Дмитрий Политов
Небо в огне. Штурмовик из будущего
— Дивайн, подойдите к нему поближе.
— Есть!
Штурмовик с имперскими эмблемами нехотя качнул крыльями и опустил нос. Ведомый, идущий чуть выше и позади него, повторил маневр. Пилоту совершенно не хотелось снижаться и пролетать непосредственно над громадной тушей неизвестного корабля, лежащей на горном плато. Веяло от него чем-то чужим, недобрым.
Но ослушаться прямого приказа Грац, разумеется, не мог. Поэтому отдал от себя штурвал и устремился вниз. Попутно он сканировал всеми доступными средствами чужака — сейчас не оставалось никаких сомнений, что дело обстоит именно так. Ну не делали ни в Империи, ни у мантисов никогда ничего подобного.
И если во время подготовки к вылету пары разведчиков штабные офицеры еще колебались, рылись вовсю в каталогах и пытались все-таки найти во флотских реестрах что-то похожее, то чуть позже, когда штурмовики начали транслировать вид найденного объекта с близкого расстояния, в обход странных помех, мешающих работе стационарной корабельной аппаратуры, командир авианосца отдал пилотам приказ действовать в режиме «Контакт». То есть быть готовыми к неожиданностям.
Поэтому, когда шишковатый нарост в верхней части найденыша вдруг распался на три части, выпустил в воздух стаю тонких, похожих на иглы, но горящих синюшно-черным пламенем предметов, устремившихся с завидной прытью к машинам разведчиков, Дивайн, не колеблясь ни секунды, бросил штурмовик в противоракетный маневр и одновременно нажал на пушечные гашетки.
А потом перед ним вспыхнуло жемчужное сияние, которое в один миг поглотило, накрыло с головой и лишило сознания…
* * *
— Старшина, а он вообще живой?
Голос пробился в сознание Граца сквозь толщу беспамятства. И одновременно с этим стало больно. Очень больно!
— Гляди, стонет! Очухался, видать. Эй, санинструктора сюда!
Даже невзирая на то, что внутри горела огнем буквально каждая клеточка, Грац все равно не мог не обратить внимания на то, как странно говорят люди возле него. Язык точно имперский, но с каким-то чудным акцентом. Да и загадочный «санинструктор» — что бы это могло значить?
Прохладная повязка легла на лоб, и парень снова застонал. Правда, на этот раз от наслаждения — так хорошо стало. Он попытался открыть глаза, но смог это сделать лишь после нескольких неудачных попыток.
— О, глаза открыл, — с удовлетворением констатировал уже знакомый голос. Но теперь Грац мог разглядеть и самого говорившего. Мужчина, склонившийся над ним, выглядел словно разбойник с большой дороги: небритый, заросший, в обтерханной одежде непривычного покроя — судя по ряду признаков, отдаленно смахивающей на военную. По крайней мере, на странной шапке присутствовал знак различия — звезда. Но привычные погоны отсутствовали.
Затем в поле зрения появились еще двое мужчин. Выглядели они примерно так же, как и первый, но у одного на рукаве имелась грязная повязка, бывшая когда-то белой, с красным крестом. Вокруг шумел осенний лес, с серого низкого неба сыпал мелкий противный дождик Было зябко. Грац лежал на подстилке из лапника, укрытый одежкой из колючего сукна, под импровизированным пологом из защитного цвета ткани, растянутой между деревьями.
— Слышь, паря, — обратился к нему первый из незнакомцев, — ты русский?
Русский? В памяти что-то заворочалось. Но со скрипом, будто несмазанные шестеренки в запущенном нерадивым хозяином механизме из древних времен. Видел он однажды в музее подобное чудовище — содрогнулся от одной только мысли, как тяжко, должно быть, приходилось тому, кто его обслуживал. Тьфу, лезет в голову всякая чушь! Да, о чем это он? Ах, да, его спрашивают, русский ли он.
Грац попытался ответить, но губы слушались плохо — получалось какое-то невнятное мычание.
— Погоди, старшина, допрос устраивать, — вмешался мужчина с повязкой. — Надо его напоить — видишь, у него во рту пересохло.
Он отцепил от пояса металлическую бутылку овальной формы, свинтил с нее крышку — чудная конструкция! — и поднес к губам Граца. Хорошо! В жизни не пил ничего подобного. Живительная влага словно омыла его изнутри, прогоняя боль.
— Спа… спаси… спасибо! — вытолкнул Грац слова благодарности, вдоволь напившись. И искренне порадовался тому, что снова может говорить.
— О, наш! — обрадовался тот, кого называли старшиной. — Выходит, не ошиблись мы и правильно тебя вытащили, паря. Ты ведь летчик, так?
Опять странный термин. Смысл понятен, но кто же так называет пилотов?
— Пилот.
