Джек Макдевит
Жар-птица
Джеку Макниколу и Джо Чепмену.
Пожизненное спасибо
Благодарности
Спасибо Уолтеру Керлу за советы и техническую помощь. Я также благодарен Джинджер Бьюкенен, моему многострадальному редактору; Саре и Бобу Швагерам за их вклад; Ральфу Вичинанце, моему агенту и доброму другу на протяжении двадцати лет, которого мы потеряли в этом году; и, как всегда, моей жене Морин, корпевшей над второй, третьей и четвертой черновыми версиями.
Пролог
Лейтенант Джереми Далтон хмуро уставился на экран.
— Пока ничего, Стив?
Стив Янивич запустил расширенное сканирование, коснулся наушников, давая понять, что слушает сообщение искина, взглянул на вспомогательный дисплей и покачал головой.
— Нет, господин лейтенант. Никаких признаков корабля.
Далтон был одет в белую парадную форму, готовясь к предстоящей церемонии смены командования.
— Ладно, — сказал он. — Они наверняка где-то рядом. Скажешь, когда появятся.
— Есть.
Лейтенант связался с дежурным офицером.
— До сих пор не вышли на связь, Бролли, — сообщил он.
— А что слышно об остальной эскадрилье? Вы посылали запрос, Джерри?
— Да, лейтенант. В ближайших окрестностях корабля нет.
После запланированного времени прибытия «Эбоная» прошло почти два часа. Деллакондский межзвездный двигатель, как и существовавшая до его появления система Армстронга, не отличался особой точностью — можно было выйти из прыжка в тридцати или сорока миллионах километров от пункта назначения. Но зона радиовидимости была достаточно обширной, и кто-нибудь наверняка уже вышел на связь с крейсером.
— Что ж, — вздохнул Бролли, даже не пытаясь скрыть тревогу. — Сообщите командованию флота.
На борту прибывающего корабля находился адмирал Тэдиус О’Коннер, которому предстояло принять командование 314-й штурмовой эскадрильей. Далтон никогда не видел О’Коннера и ничего о нем не знал. Но все лучше, чем их тогдашний командир, Мэри Д’Анджело, — неулыбчивая женщина, с которой невозможно было работать. Будучи не в духе, она запросто могла отчитать подчиненных командиров в присутствии кого угодно. Она постоянно объясняла каждому в мельчайших подробностях, что и как ему следует делать. Более того, она не проявляла никакого уважения к субординации — если ей не нравилось, как справляется со своими обязанностями младший офицер, она не обращалась к его начальству, а набрасывалась на нарушителя сама. Все понимали, что она обожает превращать жизнь других в сущий ад, и никто в эскадрилье, особенно на «Селестине», не жалел о ее уходе. Как всегда в таких случаях, она пошла на повышение.
Далтон снова повернулся к связисту.
— Стив…
— Да, господин Далтон?
— Передай сообщение диспетчерам Пойнт-Эдварда. Скажи, что мы продолжаем ждать, и попроси указать новое время прибытия.
Пойнт-Эдвард находился, по сути, через дорогу — в сорока минутах полета: войти в гиперпространство и тут же выйти. Трудно было представить, что могло вызвать задержку.
Лейтенант наблюдал за тем, как Янивич отправляет сообщение. Отчего-то ему показалось, что именно сейчас, словно по сигналу, прибудет крейсер. Но этого не случилось.
Сообщения шли до Пойнт-Эдварда минут двадцать. Далтон смотрел в иллюминатор на Даму-под-Вуалью: по его мнению, она напоминала вовсе не женщину, а то, чем была в действительности, — плывущую в ночи туманность с миллионами звезд. Дженет Макриди, и вправду выглядевшая весьма женственно, считала, что ему не хватает воображения, и делала вид, будто жалеет его.
Дженет должна была сменить его через три часа. Умная и красивая, но претенциозная, она читала философские труды и притворялась, что может разглядеть лицо ребенка на непостижимых абстрактных картинах Барнабля («Неужели ты сам не видишь?»). Что ж, главное, чтобы женщина была симпатичной, остальное неважно.
Далтон все еще думал о Дженет, когда Янивич поднял руку: что-то пришло. Для ответа из Пойнт-Эдварда было слишком рано, они еще не успели получить само сообщение. Он направился к пульту связи, но Янивич показал на вспомогательный экран:
...ОТ: Командование Третьего флота
КОМУ: «Селестина»
ТЕМА: «Эбонай»
Отчет о перемещениях «Эбоная» на 17:20Z не поступал. Подтвердите присутствие «Эбоная» в вашей области пространства.
Отчеты о перемещениях обычно посылались при отправлении и прибытии. Бросив взгляд на сообщение, Далтон переправил его дежурному офицеру. Несколько мгновений спустя Бролли появился в центре связи. Вид у него был не слишком радостный.
