Джеймс Лусено

Звёздные Войны. Таркин

Моему старшему сыну Карлосу, моему частому слушателю, который на сей раз предложил мне сюжет как раз тогда, когда я в нем нуждался, и Пабло Идальго, подсказавшему мне пару путей, которыми я никогда не пытался следовать.

Светлой памяти Розмари Савока, моей тети и самой снисходительной поклонницы.


Давным-давно в далекой Галактике….

Прошло пять стандартных лет с тех пор, как Дарт Сидиус провозгласил себя Императором Галактики. Жестокие Войны клонов остались в прошлом, а ученику Императора, Дарту Вейдеру, удалось выследить и уничтожить большинство джедаев, переживших страшный Приказ 66. Сенат на Корусанте подобострастно аплодирует каждому указу Императора, а население планет Ядра наслаждается ощущением вновь обретенного благоденствия.

Тем временем во Внешнем Кольце жизнь представителей множества рас бывших сепаратистских планет нисколько не улучшилась по сравнению с временами до гражданской войны. Лишенные оружия и ресурсов, они вынуждены бороться за выживание в составе Империи, по большей части повернувшейся к ним спиной.

Там, где негодование выливается в открытый мятеж, карательные меры со стороны Империи не заставляют себя ждать. Но Император, несмотря на уверенность в могуществе темной стороны, которым обладают он и Вейдер, понимает, что обеспечить в Империи порядок, способный просуществовать в течение тысяч поколений, может лишь величайшая армия под руководством командира столь же безжалостного, сколь и он сам…

1. Мера человека

В ПЕРВЫЕ ГОДЫ существования Империи появилась поговорка: «Лучше уж оказаться в открытом космосе, чем на базе на Белдероне». Некоторые комментаторы приписывают ее происхождение последним настоящим солдатам с Камино, служившим рядом с джедаями во время Войн клонов; другие же — первому выпуску курсантов имперских академий. Помимо презрительного отношения к службе на расположенных далеко от Ядра планетах, поговорка намекала, что назначение в ту или иную звездную систему определяло значимость офицера: чем ближе к Корусанту он оказывался, тем большую ценность представлял для Империи. Впрочем, на самом Корусанте большинство предпочитали нести службу подальше от дворца и испепеляющего взгляда Императора.

Соответственно, знающим людям казался необъяснимым тот факт, что Уилхафф Таркин получил назначение на уединенный спутник в безымянной системе в отдаленном регионе Внешнего Кольца. Ближайшими планетами, имевшими хоть какую-то значимость, были пустынный Татуин и столь же негостеприимный Джеонозис, на выжженной солнцем поверхности которого начались Войны клонов. С тех пор он стал запретной зоной для всех, кроме узкого круга имперских ученых и инженеров. Чем мог бывший адмирал и генерал-адъютант заслужить назначение, которое большинство сочло бы ссылкой? Какое нарушение субординации или служебного долга могло побудить Императора отправить в изгнание того, кому он сам в конце войны присвоил звание моффа? Среди коллег Таркина во всех родах войск быстро разошлись самые невероятные слухи: будто Таркин провалил важную миссию на Западных рубежах, или поссорился с Императором и его главным приспешником Дартом Вейдером, или попросту замахнулся на то, что оказалось ему не по силам, и теперь расплачивался за собственные амбиции. Для тех, однако, кто знал Таркина лично или хотя бы был знаком с его длинным послужным списком и тем, какое воспитание он получил, причина подобного назначения выглядела очевидной — Таркин участвовал в некоей тайной операции Империи.

В мемуарах, опубликованных спустя долгое время после его гибели в пламени взрыва, Таркин писал:


«После долгих размышлений я пришел к выводу, что годы, проведенные на Сторожевой базе, в неменьшей степени сформировали мою личность, чем годы моего обучения на Гиблом плато на Эриаду, и не менее важны, чем любое из сражений, в коем я участвовал или командовал, ибо я обеспечил создание оружия, которое рано или поздно гарантирует будущее Империи. Будучи как неприступной крепостью, так и символом нерушимого правления Империи, дальнекосмическая мобильная боевая станция стала достижением не меньшего порядка, чем открытие нашими предками секрета гиперпространства, позволившего начать освоение Галактики. Сожалею лишь об одном — что не приложил достаточно усилий, чтобы вовремя завершить проект и перечеркнуть планы тех, кто намеревался подорвать благородные устои Империи. Страха перед боевой станцией, перед могуществом Империи вполне хватило бы, чтобы стать достаточным сдерживающим фактором».


В своих личных записках Таркин ни разу не сравнивал свой авторитет с авторитетом Императора или Дарта Вейдера, но даже такую простую задачу, как надзор за разработкой новой военной формы, он мог воспринимать как возможность облачиться в такую же узнаваемую одежду, как плащ с капюшоном первого или характерная черная маска второго.