— Ну да, я и говорю. — Старшина устало улыбнулся. Только сейчас экспат [Экспат — от английского expat — эмигрант. В Империи так принято называть переселенцев из секторов мантисов — человекоподобных псевдоинсектов.] обратил внимание на то, что все окружавшие его люди здорово вымотаны и едва-едва стоят на ногах. Видимо, поэтому они так странно выглядят — у них попросту нет сил, чтобы привести себя в порядок Но тогда непонятно, почему их командиры допустили, чтобы дело зашло так далеко? И вообще, где их офицеры? Старшина — это же не бог весть какой чин, почему он командует? — Мы видели, как тебя подбили. Решили подобраться поближе, пока немчура не очухалась, и сумели выдернуть из-под обломков. Самолет у тебя незнакомый — из новых?
Грац нахмурился. С каких пор его «Коготь» стал новым — серию этих машин в различных модификациях гонят с конвейера уже несколько лет.
— Да нет, обычный штурмовик. Их уже давно выпускают.
— Серьезно? Первый раз увидал, — сокрушенно признался старшина. Но тут же язвительно заметил: — Правда, мы вас — летунов — вообще редко видим. Почитай, чуть ли не в первый раз с начала войны так близко столкнуться довелось Все где-то в вышине порхаете да на восток драпаете! — Он зло сплюнул на землю.
— Не заводись, Василич, — мужчина с повязкой глотнул из овальной емкости. — Что ты на парня накинулся — он-то не драпал — вон как колонну фрицевскую расчехвостил, любо-дорого посмотреть! Я такого месива с границы не видел, но там все больше нашего брата ихние самолеты гоняли. А здесь как-никак наша взяла!
— Твоя правда, Ефим, — согласился с ним старшина. — Слышь, пилот, тебя звать-то как? Документов твоих мы не нашли. И вообще, комбез, что на тебе надет был, выбросить пришлось — на нем места живого не осталось.
— Дива… — Усталость снова навалилась на Граца в самый неподходящий момент, придавив к земле, и он с трудом шевелил языком. — Диви…
— Дивин, что ли? — грубо спросил третий из мужчин, до сих пор молчавший.
Грац устало закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его, парень окончательно выбился из сил.
— Гр-ррр-и… — попробовал назвать он свое имя, но так и не сумел. И последним, что услышал перед тем, как потерял сознание, было:
— Григорий, видать. Значит, так и запишем: Григорий Дивин — летчик-штурмовик.
* * *
— Эй, летун, иди поешь! — Старшина ловко снял с огня котелок, в котором что-то булькало, а вверх поднимался белесый парок.
— Не хочу, — угрюмо буркнул Грац.
— А вот это зря, парень, — спокойно сказал старшина. — Тебе сейчас сил нужно набираться. Нам ведь еще идти и идти, а повезет ли где-нибудь еще харчами разжиться — это большой вопрос.
— Правильно говорите, — особист, политрук Залыгин, появился, как обычно, бесшумно. Дивайн невольно вздрогнул, он никак не мог привыкнуть к такой манере поведения здешнего контрразведчика. Правда, стоит заметить, что и многие бойцы их разношерстного отряда тоже шарахались в сторону, когда особист вырастал рядом словно из-под земли. — А вы, сержант, перестаньте изображать из себя изнеженную барышню, ясно? Подумаешь, лицо, эка невидаль! Идет война, и потому о внешней красоте вспоминать будем после, когда немчуру с нашей земли вышвырнем. Доступно?
— Есть не вспоминать, — Грац опустил глаза. Спорить не хотелось. Ему вообще сейчас ничего не хотелось. Разве что в очередной раз пожалеть себя и посетовать на судьбу, что так безжалостно обошлась с ним.
Когда он очнулся в следующий раз после блиц-допроса, то обнаружил, что лежит на убогом транспортном средстве, медленно передвигающемся при помощи худющей лошаденки. Покопавшись в памяти, экспат неуверенно предположил, что вроде бы видел как-то нечто похожее в какой-то полузабытой постановке на историческую тему. Кажется, этот «экипаж» назывался телегой. Или телагой? Дивайн хотел спросить об этом нахохлившегося бойца, что правил лошадью, но в этот момент лицо стянула дикая боль. Нет, не так БОЛЬ!!!
Дальше Грац помнил только, что не то заорал, то ли попытался заорать — детали ускользнули из памяти, — но опять потерял сознание. И пришел в себя лишь от прикосновения живительной и прохладной влаги к нестерпимо горящей коже.
— Потерпи, браток, — устало попросил полузнакомый голос. — Сейчас полегче станет. Ты извини, морфина у меня больше нету.
Экспат открыл глаза и увидел склонившегося над ним санинструктора. Тот аккуратно промокал лоб Дивайна тряпкой сомнительной свежести, пропитанной какой-то вонючей гадостью. Но самое главное, что, невзирая на запах, она реально помогала справиться с болью.
