Судя по всему, она давно уже распределила все роли.

— Не буду тебя задерживать. Я только хотела пригласить вас на день рождения! Завтра, в шесть вечера. В Тибидохсе, — сказала Таня.

Гробыня подняла брови. Ее глаза так и остались разными. Один был голубой и наивный, а другой смотрел хитрой монгольской щелочкой.

— Ты что, собралась рождаться два раза в году? Дело, конечно, твое, Гроттерша, но сильно не увлекайся.

— Я в курсе, когда я родилась. Я приглашаю вас на день рождения Шурасика. Ему двадцать лет. Первый сознательный юбилей и все такое, — пояснила Таня.

Склепова хмыкнула.

— Что, Шурасику уже двадцатник? Это круто! А Сарделькокопал дал согласие на бучу по этому поводу?

— Дал. Под поручительство Ягге и Соловья, что крышу сорвет только у нас, а не у Большой Башни.

— Мудро. Ответственность — это та же шоколадка. Ее лучше разделить на всех… — оценила Гробыня. — Еще вопрос: а чего Шурасик сам меня не пригласил?

— Шурасик прилетает из Магфорда. Он очень занят и просил нас с Ягуном все организовать, — пояснила Таня.

— А, ну да! Магфорд! — небрежно вспомнила Гробыня. — Шурасик же теперь важная шишка на важной елке! Интеллектуальная подпорка для тупого ректора! Его глаза, мозг и язык!..

— Так вы будете или нет?

Гробыня задумалась.

— Гуня, у нас завтра есть передача?

Гломов мрачно замотал головой.

— Мой негритенок-секретарь подтверждает, что передачи нет. Ну так и быть: мы припремся. Оркестр, надеюсь, будет?

— И оркестр, и расстрельная команда, — пообещала Таня.

Склепова усмехнулась. Большой бульдозер великодушно не заметил наезда маленькой машинки.

— Ну и славно! Ждите нас! Сарделькокопалу, Клепе и прочим Медузиям привет! — сказала Гробыня.

Щелчком пальцев она притянула к себе зудильник и метко запустила им в Гуню. Экран погас.

Таня отметила, что имя Медузия Склепова особенно не уродовала. И очень дальновидно. Щенок, даже самый отважный, всегда должен знать, на какую собаку тявкать можно, а где лучше взять смысловую паузу.

* * *

После Гробыни Таня обзвонила и остальных по списку. Жикин подскочил к зудильнику сразу. Узнать в нем прежнего красавчика было нелегко. Левая скула раздулась, отчего глаз казался маленьким. С другой стороны, на фингал это походило мало. Желвак вздулся не там, где это обычно бывает после драки, а ближе к носу.

«Сглазил, небось, кто-то. И правильно. Нечего обманывать юных ведьмочек», — решила Таня не без злорадства.

Жикин узнал Таню и заметался. Если он и ждал чьего-то звонка, то не ее.

— Чего тебе надо? Перезвони мне через минуту! — крикнул он Тане и отключился.

Экран зудильника еще не успел погаснуть, когда Таня заметила, что Жикин сорвал со спинки кресла пиджак и суетливо накрыл им нечто, лежащее на столе. Таня не разглядела, что именно. По правде говоря, жикинские секреты ее занимали мало. Маги умеют уважать чужие тайны. У них и своих тайн более чем достаточно. Она дала Жикину две минуты закончить все дела и перезвонила снова.

На этот раз Жикин ответил после третьего звонка и уставился на Таню с бараньим выражением. Все, что было на столе, успело исчезнуть, включая пиджак.

— Ну? Чего? Какая информация? — спросил он сердито.

Предположить, что Гроттер могла позвонить ему просто так, без определенной цели, Жорик не смог бы и в бреду. Таня передала ему приглашение Шурасика. Жикин сухо пообещал, что будет, и отключился, не прощаясь. С Таней Жикин никогда не притворялся любезным. Ее бы это не обмануло, да и самому Жикину было совершенно не нужно.

«Странная штука — жизнь. Я и Жорик даже обидеть друг друга не смогли бы. Мы не просто разные. Мы существуем в разных вселенных», — подумала Таня, глядя на опустевший экран, продолжавший тихо мерцать.

После Жикина она набрала Горьянову, решив сделать все неприятные звонки, а затем переходить к приятным. Вообще-то звонок Горьянову по жребию выпал Ягуну, но хитрый Ягун обменял его на звонок Бейбарсову и Зализиной, который выпал уже самой Тане.

Горьянов обнаружился в грязноватой конюшне. За металлической сеткой скорбно жевали сено пегасы. Вид у них был замученный, крылья хилые, с болячками. Все пегасы были либо слишком молодые и неокрепшие, либо старые и заезженные. Таня, как ученица Тарараха, отметила это сразу.

— А, Танька! Как ты, мать? — заорал Горьянов с несвойственной ему бодростью. Прежде он разговаривал исключительно умирающим голосом.

— Мать нормально. А ты как, отец? — спросила Таня, размышляя, не стукнулся ли Демьян недавно головой.

