий воздух ее обдует и унесет прочь ее мрачные мысли.

Но не тут-то было. Словно бы заранее зная, что Катя прибежит сегодня утром сюда с такой целью, кто-то нарочно заказал особенно сильный и пронизывающий ветер, накликал мелкий колючий снежок и нагнал на небо побольше туч.

Так что на природе настроение у Кати не только не повысилось, но вроде как даже еще больше упало. Несколько утешала мысль о завтраке, до которого оставались считаные минуты. Может, от еды ей полегчает? Вот только как сидеть с Борисом за одним столом после случившейся между ними размолвки? Ведь он будет на нее дуться. Обязательно будет. Он такой, если обидится, то нескоро еще отойдет. К примеру, на свою маму Борис мог злиться неделями. А на Катю? На Катю сколько времени он станет сердиться?

И все же мысль о завтраке показалась Кате настолько привлекательной, что она не могла против нее устоять. К ее огромному облегчению, Бориса в столовой не оказалось. Его место пустовало все время завтрака. И Кате даже пришлось соврать Гале и Леше — своим соседям по столу, что Боря поленился вставать в такую рано.

— Странно, — не поверил ей Леша. — Обычно это он тебя добудиться не мог.

— Боря у нас ранняя пташка, — подтвердила и Галя. — Не то что ты — соня!

— Говори, что у вас случилось?

И они оба уставились на Катю, словно подозревая ее в чем-то дурном.

— Не знаю я, почему он не пришел.

Кате пришлось отвести глаза, врать она категорически не умела. Настроение, чуть было приподнявшееся после пышного омлета и жареной ветчины, снова упало. К тому же еще предстояло нести Борису его порцию, а для этого требовалось разыскать эмалированные судочки, в которых всегда бывала нехватка. Но Катя решила, что каким бы неблагодарным гадом ни оказался Боря, умереть от голода она ему не позволит. Ни за что!

Вот только все вкусности уже расхватали другие отдыхающие. И вместо омлета Катя положила сваренные вкрутую яйца. А вместо жареной ветчины — молочную кашу.

— Сильно сомневаюсь, что он будет это есть, — сказала она самой себе. — Каша рисовая, он ее терпеть не может.

Но вспомнив, как и какими словами орал на нее Борис, девушка снова вспылила:

— А так ему и надо! Будет выпендриваться, пусть голодный сидит до обеда. Хватит мне перед ним выслуживаться. Я ему не прислуга! Если он инвалид, это еще не значит, что я обязана теперь все его выкрутасы терпеть и под его дудку прыгать. Если поискать, у меня самой куча болячек найдется. Это же не значит, что я теперь всеми, кто ко мне добр, должна помыкать.

Честно говоря, отправившись с Борисом в пансионат, Катя уже двадцать раз пожалела о своем решении. Да что там двадцать, сто двадцать или даже тысячу! Во-первых, погода на побережье оказалась отвратительной. Все время дул сильный ветер, к которому иногда для разнообразия присоединялся снег. Совсем не было похоже на апрель, а скорей уж на февраль.

В лесу не наблюдалось никаких проталинок или первых цветочков, как рисовалось до отъезда Кате в ее воображении. Какие там цветочки! Ледяная корка сковывала землю, не позволяя пробиться наружу даже травинке. Но погода — это еще полбеды. В конце концов, никто и не ожидал, что весна на побережье Финского залива будет похожа на рай. Хуже всего было то, что сам Борис оказался совсем не таким милым и дружелюбным, каким казался издали.

Катя прожила с Борисом бок о бок в одном доме и на одном этаже всю свою жизнь, и девушка даже не подозревала, каким капризным и избалованным в быту он может быть. Когда они с ним сталкивались на лестнице или во дворе дома, здороваясь и улыбаясь друг другу, все было очень хорошо, мило и славно. Правда, когда Катя изредка бывала в гостях у Бориса, она видела, как он помыкает своей матерью, как он ей частенько хамит и гоняет ее на посылках, словно она ему девочка на побегушках, впечатление у девушки несколько портилось. Но Катя почему-то наивно полагала, что с ней Борис будет иным. Он и оказался иным, только еще более тираничным и деспотичным.

— И о чем я только думала, когда соглашалась! Надо было сразу же отказаться! Категорически! Что у меня, своих дел нету!

Но в том-то и дело, что никаких своих дел у Кати не было. Она работала экскурсоводом на реках и каналах города. И зимой, когда каналы стояли скованные льдом, работы у Кати не было никакой. И Катю так уговаривали! Так упрашивали. И Борис, и его мама. Сам Борис прикинулся таким лапочкой. А уж его мама, та и вовсе даже слезу пустила.

— Не могу поехать с Бориской, приболела. А одному ему нельзя, не может он один. Ему и путевку на двоих выписали. Съезди, а?

И она так заманчиво описывала прелести весеннего отдыха на заливе, что Катя стала колебаться. И еще ей казалось, что с ней-то Борис так по-хамски себя вести не посмеет. Все-таки она ему чужой человек. Оказалось, ничего подобного. Борис с самого начала взял такой тон, что Катя ему должна. Должна тащить все их чемоданы. Должна стелить постели, свою и его. Должна бегать и договариваться насчет процедур. Должна планировать все их дни и развлечения.

Катя и не возражала. Да, она согласилась поехать в качестве сопровождающей с больным человеком, значит, она должна ему помогать. Но помогать, а не посадить его себе на шею полностью. И не такой уж Борис был и больной, если говорить совсем начистоту. Большая часть его болячек происходила от излишней полноты, а полнота была от пристрастия к сладкому, жирному и, как следствие этого, вкусному.

Нет, Катя не спорила, может, когда-то Борис и был сильно болен. Как говорили соседки в доме, в детстве он перенес операцию, след от которой и сейчас можно было рассмотреть у него на макушке. Когда Борис пребывал в задумчивости, он постоянно почесывал этот старый операционный шрам. И пальцы его тогда словно бы что-то ощупывали под кожей.

— У меня там вшита пластина, — объяснил он Кате. — Она скрепляет кости черепа. Без нее мне был бы каюк.

Но с тех пор прошли годы. Десятки лет. Борис вырос, возмужал, и его болезнь осталась в прошлом. Но он так привык, что с ним все носятся, что никак не хотел отпускать свои болячки. И требовал к себе соответствующего отношения и почтительного внимания ко всем его капризам. Сразу после приезда выяснилось, что Борис считает Катю чем-то вроде своей личной рабыни.

Она должна была сопровождать его всюду, куда он захочет пойти. Должна была развлекать его беседой, чтением, а лучше так игрой на гитаре, которую специально для этой цели было велено захватить из города. Когда Борису становилось скучно, именно Катя должна была искать ему друзей, и желательно женского пола и симпатичной наружности. Таких было немного. А какие и встречались, совсем не собирались любезничать с Борисом. И тогда Катя снова слышала, что она должна… должна… должна.