Дэвид Арнольд
Москитолэнд
Стефани и Уинну. Вы — «почему» для всех моих деяний.
Джексон, штат Миссисипи
(До цели 947 миль)
1. Проблемы не существует, пока ты не скажешь о ней вслух
Меня зовут Мэри Ирис Мэлоун, и я не в порядке
2. Неуютная близость незнакомцев
...1 сентября, после полудня
Дорогая Изабель.
Как член семьи, ты имеешь право знать, что происходит. Папа согласен, но велел мне избегать размышлений о «трагической реальности и отчаянии». Когда я опросила, как он себе это представляет, учитывая, что наша семья весьма реально погрязла в отчаянии, папа лишь закатил глаза и раздул ноздри, как он это умеет. Вот только я не способна ходить воокруг да около, так что приступим. Достоверная инфа в стиле Мим. До краев наполненная «реальностью и отчаянием».
Чуть больше месяца назад мы с папой и Кэти перебрались с зеленых пастбищ Ашленда, штат Огайо, в засушливые пустоши Джексона, штат Миссисипи. За это время у меня, возможно, возникли кое-какие проблемы в новой школе. Не проблемы с большой буквы «П», как ты понимаешь, но для взрослых, когда они намерены разрушить чьи-то юные годы, большой разницы нет. Мой новый директор как раз из таких взрослых. Он назначил собрание на десять утра, и на повестке дня стоял один-единственный вопрос: злодеяния Мим Мэлоун. Кэти пришлось поменяться сменами в закусочной, чтобы вместе с папой представлять сторону родителей. Я сидела на алгебре, наблюдала за развитием романтических отношений между мистером Харроу и его многочленами, как вдруг мое имя эхом разлетелось по коридорам с коралловыми стенами:
— Мим Мэлоун, пожалуйста, пройдите В кабинет директора Шварца. Мим Мэлоун, В кабинет директора.
(Достаточно сказать, что никуда идти я не хотела, но громкоговоритель приказал — ученик послушался, это неизбежно.)
Фойе перед директорским кабинетом было оформлено в отвратительных удушливо-коричневых и ржавых тонах. Тут и там красовались вдохновляющие плакаты, радуя глад подбадривающими лозунгами в одно слово и орлами, что парили над багряным величием гор.
К горлу подступила тошнота, и я сглотнула.
— Можешь войти, — сказала секретарь, даже не поднимая на меня взгляда. — Они ждут.
Массивная дубовая дверь за ее столом была чуть приоткрыта, и оттуда доносились низкие голоса.
— Еще раз, как зовут ее мать? — уточнил Шварц чуть приглушенно из-за шикарных усов, несомненно, сохранившихся еще со славных семидесятых.
— Ив, — ответил папа.
Шварц. Точно, точно. Какая досада. Что ж, надеюсь, Мим благодарна за твое участие, Кэти. Видит бог, материнское внимание ей сейчас необходимо.
Кэти. Мы все просто хотим, чтобы Ив стало лучше, понимаете? И так и будет. Она справится с болезнью. Ив — настоящий боец.
Я замерла у самой двери — ни внутри, ни снаружи. Болезнь?
Шварц (вздыхая). Мим в курсе?
Папа (тоже вздыхая, но иначе). Нет. Время неподходящее. Новая школа, новые друзья, множество… начинаний, как вы сами заметили.
Шварц (со смешком). Да уж. Ну, хочется верить, что для Ив все сложится хорошо в… где, вы сказали, она сейчас?
Папа. В Кливленде. И спасибо. Мы тоже верим в лучшее.
(Всякий великий персонаж, Из, существует ли он на страницах или на экране, многомерен. Добряки не всегда хорошие, и негодяи не от и до плохие, а персонажи-крайности вообще не должны существовать. Помни об этом, когда я опишу свои последующие выходки, ибо хоть я и не злодейка, но не застрахована от злодеяний.)
Наша Героиня отворачивается от двери и спокойно уходит из кабинета, здания, с территории школы. Бредет оцепенело, пытаясь сложить кусочки воедино. Через футбольное поле, и тупые качки выкрикивают что-то насмешливое, но она их не слышит. Надежные кроссовки несут ее прочь по раскрошенному тротуару, пока она осознает, что три недели не получала от матери ни звонков, ни писем. Наша Героиня срезает путь через забегаловку с тако, игнорируя насыщенные ароматы еды. Она шагает по пустынным улицам своего нового района, огибает высоченный дуб и ненадолго замирает в тени своего нового жилья. Проверяет почтовый ящик — пусто. Как всегда. Достав телефон, в сотый раз набирает номер матери и в сотый раз слышит механическую даму, такую же унылую, как и в прошлые девяносто девять раз:
— Извините, абонент отключен.
Героиня жмет «отбой» и смотрит на этот новый дом, купленный так же дешево, как стоила внушаемая ей правда.