Горьянов немедленно принялся хорохориться и рассказывать, как круто у него идут дела.

— Занимаюсь, понимаешь, организацией скачек! Все призовые пегасы мои! Нужны будут деньги — ты только заикнись! — заявил он.

— Я уже сейчас заикнулась! Куда к тебе прилететь за деньгами? Вылетаю немедленно, только контрабас достану! — с энтузиазмом вызвалась Таня.

Как она и ожидала, больше к этой теме Горьянов не возвращался да и адресочка, куда прилетать, не оставил. Воротничок рубашки у него был грязный, а перстень с магическим бриллиантом, который он ей невзначай показал, явно фальшивый. Кроме того, Горьянов определенно начинал лысеть. Учитывая, что ему было всего девятнадцать, это заставляло задуматься, что будет лет через десять.

— Я тут босс! Хозяин конюшни! — сообщил Горьянов, но как-то не слишком громко.

— Рада за тебя! Большому кораблю — судьбу «Титаника»! — сказала Таня.

Мимо прошел молодой косолапый вампир с двумя ведрами воды. Вампир бесцеремонно толкнул Горьянова ведром и заорал, чтобы Демьян тут не шлялся и валил отсюда, потому что от него вода в ведрах портится. Горьянов испуганно шарахнулся. Вампир проследовал дальше. Пегасы испуганно шарахались от него и отдергивали морды от кормушек, ощущая кровососа.

— Кто это? — спросила Таня.

— Э-э… Младший конюх! Я позволяю сотрудникам независимое поведение, если они профессионалы. Лошади его обожают. Души в нем не чают! — пояснил Демьян Тане, убедившись, что вампир отошел достаточно далеко.

— И правильно делают. У вампиров нет души, — сказала Таня.

Горьянов смутился. Таня пожалела, что одернула его. Если не давать мужчине хотя бы изредка хорохориться, он совсем захиреет.

— Демьян! Завтра у Шурасика день рождения! В шесть часов в Тибидохсе! Ты сможешь? — спросила она очень ласково.

Горьянов снова заважничал. Достал из кармана исписанный блокнот и стал перелистывать страницы.

— Я жутко занят. Сумасшедший график. На много недель вперед все забито… Секретарша просто оборзела!

— Жалко. Ну ничего. Я скажу Шурасику, что ты не можешь. Думаю, он поймет, — сказала Таня.

Горьянов испугался.

— Стой, не надо! Когда ты говоришь? В шесть?.. Хм… Я попытаюсь вырваться, хотя, возможно, опоздаю. Вы уж там не скучайте без меня, лады?

Таня пообещала, что скучать они не будут. После Демьяна она позвонила Верке Попугаевой и Дусе Пупсиковой. Обе подруги оказались вместе, поэтому вполне хватило одного звонка.

— Как дела, Тань? Ой, я так рада, так рада! Что у тебя нового? — защебетала Пупсикова.

— Что у нее может быть нового? Играет в драконбол. Зубрит ветеринарную магию. А в личном: Бейбарсов, Ванька, Пуппер — все та же карусель, — хмуро перебила ее Верка.

Ее нос беспокойно ерзал, точно и через экран пытался вынюхать, как там и чего. «Вот собака!» — подумала Таня.

— В драконбол действительно играю. Вернулась в команду, — сказала она сухо.

— А что у тебя с контрабасом? Он у тебя заболел, что ли? — насмешливо поинтересовалась Дуся Пупсикова, вновь показываясь на экране зудильника рядом с Попугаевой.

— Кто заболел?

Таня невольно оглянулась на кровать, на которой, точно спящий человек, укрытый до половины одеялом, лежал ее контрабас.

— Ты его случайно кашкой не кормишь? — продолжала язвить Верка.

Несмотря на очевидную глупость вопроса, Таня смутилась. Она относилась к своему инструменту как к одушевленному существу. Порой даже засыпала, обнимая его, как любимую собаку. Рядом с контрабасом валялись растрепанные ноты. Таня в очередной раз пыталась научиться не только летать на контрабасе, но и играть на нем. Сарданапал как-то мельком упомянул, что в звучании струн контрабаса скрыта уникальная магия. Капризная, тонкая, своенравная, она гораздо сильнее магии обычных заклинаний. Вот только подобрать к ней ключик совсем непросто.

— Никто никогда не владел этой магией. Только твой отец и дед. Но и они едва ли продвинулись дальше первой страницы, — сказал академик.

После Попугаевой и Пупсиковой Таня позвонила Семь-Пень-Дыру. Вместо Пня на экране зудильника появился его морок, сотворенный, должно быть, из кучи пыли простым щелчком пальцев и парой искр.

— Вы говорите с автоответчиком! Я обязательно передам ваше сообщение хозяину! Оставьте, пожалуйста, ваше сообщение после третьего удара головой об стол! — сказал он.

Пока Таня размышляла, от кого конкретно требуют биться головой об стол, двойник трижды боднул столешницу и повернулся к зудильнику внимательным ухом. Удивляясь странному чувству юмора Семь-Пень-Дыра, Таня передала приглашение Шурасика.