— Просто пытаюсь отделить бессмысленное от полезного. Пытаюсь достичь хоть какого-то прогресса, пока мы тащимся к этому острову. — Он был не в силах замаскировать злобу, произнося слово «остров». Дедушка Джек отнесся бы к ситуации так же, он оставался бы непокорным и настойчивым, пусть даже Кукушке было бы все равно.

— Хоть одна экспедиция добралась до острова? — спросила она, и Контроль воспринял это как попытку уклониться от темы.

— Если и да, то в Южном пределе об этом ничего не известно, — ответил он. — Это не было первостепенной задачей. — Возможно потому, что им и без того хватало неразрешимых проблем.

— Но почему все сфокусировалось на маяке, топографической аномалии, а не на острове?

— Об этом тебе лучше было бы спросить прежнего директора. Или того же Лаури.

— Но я никогда не встречалась с Лаури, — сказала она, словно опровергая этими словами само его существование.

По правде сказать, имя Лаури, произнесенное здесь вслух, казалось Контролю каким-то нереальным. Однако Лаури категорически отказывался покидать его, не считал себя отвергнутым, то и дело всплывал где-то на самых границах периферического зрения подобно некой демонической черной точке. Проявлялся всякий раз, когда Контроль начинал сомневаться в осуществимости своей миссии, так глубоко угнездился в сознании, что извлечь его оттуда он был не в силах. И в голове звучали непонятные команды, сообщения, все эти импульсы, произнесенные императивным тоном, которым ему не принадлежали, словно их диктовал кто-то другой.

— Мы мыслим в терминах механизмов, а не животных. Враг не признает механизмов, не понимает их.

Ему очень нравилось слово «враг» — оно бодрило, фокусировало его внимание лучше, чем «Зона Икс». Ведь Зона Икс — это просто феномен, исследуемый человечеством, как погода, к примеру, а враг — это нечто конкретное, требующее решительных действий.

Услышав «механизмы, а не животные», она засмеялась.

— Нет уж, он определенно понимает и признает механизмы. И понимает их лучше, чем мы. — Она встала прямо перед ним, смотря в глаза, гневно и отчетливо произнося каждое слово. — Неужели ты еще не понял, что тот, кого ты называешь врагом, умеет манипулировать генами, создавать чудеса мимикрии и биологии? Знает, как управляться с молекулами и мембранами, заглядывает в самую глубину предмета, видит все насквозь, выходит на разведку, а затем отступает? Для него наш смартфон все равно что кремниевый наконечник от стрелы, что он действует на основе столь тонких и сложных сенсорных механизмов, что в сравнении с ними все инструменты, которыми мы располагаем, все способы изучения Вселенной свидетельствуют лишь о нашей примитивной природе. Возможно, он даже не считает, что у нас есть сознание или свободная воля — по крайней мере не в том смысле, в котором он это понимает.

— Если так, то зачем ему вообще обращать на нас внимание?

— Возможно, он старается обращать на нас как можно меньше внимания.

Нет ли у тебя в уголке глаза соринки, которую никак не вытащить?

— Так что же, мы сдаемся? Будем жить на острове, сделаем себе шляпы из листьев, питаться будем дарами моря…

Построим дом из ребер одного из левиафанов, которых он видит во сне. Будем плясать под собственную примитивную музыку, пить самогон, сваренный из ядовитых трав. Отвернемся от реального мира потому, что его больше не существует.

Она не обратила внимания на эти его слова.

— Кит может ранить другого кита с помощью своего сонара. Один кит может переговариваться с другим в океане на расстоянии шестидесяти миль. Кит так же умен, как и мы, просто наделен другой формой интеллекта, о которой мы пока представления не имеем. Потому что мы не отличаемся от своих грубых, примитивных инструментов. — Опять она за свое. — По крайней мере, ты — точно.

Конец ознакомительного фрагмента