— Да, Саул, день просто прекрасный, — поддакнула Сьюзен.

Он снова кивнул и выдавил кислую улыбку, и парочка так и покатилась со смеху. Саул решил не обращать внимания.

Он отпирал ворота, а они продолжали трещать как сороки. Эти двое вечно болтали, хотя Саул предпочел бы, чтоб они занялись своим делом. На сей раз разговор шел о чем-то, что они называли «некромантическим дублированием», и, насколько он понял, хотели построить комнату из зеркал, где царила бы темнота. Странный термин, и Саул старался не прислушиваться к их объяснениям, полагая, что это не имеет ни малейшего отношения к маяку и его жизни.

Здешние люди вовсе не являлись невеждами, но были суеверны, и с учетом того, что море часто забирало человеческие жизни, винить их в этом было сложно. Ну что плохого в том, что человек носит на шее амулет, оберегающий от несчастий, или прочтет короткую молитву, прося Господа сохранить жизни своих любимых? А эти приезжие, вмешивающиеся в чужие дела, пытались якобы постичь суть вещей, старались, по словам Сьюзен, «анализировать и исследовать», и вызывали неприязнь у местных своим равнодушным отношением к человеческим трагедиям, свершившимся и будущим. Но постепенно Саул как-то привык к «Бригаде легковесов», как к этим крысам неба, хищным и крикливым чайкам. Выдавались дни, когда он вдруг ловил себя на том, что почти научился переносить их компанию. «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь?» [Матф. 7:3.]

— Генри считает, что маяк самое подходящее место для такой комнаты, — произнесла Сьюзен с таким видом, словно сделала страшно важное открытие. Ее энтузиазм показался вполне серьезным и искренним и одновременно — слишком фривольным и до смешного непродуманным и любительским. Возможно, она верила в эту идею столь же пылко, как новообращенные верят в Христа, — ощущение новизны и особой близости обычно уничтожает все сомнения. Но возможно, эти двое все же больше походили не на новообращенных, а на странствующих проповедников, которые расставляют свои палатки на окраинах небольших городков, вооруженные пылом веры, и больше ничем. Может быть, это были просто шарлатаны. При первой встрече с этими людьми Саулу показалось, что, по словам Генри, они изучают преломление света в тюремных камерах.

— Знакомы с этими теориями? — спросила Сьюзен, когда они начали подниматься вверх по холму.

Шла она налегке, с камерой на ремне через плечо и чемоданчиком в руке. Генри старался не показывать, что запыхался, а потому молчал. Он нес тяжелое оборудование, часть которого разместилась в коробке: микрофоны, наушники, приборы для считывания ультрафиолетовых лучей, коробочки с 8-миллиметровой пленкой, какие-то машины с циферблатами и переключателями и прочие счетчики и приборы.

— Нет, — ответил Саул, скорее из чувства противоречия, поскольку Сьюзен зачастую обращалась с ним как с человеком бескультурным, ошибочно считая его грубоватые манеры признаком невежества, а рабочую одежду — нарядом простолюдина. Кроме того, чем меньше он будет говорить, тем раскованнее они будут себя чувствовать. То же самое, что говорить с потенциальными спонсорами в бытность священником. А на самом деле он просто не понимал, о чем это она толкует, как не понимал, что имеет в виду Генри, говоря, что они изучают какой-то не то «тейв», не то «террор» региона, даже несмотря на то что этот тип специально для него произнес это слово по буквам: «т-е-р-р-у-а-р».

— Молекулы пребиотиков, — почти весело удалось выдавить Генри. — Энергия духов.

И тут Сьюзен разразилась пространной лекцией о зеркалах и вещах, которые выглядывают из этих зеркал, о том, как ты можешь лишь искоса мельком взглянуть на какой-то предмет и узнать больше о его истинной природе, нежели при прямом и самом тщательном разглядывании. И Саул вдруг призадумался: уж не являются ли Сьюзен и Генри любовниками. Если так, то ее энтузиазм и стремление работать именно в этой бригаде имеют вполне прозаическое объяснение. Мало того, это объясняет взрывы их истерического смеха, доносящиеся снизу. Не слишком благородное предположение, но ему хотелось купаться в блаженных отсветах ночи, проведенной с Чарли, а не общаться с этими выскочками. Нет, с него хватит.

— Встретимся наверху, — бросил он и начал быстро подниматься по лестнице, прыгая сразу через две ступеньки.

Генри и Сьюзен пыхтели внизу, далеко позади, и вскоре исчезли из вида. Он хотел провести без них наверху как можно больше времени. В пятьдесят по закону он должен уволиться отсюда, выйти на пенсию. Но и тогда ему хотелось оставаться в хорошей форме. Несмотря на боль и ломоту в суставах.

