Рейчел понимала, к чему он клонит. В конце концов, она недаром была дочерью психолога.

— Конни, идите знаете куда? Бросьте это.

— Что?

— Это был несчастный случай.

— С женщиной, которая, по вашим словам, была сверхосторожной, сверхпредусмотрительной и сверхкомпетентной? И не употребляла ни алкоголя, ни наркотиков в день гибели? Вы хотите сказать, что она могла поехать среди бела дня на красный свет? А дорога была абсолютно сухой.

— Ну вот, выясняется, что я убила свою мать.

— Я имею в виду нечто прямо противоположное.

Рейчел схватила пальто и сумочку:

— Моя мать не хотела заниматься психологическим консультированием, чтобы не попасть в одну компанию с шарлатанами вроде вас. — Она бросила взгляд на его диплом на стене, презрительно фыркнула: — Ратгерс! [Ратгерский университет занимает достаточно низкие позиции в рейтинге университетов мира.] — и вышла вон.

Ее следующий консультант, Тэсс Портер, отличалась более мягким подходом, а кабинет ее находился гораздо ближе к дому Рейчел. Тэсс сказала, что они попробуют найти истину, исследуя отношения Рейчел с матерью, а план работы предложит сама Рейчел — не психиатр. Рейчел прониклась доверием к ней. От Конни она все время ожидала подвоха и, в свою очередь, всегда была готова к отпору.

— Если бы вы нашли отца, что вы сказали бы ему? — спросила как-то Тэсс.

— Не знаю.

— Вы боитесь этой встречи?

— Да.

— Из-за него?

— Из-за него? — Рейчел задумалась. — Нет, меня смущает сама ситуация. Понимаете, я не знаю, с чего начать разговор. «Привет, папочка! Где, черт побери, ты пропадал всю мою жизнь?» Так, что ли?

Усмехнувшись, Тэсс сказала:

— Но когда я спросила, не его ли вы боитесь, ваше «нет» прозвучало не очень уверенно.

— Правда? — Рейчел задумчиво посмотрела на потолок. — Знаете, это как с моей матерью. Она иногда противоречила самой себе, говоря о нем.

— Как это?

— Обычно она отзывалась о нем довольно приторно: «Милый бедняга Джеймс» или «Мой дорогой, такой чувствительный Джеймс». И непременно закатывала глаза. Она всегда хотела казаться передовой и не могла открыто признать, что он не был настоящим мачо в ее глазах. Пару раз она говорила мне: «В тебе есть отцовская слабина, Рейчел». А я в этот момент думала: «Во мне есть материнская слабина, сука». — Она снова посмотрела на потолок. — «Ищи себя в его глазах».

— Что-что? — спросила Тэсс, подавшись вперед.

— Она сказала это мне, опять же пару раз. «Ищи себя в его глазах и расскажи мне о том, что ты найдешь».

— При каких обстоятельствах это говорилось?

— В подпитии.

Тэсс криво усмехнулась:

— А что она имела в виду, как думаете?

— В обоих случаях она злилась на меня. Это я помню. Я всегда понимала это так: если бы он увидел меня, тогда… — Рейчел покачала головой.

— Тогда что? — мягко спросила Тэсс. — Какой была бы его реакция?

Рэйчел понадобилась минута, чтобы успокоиться.

— Он был бы разочарован.

— Разочарован?

Рейчел выдержала ее взгляд.

— Испытал бы отторжение.

На улице потемнело, словно какая-то гигантская потусторонняя масса заслонила солнце и накрыла тенью весь город. Внезапно пошел дождь. Раскат грома был похож на грохот старого моста под колесами мощных грузовиков. Вдали раздался треск молнии.

— Почему вы улыбаетесь? — спросила Тэсс.

— А я улыбаюсь?

Тэсс кивнула.

— Я вспомнила кое-что еще из того, что говорила мать, особенно в такие дни, как этот. — Рейчел подобрала под себя ноги. — Что ей не хватает его запаха. Когда я спросила ее, чем же он пах, она закрыла глаза, понюхала воздух и ответила: «Молнией».

Глаза Тэсс чуть расширились.

— А в ваших воспоминаниях он тоже пах молнией?

Рейчел покачала головой:

— Нет, кофе. — Она стала следить за тем, как дождь бьет в оконное стекло. — Кофе и вельветовой тканью.

В конце весны 2002 года Рейчел справилась с тем первым приступом паники и агорафобии. Она снова пересеклась с парнем, который в прошлом семестре занимался вместе с ней в группе по изучению новых методов исследования. Его звали Патрик Мэннион, он был предельно тактичен и чуть полноват. При этом у него была досадная привычка щуриться, когда он что-нибудь плохо слышал. А это бывало часто из-за половинного снижения слуха на правом ухе — несчастный случай в детстве, во время катания на санках.