— «Стекло, бетон и камень», — шепчет она припев одной из своих любимых песен [David Byrne — Glass, Concrete & Stone.]. Затем улыбается, собирает волосы в хвост и заканчивает строчку: — «Это всего лишь здание, а не дом»
Перешагивая через ступеньку, наша Героиня взлетает на крыльцо и врывается в парадную дверь. Она не замечает запаха нового жилища — дикое сочетание моющих средств, тако и упрямого отрицания — и несется в свою комнату. Там она засовывает в свой верный рюкзак «ДженСпорт» припасы для ночевки: бутылку воды, туалетные принадлежности, сменную одежду, лекарства, боевую раскраску, средство для снятия макияжа и упаковку картофельных чипсов. После чего бросается в спальню отца и мачехи и опускается на колени перед женским комодом. Из нижнего ящика с аккуратными стопками утягивающего белья Героиня достает банку из-под кофе с надписью «ХИЛЛ БРАЗЕРС. ОРИГИНАЛЬНЫЙ». Срывает крышку и, выудив толстую пачку банкнот, считает купюры с Эндрю Джексоном — восемьсот восемьдесят долларов. (Ее злая мачеха переоценила секретность сего тайника, ибо наша Героиня все-е-е видит.)
Сунув банку с наличными в рюкзак, она удирает из этого здания-но-не-дома, пробегает полмили до автобусной остановки и едет к местной станции «Грейхаунд» [Greyhound Lines — самая мощная автобусная сеть, покрывающая всю территорию США. Основана в 1914 году. В настоящее время имеется около 3700 пунктов назначения в стране и станции практически в любом городе.]. Она уже давно знает, куда отправится: в Кливленд, штат Огайо, в 947 милях отсюда. Просто до сегодняшнего дня не знала, как и когда.
Как: на автобусе.
Когда: немедленно, сломя голову, прямо сейчас.
И… занавес.
Но ты ведь настоящая Мэлоун, потому этим не удовлетворишься. Тебе нужно больше чем просто «куда» «когда» и «как» — тебе нужно «почему» Ты подумаешь: «Почему бы нашей Героине просто не (здесь должно быть гениальное решение)?» Правда в том, что мотивы сложны. Я сейчас стою на целой стопке мотивов и понятия не имею, как сюда попала.
Так что, может, это она и есть, Из: моя «Книга Причин» Я отвечу «почему» о каждом своем поступке, и ты сама увидишь, откуда что взялось. Полагаю, короткий подпольный разговор между папой, Кэти и Шварцем — это Причина № 1. До Кливленда путь неблизкий, так что я постараюсь расписать и остальные, а пока знай: мои Причины могут быть сложными, но Цели довольно просты.
Добраться до Кливленда, найти маму.
Я салютую себе.
Я приступаю к выполнению своей миссии.
До связи,
Мэри Ирис Мэлоун,
спасительница матери, мать ее так
От повторной прорисовки человечка в стиле палка-палка-огуречик на обложке этого дневника нет толку. Палочные человечки всегда такие худосочные.
Я откидываю темные волосы назад, прижимаюсь лбом к окну и любуюсь миром снаружи. Пока Миссисипи не ступила на свой дьявольский путь, мое восхищение просто зашкаливало. Теперь же впечатления, ну не знаю… посредственные. Трагически посредственные. Вдобавок ко всему дождь библейского размаха прямо сейчас со всей дури наказывает землю, и я не могу избавиться от ощущения, что наказание заслуженное. Сунув дневник в рюкзак, достаю пузырек «Абилитола». Вытряхнуть, проглотить, повторять ежедневно — это привычка, а привычка — королева, как говорит папа. Я глотаю таблетку и с чувством сую пузырек обратно в рюкзак. Тоже часть привычки. Так говорю уже я.
— Какого черты ты тут делаешь, мисси?
Сначала я вижу пучок, высоченный пучок волос, вздымающийся над двумя передними сиденьями. Мокрый насквозь и кривой как Пизанская башня. А затем всплывает мужчина (сотрудник «Грейхаунда» по имени Карл, согласно блестящей нашивке на рубахе). Крупный. Даже огромный. Не отрывая от меня пристального взгляда, он достает из ниоткуда бурито, разворачивает и впивается в него зубами.
Enchanté, Карл.
— Это ведь автобус до Кливленда? — Я роюсь в рюкзаке. — У меня есть билет.
— Мисси, — бубнит он с набитым ртом, — у тебя может быть хоть гребаный золотой билет Вилли Вонки, мне плевать. Посадка еще не началась.
В моей голове тысяча крошечных Мим стреляют в Карла огненными стрелами, и его волосы летят наземь восхитительной пылающей копной. Но прежде, чем одна из этих метафизических Мим втягивает меня в неприятности, я слышу мамин голос — звенящее эхо, музыка моего детства: «Срази его наповал добротой, Мэри. Уничтожь любезностью». Я достаю из арсенала девчачью улыбку и мамин британский акцент:
— Вот это да, какая чудесная униформа, парень! Она так подчеркивает твою грудь.
Волосяная Пизанская башня, спокойно пожевывая бурито, поворачивается и указывает на открытую дверь. Я закидываю рюкзак за спину и плетусь по проходу:
— Серьезно, старина, грудь просто обалденная.
И выхожу на улицу, под ливень, прежде чем Карл успевает ответить. Сомневаюсь, что мама именно это подразумевала под «уничтожь любезностью», но я способна только на такое.