И вот Саул взобрался на самый верх, даже не запыхавшись, и с удовлетворением отметил, что в фонарной комнате все в том же виде, как он и оставил, и линзы прожекторов прикрыты мешковиной, чтобы не поцарапались и не выгорали под лучами солнца. Ему всего-то и надо было, что снять эти покрывала и впустить свет. Его уступка Генри, пусть и на несколько часов в день.

С этой точки он однажды заметил, как под водой, за песчаными дюнами, мелькнуло нечто огромное, подобное тени, такой темно-серой и глубокой, что она резко и отчетливо выделялась на фоне голубого неба гладкой и плотной своей поверхностью. Даже в бинокль не получалось разглядеть, что это за создание или во что именно оно может превратиться, если наблюдать за ним достаточно долго. А возможно, это «нечто» рано или поздно распадется на тысячи отдельных фигур и окажется огромным косяком рыб или же просто игрой света в воде, цвет которой постоянно меняется, и это непонятное явление просто исчезнет, окажется иллюзией. За пять лет работы здесь он уже успел приспособиться и перестал испытывать состояние неловкости, разрываясь между тем, что знал и не знал об этом земном мире. И вовсе не стремился сейчас познать великие его тайны, не больше, чем в те моменты, когда во время церковных проповедей мир вдруг начинал казаться ему таким загадочным и прекрасным. Просто еще одна хорошая история, которую можно рассказать в деревенском баре, того рода история, которую ожидают от смотрителя маяка. Если эти люди вообще хоть что-то от него ожидают.

— Вот почему эти линзы здесь представляют для нас особый интерес: то, как они приводятся в действие, вращаются и как это соотносится с историей обоих маяков, — раздался у него за спиной голос Сьюзен. Очевидно, она вела разговор с Саулом в его отсутствие, даже не заметив, что он успел подняться, может, даже считала, что он ей отвечал. У нее за спиной маячил Генри — казалось, он вот-вот рухнет под тяжестью ноши, хотя мог бы давно привыкнуть к подъему по этой лестнице.

Поставив коробку на пол и немного отдышавшись, Генри заметил:

— Отсюда у вас открывается просто потрясающий вид. — Он говорил это каждый раз, так что Саул перестал обращать внимание и отвечать, даже из вежливости.

— А вы на этот раз надолго? — спросил Саул. Обычно эти двое приезжали на две недели, и он давно перестал спрашивать, опасаясь ответа.

Глаза Генри, обведенные тенями, сузились.

— На сей раз у нас имеется разрешение до конца года.

Голова у него всегда была склонена вправо — то ли результат несчастного случая, то ли родовая травма, — и особенно заметно это было, когда он говорил: правое ухо почти касалось слегка вздернутого плеча. Саулу казалось, что он походит на заводную куклу.

— Просто напоминаю. Прикасаться к прожекторам можно, но вмешиваться в их функции нельзя ни в коем случае. — Он повторял и будет повторять это предупреждение каждый день. Потому как в прошлом у них появлялись весьма странные идеи на тему того, что можно, а что нельзя.

— Расслабься, Саул, — сказала Сьюзен, и он заскрежетал зубами. Ему не понравилось, что она назвала его по имени. А ведь поначалу они называли его мистер Эванс — это ему нравилось куда больше.

Он всегда испытывал почти детский восторг, указывая им отойти и встать на коврик, под которым находился люк, ведущий в помещение для наблюдения. Некогда, до автоматизации, там хранились все средства и устройства для поддержания света. Контрабандисты использовали его по тайному соглашению с одним из бесчестных его предшественников. Парочка не подозревала о наличии этой комнаты, и он радовался, словно ему удалось уберечь хотя бы один отдел своего мозга от их экспериментов. Кроме того, если эти двое так наблюдательны, как думают, они бы уже давно догадались, для чего предназначена небольшая скоба у верхней ступеньки.

И вот, довольный тем, что они разместили свое оборудование и вроде бы не собираются ничего нарушать и трогать, Саул кивнул и ушел. Он спускался по лестнице и где-то на полпути вдруг услышал наверху звук — словно что-то сломалось или разбилось. Звук не повторился. Саул поколебался, затем пожатием плеч отмел подозрения и продолжил спускаться по винтовой лестнице.

Оказавшись внизу, он занялся уборкой двора и наведением порядка в сарайчике для инструментов, где царил сущий бардак. Не один из досужих наблюдателей удивился бы, увидев, как смотритель маяка обходит свои владения вокруг башен, перебирается с места на место, точно краб-отшельник без раковины. Но на самом деле работы тут было невпроворот, и каждый день приходилось что-то чинить и подправлять, поскольку место открытое, а штормы и соленый воздух делают свое черное дело, грозя разрушить и уничтожить все. Особенно тяжко приходилось летом, на жаре, когда налетали и больно жалили мухи.