— Анализ тенденций военной моды на Корусанте предполагает более строгий стиль, — вещал протокольный дроид. — Кители остаются двубортными со стоячим воротником, но без погон или эполет. Более того, брюки больше не прямые, но расширенные на бедрах и сужающиеся книзу, что позволяет легко заправить их в высокие сапоги на низких каблуках.

— Достойное похвалы изменение, — заметил Таркин.

— В таком случае, сэр, позволю себе предложить брюки-галифе — естественно, из стандартной серо-зеленой ткани, — подчеркнутые черными сапогами до колен с отворотами. Сам китель должен быть подпоясан на талии и доходить до середины бедра.

Таркин взглянул на серебристого человекоподобного кутюрье:

— Ценю твою преданность своей портновской программе, но у меня нет никакого желания становиться основоположником новой моды на Корусанте или где-либо еще. Мне всего лишь нужна форма, которая будет хорошо сидеть, в особенности сапоги. Воистину, я прошагал больше километров по палубам звездных разрушителей, чем по поверхности планет, даже на такой крупной базе.

Дроид RA-7 неодобрительно склонил набок блестящую голову:

— Есть существенная разница между формой, которая «хорошо сидит», и формой, которая подходит ее носителю, — если вы понимаете, о чем я, сэр. Позвольте также заметить, что как губернатор сектора вы имеете право, так сказать, на несколько большую смелость — если не в выборе цвета, то в качестве ткани или покроя.

Таркин молча размышлял над замечаниями дроида. Годы службы на кораблях и исполнение не всегда приятных обязанностей наложили отпечаток на те немногие предметы одежды и гарнизонной формы, которые у него остались, и никто на Сторожевой базе не отважился бы критиковать любую вольность с его стороны.

— Ладно, — наконец согласился он, — покажи, что там у тебя на уме.

Одетый в обтягивающий комбинезон цвета хаки, скрывавший шрамы от бластерных разрядов, падений и когтей хищников, Таркин стоял на низкой круглой платформе напротив портновского фабрикатора, несколько лазерных считывателей которого водили по его телу красными лучами, снимая и записывая мерку с точностью до доли миллиметра. С расставленными руками и ногами он напоминал статую на постаменте или застывшую в прицелах десятка снайперов мишень. Рядом с фабрикатором располагался голографический стол, над поверхностью которого висела голограмма Таркина в натуральную величину, одетая в менявшуюся в соответствии с беззвучными командами дроида форму и способная по требованию поворачиваться или принимать различные позы.

Остальную часть скромного жилища Таркина занимали койка, шкаф, спортивный тренажер и отполированный стол, окруженный двумя мягкими вращающимися креслами и двумя стульями попроще. Будучи человеком черно-белых вкусов, Таркин предпочитал четкие линии, точную архитектуру и отсутствие беспорядка. Большое окно выходило на освещенную посадочную площадку и массивный генератор защитного поля, за которым во все стороны от Сторожевой базы простирались безжизненные холмы. На посадочной площадке стояли два побитых ветром челнока, а также личный корабль Таркина «Гиблый Шип».

Сила тяжести на спутнике, где располагалась база, была близка к стандартной, но сам он выглядел холодным и заброшенным. Окутанный покрывалом ядовитой атмосферы, уединенный спутник подвергался ударам частых бурь и был столь же бесцветен, сколь и обстановка жилища Таркина. В данный момент из-за горной гряды приближалась очередная зловещая буря, уже начавшая осыпать окно камнями и песком. Персонал базы называл ее «твердым дождем», чтобы хоть как-то рассеять уныние, вызываемое подобными бурями. Темное небо принадлежало главным образом газовому гиганту, вокруг которого вращался спутник. В течение долгих дней, когда спутник освещали лучи далекого желтого солнца системы, яркое сияние становилось невыносимо для человеческого зрения, и окна базы приходилось закрывать ставнями или поляризационными фильтрами.

— Ваши впечатления, сэр? — поинтересовался дроид.

Таркин внимательно изучил своего полноцветного голографического двойника, сосредоточившись не столько на измененной военной форме, сколько на находившемся внутри ее человеке. В свои пятьдесят лет он был худощав, почти костляв; в когда-то темно-рыжих волосах пробивались седые пряди. Те же самые гены, которым он был обязан голубыми глазами и быстрым метаболизмом, подарили ему впалые щеки, делавшие его лицо похожим на маску. Линия волос на лбу образовывала треугольный выступ, ставший заметнее после окончания войны, из-за чего его узкий нос казался еще длиннее, чем на самом деле. По краям широкого тонкогубого рта пролегли глубокие морщины. Многие описывали выражение его лица как суровое, хотя сам он считал его задумчивым или, возможно, проницательным. Что касается голоса, Таркина удивляло, когда его надменный тон приписывали воспитанию во Внешнем Кольце и соответствующему акценту.