Казалось, охранник собирался пожать плечами, но сдержался.
— Постучите в дверь, когда закончите. — И оставил нас вдвоем.
Наедине.
Глава 4. Карла
Время тянулось мучительно медленно. Прошла целая вечность с тех пор, как Карла утром видела полную золотоволосую соседку. В животе у нее уже урчало от голода. Значит, скоро обед?
Она уныло поглядывала на классные часы. Большая стрелка была на десяти, маленькая — на двенадцати. Это десять минут первого или двадцать минут одиннадцатого? Или что-то совсем другое, потому что, как однажды сказала мама, в этой стране все не как у людей?
Взгляд Карлы блуждал по соседним партам. У всех были зеленые пеналы, раздувшиеся от карандашей, фломастеров и ручек с настоящими чернилами. Как она ненавидела свой дешевый пластмассовый пенал с заедавшей молнией и одной-единственной шариковой ручкой, потому что на большее у мамы нет денег!
Неудивительно, что с ней никто не хочет дружить.
— Карла!
Девочка вздрогнула.
— Может, ты нам скажешь? — учительница показала на доску, где было написано слово. — Как ты думаешь, что это?
«Пунктуальный»? Такого слова Карла еще не встречала, хотя каждый вечер в постели читала «Детский словарь» и уже дошла до буквы «В». С «В» начинались такие слова, как вальс, велосипед, волк.
Под подушкой у нее лежала тетрадь со старательно записанным значением каждого слова и нарисованной рядом картинкой, напоминавшей, что это слово значит. С волком и велосипедом было просто. Нарисовать вальс было сложнее.
— Карла! — резче произнесла учительница. — Ты опять не слушала на уроке?
По классу пронеслись смешки. Карла покраснела.
— Она не знает, — пропел рыжий, как морковка, мальчишка, сидевший за Карлой. И уже тише, чтобы не слышала учительница, добавил: — Волосатая Карла Спаголетти не знает!
Смех усилился.
— Кевин, — окликнула его учительница, но уже не так резко, как только что Карлу. — Что ты там сказал?
Она снова повернулась к Карле, сидевшей во втором ряду, и впилась в нее глазами. Карла сама захотела сидеть во втором ряду, чтобы лучше учиться. Однако те, кто сидит в третьем, вечно подстраивают ей всякие гадости, и им все сходит с рук.
— Прочти слово по слогам, Карла. Ну, как оно начинается?
«Пу…» — смогла прочесть Карла про себя. Дальше, кажется, «ка»…
— Ну же?
— Пукательный, — сказала Карла вслух.
Визг и хохот в классе стояли оглушительные.
«Я дома дошла только до “В”», — хотела сказать Карла, но ее голос потонул не только в граде насмешек — его заглушил громкий звонок. Сразу началась суета: книжки нырнули в портфели, ноги зашаркали по полу, а учительница что-то говорила о новом правиле игры на большой перемене.
Большая перемена? Тогда уже десять минут первого, а не двадцать минут одиннадцатого! Карла с облегчением вздохнула. Класс опустел.
Рыжий мальчишка оставил свой пенал-гусеницу на парте. Гусеница подмигнула Карле.
«Чарли, — сказала она. — Меня зовут Чарли».
Не дыша, Карла на цыпочках подошла и погладила мех Чарли. Затем медленно, замирая от страха, сунула пенал под блузку. Она уже «почти готова» к своему первому лифчику, как говорит мама, но пока что ей приходится довольствоваться жилетом. Однако под блузку еще можно что-то спрятать, как мама часто прячет деньги на груди «на всякий пожарный случай».
— Теперь ты мой, — прошептала Карла гусенице, одернув жилет. — Рыжий тебя не заслуживает.
— Ты что тут делаешь? — учительница сунула голову в дверь. — Все уже в столовой. Спускайся немедленно!
Карла села отдельно от остальных детей, чувствуя, как Чарли уютно прижимается к ее груди. Не обращая внимания на обычные ядовитые насмешки («Карла, а где твои спагетти?»), девочка через силу жевала жесткое мясо. На прогулке она отошла в дальний конец спортивной площадки и присела прямо на асфальт, стараясь стать совсем незаметной.
Обычно на площадке она чувствовала себя униженной и обделенной, но только не сейчас. Не сейчас, когда у нее появилась собственная зеленая гусеница, такая теплая и приятно льнувшая к обнаженной коже.
— Мы позаботимся друг о дружке, — прошептала Карла.
«Но что будет, когда они обнаружат, что меня взяла ты?» — прошептал Чарли.
— Я что-нибудь придумаю.
Ай! Удар по голове произошел так быстро, что Карла едва успела заметить футбольный мяч, мелькнувший в воздухе. Голова закружилась, а правый глаз не слушался, словно и не принадлежал ей.
— Карла, с тобой все в порядке? Тебе плохо? — Голос учительницы звучал словно издалека. Карла смутно видела, как другая преподавательница выговаривала рыжему мальчишке, хозяину гусеницы Чарли:
— Кевин! Тебе ясно было сказано о новом правиле — никаких игр с мячом на этом краю площадки! Смотри, что ты наделал!