— Пока ничего? — спросил он. Бролли отличался легким характером и никогда не волновался попусту. Далтона в свое время впечатлило то, как Бролли вел себя под обстрелом. Именно такого человека хотелось иметь рядом в час серьезных испытаний.
— Нет, господин лейтенант. Никаких следов.
— Ясно. Велите всем в эскадрилье посмотреть еще раз. Затребуйте отчет от каждого корабля. Пусть скажут что-нибудь: «да» или «нет».
— Есть.
— А пока суд да дело, сообщите Пойнт-Эдварду, что мы до сих пор не видели их. Запросите подтверждение того, что они вылетели по графику.
— Уже сделано. Несколько минут назад.
Бролли вздохнул и вышел. Конечно, ему придется держать в курсе адмирала Д’Анджело. У нее была еще одна неприятная черта — когда что-нибудь шло не так, адмирал считала, будто в этом виноват доложивший обо всем офицер. Далтон не сомневался, что Бролли уже ощущает ее ярость на собственной шкуре.
Что ж, по крайней мере, в центре связи она пока не появлялась. Вместо этого она отправилась в диспетчерскую, взяв на себя управление сканерами и датчиками и давая банальные указания. В информационном бюллетене флота ее называли исполнительным и практичным офицером: Далтон читал этот отзыв.
Запрос ушел, и через несколько минут истребители начали рапортовать. Сперва ответил «Макмертри» — «Эбоная» поблизости не было. То же самое сообщил и «Карасани», а за ним — «Хопуэлл».
Бессмысленность предприятия была ясна с самого начала. На трех крейсерах и шести истребителях, составлявших флагманскую эскадрилью, и так делали что могли — вглядывались в экраны, чтобы сразу же сообщить о появлении корабля. Если бы они хоть что-то увидели, то давно сказали бы об этом.
«Уилсон» ответил отрицательно.
«Каджун» — тоже.
Наконец Янивич получил ответ от Пойнт-Эдварда: «Ожидаемое время прибытия „Эбоная“ не менялось. Они вылетели согласно графику».
Прошло больше двух часов, хотя полет занимал всего двадцать минут.
«Чийоко» — ответ отрицательный.
«Саттари» — ответ отрицательный.
— Из-за двигателя корабль ведет себя непредсказуемо, господин Далтон, — сказал Янивич. — Они могут находиться по другую сторону солнца.
— Знаю, Стив. Не в первый раз. Но вся церемония полетит к чертям.
— Надеюсь, ничего не случилось.
— Я тоже. Вероятно, просто промахнулись. Надеюсь.
Янивич неловко усмехнулся.
— Слетать на Ригель безопаснее, чем сходить за продуктами, — сказал он. Обычная шутка пилотов межзвездных транспортных линий.
Но все помнили случай с «Капеллой». Девять лет назад, во время полета с Окраины на станцию Саралья, она вошла в гиперпространственный прыжок, и с тех пор никто ее не видел. Вместе с ней пропали без вести две тысячи шестьсот человек.
А полтора года назад исчез «Уорбертон». Нашли только его обломки: следователи пришли к выводу, что у корабля отказали детекторы массы и он попытался материализоваться внутри астероида. Если бы это случилось с «Эбонаем», то, разумеется, произошел бы мощный взрыв: такое событие нельзя не зарегистрировать.
Ожидание затягивалось. Сообщения с Пойнт-Эдварда становились все тревожнее. Для помощи в поисках начали прибывать патрульные корабли и истребители.
Дженет сменила Далтона. Вернувшись к себе, он принял душ, переоделся и пошел поужинать в офицерскую кают-компанию. Все разговоры, само собой, крутились вокруг пропавшего корабля. У Тэга Макаллена на «Эбонае» была сестра, а у Бороса Разкули — сын. Каждый знал хотя бы одного члена экипажа.
В полночь, когда Далтон возвратился на свой пост, о корабле по-прежнему ничего не было слышно.
Через шесть дней «Эбонай» формально объявили пропавшим без вести. Обширные поиски с привлечением больших сил флота ничего не дали.
На станции Пойнт-Эдвард провели поминальную церемонию, как и на Токсиконе, планете, к которой был приписан «Эбонай». На «Селестине» царило разочарование: полномочия адмирала Д’Анджело продлили. Расследование продолжалось полтора года и завершилось безрезультатно. «Эбонай», его команда и адмирал О’Коннер пропали без вести по неустановленной причине.
Часть I
Остров Виргиния
Глава 1
Сколь бы бесполезен ни был ваш товар, главное — найти подходящую упаковку, и тогда его купят. При правильном подходе у вас купят что угодно. Именно благодаря этой счастливой истине крутятся колеса коммерции.