Пэт Мэннион был поражен тем, что Рейчел продолжает с ним разговаривать, — раньше они встречались только на одном занятии и, казалось, тогда исчерпали все темы для беседы. Еще больше его поразило то, что она предложила пойти и выпить вместе. А когда спустя несколько часов в квартире Пэта она потянулась к пряжке на его поясе, он выглядел как человек, поднявший голову, чтобы выяснить насчет облачности, и увидевший парящих над ним ангелов. Примерно такой же вид он имел в течение двух лет, проведенных вместе с Рейчел.

В конце концов она порвала с Пэтом — очень мягко, почти убедив его в том, что они оба так решили. Перед расставанием он посмотрел на нее со странно-ожесточенным достоинством и произнес:

— Я сначала никак не мог понять, почему ты связалась со мной. Ты такая шикарная, а я… нет. Ты… — Он поднял руку, прерывая ее. — А примерно полгода назад до меня дошло, что главное для тебя — не любовь, а надежность. Я знал, что рано или поздно ты оставишь меня первой, потому что — и это важно, Рейч, — я никогда не оставлю тебя первым. — Он улыбнулся, сокрушенно и трогательно. — Это всегда было моей целью.

Окончив аспирантуру, она прожила год в Уилкес-Барре, штат Пенсильвания, работая в «Таймс леджер», затем вернулась в Массачусетс, где вскоре начала писать статьи для «Пэтриот леджер», редакция которого находилась в Куинси. Одна из статей, посвященная расовым предрассудкам работников Хингемского полицейского управления, встретила такое шумное одобрение, что она получила электронное письмо… от Брайана Делакруа. Он разъезжал по делам фирмы и увидел экземпляр «Пэтриот леджер» в приемной оптового торговца лесом в Броктоне. Брайан спрашивал, не та ли она самая Рейчел Чайлдс и, если да, нашла ли она своего отца.

Она ответила: да, она та самая Рейчел Чайлдс, но отца не нашла. Может быть, Брайан согласится сделать вторую попытку?

Тот написал, что не может: «Перегружен работой. Разъезды, разъезды, разъезды. Берегите себя, Рейчел. Вы не задержитесь в „Леджере“ надолго, вас ждут более важные дела. Мне очень нравится, как вы пишете».

И он оказался прав — год спустя она уже сотрудничала с крупным издательством «Бостон глоб».

Именно там ее разыскал доктор Феликс Браунер, акушер и гинеколог ее матери. Тема электронного письма звучала как «Старый друг Вашей мамы», но из дальнейшей переписки выяснилось, что он был не столько другом Элизабет Чайлдс, сколько человеком, к которому она обращалась за медицинской помощью. А в то время, когда Рейчел стала что-то понимать в этих вещах, у матери был уже другой гинеколог. Когда Рейчел достигла подросткового возраста, мать познакомила ее с доктором Вина Рао: с ним имели дело большинство женщин и девушек, которых знала Рейчел. О Феликсе Браунере она никогда не слышала. Однако он уверял, что был врачом Элизабет после ее переезда в западный Массачусетс и даже способствовал появлению на свет самой Рейчел. «Вы были очень юркой и ускользали из рук», — писал он.

Затем он сообщил, что хочет поделиться с Рейчел некими важными сведениями о ее матери, но предпочитает сделать это при личной встрече. Они договорились встретиться в одной из кофеен Милбери, на равном расстоянии от Бостона и Спрингфилда, где жил Браунер.

Перед встречей Рейчел собрала информацию о докторе: картина оказалась не слишком благостной, как она и подозревала с самого начала. За год до этого, в 2006-м, ему запретили заниматься медицинской практикой из-за неоднократных жалоб пациенток на его сексуальные домогательства и половые извращения. Жалобы начали поступать в 1976 году, через неделю после того, как обходительный доктор окончил медицинский факультет.

Доктор Браунер притащил с собой в кафе два кейса на колесиках. Лет шестидесяти с небольшим, обладатель густых седых волос, он носил стильную прическу маллет, модную среди молодых людей, которые водят спортивные машины и посещают концерты Джимми Баффетта. [Джимми Баффетт (р. 1946) — популярный американский кантри-певец.] На нем были светло-голубые джинсы, легкие кожаные туфли с декоративным хлястиком, под которыми не имелось носков, и черный льняной блейзер поверх гавайской рубашки. Тридцать лишних фунтов на животе были призваны свидетельствовать о жизненном успехе. С официанткой и ее помощниками доктор обращался фамильярно. По-видимому, он принадлежал к числу людей, которые очаровывают всех в момент знакомства, но теряются, если собеседник не смеется над их шутками.

Выразив Рейчел сочувствие в связи со смертью матери, Браунер напомнил ей, какой скользкой она была при рождении:

— Вас словно обмакнули в «Палмолив». — Затем он, не переводя дыхания, сообщил, что его первая обвинительница — «Назовем ее „Рунния“, ладно? И не только потому, что это похоже на слово „врунья“» — была знакома с несколькими другими. Он сказал, как их зовут, и Рейчел сразу задумалась о том, выдает ли он вымышленные имена или бесцеремонно нарушает права женщин на неприкосновенность частной жизни. Все они — Тоня, Мари, Урсула, Джейн и Пэтти — знали друг друга, утверждал Браунер.