«Это наш шанс, — прошипел Чарли. — Скажи ей, что тебе надо домой, и мы окажемся в безопасности раньше, чем меня хватятся!»
Карла с трудом поднялась на ноги, стараясь не делать лишних движений, от которых ее новый друг мог сдвинуться под одеждой. Сложив руки на груди, чтобы прикрыть Чарли, она через силу изобразила храбрую улыбку, отработанную перед зеркалом. Этому фокусу ее обучила мама. Каждый вечер мама примеряла разные лица перед зеркалом на комоде в ожидании приезда дяди на блестящей машине. Если он не опаздывал, на ее губах играла счастливая улыбка. А если опаздывал, в улыбке появлялся оттенок грусти. Была у мамы улыбка, сопровождавшаяся легким наклоном головы, когда она спрашивала, хочет ли он еще вина. И была улыбка одними губами, когда мама велела Карле идти в постель, чтобы они с Ларри могли послушать музыку вдвоем.
Сейчас Карла улыбнулась чуть грустной улыбкой.
— У меня глаз болит. Можно я пойду домой?
Учительница, нахмурясь, отвела ее в канцелярию.
— Надо позвонить твоей маме и убедиться, что она дома.
Aiuto! Помогите! Об этом Карла не подумала.
— У нас телефон не работает, потому что мы не оплатили счет, но мама дома.
— Точно дома?
Первая половина была правдой: мама действительно собиралась сказать Ларри про телефон. Он оплатит счет, и телефон снова заработает. Но вторая, насчет того, что мама дома, — нет. Мама на работе.
Необходимо каким-то образом попасть домой до того, как Чарли найдут под ее школьной блузкой.
— Здесь есть рабочий телефон, — сказала учительница, открыв личное дело Карлы. — Давай все же попробуем позвонить.
Ну вот, все пропало. Карла, дрожа, слушала разговор.
— Понятно, — учительница положила трубку и со вздохом повернулась к Карле. — Похоже, твоя мама взяла выходной. Ты не знаешь, где ее можно найти?
— Я же вам сказала, она дома! — Ложь так легко соскользнула с языка, словно кто-то только что вложил ее Карле в рот. — Я и одна могу дойти, — добавила девочка, глядя на учительницу здоровым глазом. — Я близко живу.
— Нет, так нельзя. Кому бы еще позвонить… Как считаешь, соседи позовут к телефону твою маму?
Карла вспомнила золотоволосую соседку и ее мужа, но они с мамой никогда с ними не разговаривали. «Нам лучше стараться быть самим по себе», — твердила мама. Так хотел Ларри. Он хотел ее только для себя.
— Есть мамин знакомый, Ларри, — безнадежно сказала Карла.
— У тебя есть его телефон?
Девочка покачала головой.
— Мисс, мисс! — в дверь забарабанил одноклассник Карлы. — Кевин опять дерется!
Учительница громко вздохнула.
— Иду! — В коридоре им навстречу попалась помощница учителя. Она была новенькой и всегда ходила в босоножках, даже в дождь. — Сандра, проводите девочку домой. Она живет через пару остановок, у нее мама дома. Кевин, прекрати сейчас же!
На улице, шагая рядом с женщиной в босоножках, Карла почувствовала себя совсем худо. Глаз так болел, что она почти ничего не видела перед собой, а над бровью что-то острое, по ощущениям, прокалывало голову насквозь. Но хуже всего было знать, что мамы дома нет и придется тащиться обратно в ненавистную школу.
«Не волнуйся, — прошептал Чарли. — Я что-нибудь придумаю».
Ох, ты уж поторопись…
— Код-то знаешь? — спросила у подъезда помощница в босоножках. Конечно, Карла знала. В подъезд они вошли, но, как и ожидалось, на стук в дверь с номером семь никто не открыл.
— Наверное, мама вышла за молоком, — в отчаянии сказала Карла. — Давайте подождем в квартире, она сейчас вернется.
Карла всегда входила домой сама, когда мама была на работе. Она переодевалась, немного прибиралась — собираясь утром, мама всегда металась по квартире, раскидывая вещи, — и начинала готовить на ужин ризотто или пасту. Однажды, заскучав, она залезла под мамину кровать, где хранились «особые вещи». Там нашелся конверт с фотографиями, и на каждой был молодой человек в сдвинутой набок шляпе и с самоуверенной улыбкой. Внутренний голос подсказал Карле положить фотографии обратно и ни о чем не спрашивать, но, когда мамы не было дома, она иногда залезала под кровать и рассматривала фотографии.
Однако сейчас, принеся стоявший в конце коридора стул, она увидела, что ключа на обычном месте — на карнизе над дверью — нет. Номер семь. Счастливое число, сказала мама, когда они переезжали. Нужно только подождать, пока удача их найдет.