Эскайя Блэк. Затерянные в Арубе (7811 г. н. э.) [?Даты, для которых не указана «наша эра» (н. э.), приводятся по календарю Окраины.]
Когда пришла Карен Говард, я сидела в загородном доме, у себя в кабинете, глядя на падающий за окном снег. Метель была сильнейшей — во всяком случае, по здешним меркам, — и я ожидала, что посетительница отложит свой визит. Однако она появилась у входной двери точно в срок.
Я почти не запомнила, как она выглядит, если не считать большой шапки и громкого голоса. Ах да, еще невысокий рост. Она позвонила и попросила о встрече, весьма уклончиво объяснив, что ей от нас нужно. «Хочу кое-что продать, — сказала она. — Я знаю, что вы можете хорошо заплатить. Вещи довольно ценные».
Подробностей она, однако, не сообщила. Обычно такое поведение — верный признак того, что клиент не говорит вам всей правды. Антикварный бизнес привлекает множество мошенников, особенно в тех случаях, когда предметы имеют историческую ценность — скажем, блокнот, который использовал Деспар Колландер при написании своего труда «Говоря с Богом», или комплект ударных инструментов, принадлежавший Пепперу Аспину. Многие весьма искусно сочиняют и изготавливают сопроводительные документы, но Алекса нелегко провести. Такое случилось лишь однажды и дорого нам стоило. Но это совсем другая история.
Войдя в мой кабинет, Карен стряхнула снег и сняла шапку, прижав ее к себе, словно коллекционный экземпляр.
— Я сестра Элизабет Робин, — сказала она таким тоном, будто это все объясняло.
Я предложила ей сесть, но она осталась стоять. Тогда я встала и обошла вокруг стола.
— Меня зовут Чейз Колпат, госпожа Говард. Чем могу помочь?
— Это с вами я разговаривала?
— Да.
— Могу я видеть господина Бенедикта?
— Я его компаньон.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— В данный момент он занят, госпожа Говард. Я его компаньон. Чем могу помочь?
Нахмурившись, она долго смотрела на меня, словно решала, что ей делать.
— Возможно, вам известно, что Элизабет умерла в прошлом году. — (Я понятия не имела, кто такая Элизабет Робин, но тем не менее сочувственно кивнула.) — Я унаследовала ее имущество, в том числе кое-какие вещи, связанные с Кристофером, и теперь хочу их продать. Вы не поможете мне получить за них приличные деньги?
На заднем плане тихо играла старая песня Рэя Каммона «Есть только любовь».
— Кто такой Кристофер? — спросила я.
Карен едва не закатила глаза.
— Конечно же Крис Робин, — ответила она, а затем, поняв, что я нуждаюсь в дополнительном пояснении, добавила: — Элизабет была его женой.
— Крис Робин? — переспросила я. — Физик?
— Да. А кто, по-вашему? — Карен наконец села.
— Он ведь давно умер, — заметила я.
— Сорок один год назад, — печально улыбнулась она.
— Ясно.
— Может, мне все же поговорить с господином Бенедиктом?
— Поймите, госпожа Говард: артефакты, имеющие отношение к физикам… в общем, они не пользуются особым спросом.
— Кристофер был не просто физиком.
— Он совершил нечто особенное?
Вздохнув, Карен полезла в сумочку и достала книгу — старомодное коллекционное издание. На обложке стояло имя Робина и название: «Мультиверсум».
— Это часть сделанного им, — сказала она.
— Что ж… — Я замялась, не зная, что сказать. — Очень интересно.
— Он многого добился, госпожа Колпат. Удивительно, что вы почти ничего о нем не знаете. Советую вам почитать. — Положив книгу на мой стол, она снова полезла в сумочку и достала небольшую шкатулку. Там лежало обручальное кольцо с гравировкой — «Лиз», «Крис» и «Навсегда вместе», — а также коммуникатор, украшенный алмазами. — Он всегда надевал его по особым случаям: когда получал награду или выступал на мероприятии.
— Понятно, — сказала я.
Карен достала чип.
— Хочу показать вам и другие предметы. Вы не против?
— Нет, конечно.
Я вставила чип в проектор. Перед нами появились две лампы.
— Сделаны по его заказу, — пояснила Карен. В лампах не было ничего выдающегося — обычные гибкие лампы для чтения: одна черная, другая серебристая. Подтверждающими документами служили две фотографии Робина. На одной он сидел за столом и что-то писал при свете черной лампы, а на другой полулежал на диване с книгой; серебристая лампа находилась у него за спиной.
— У меня много его книг, — продолжала она. — Кристофер их коллекционировал. — Она показала мне несколько томов: в основном труды по физике, несколько работ по философии, пара мемуаров деятелей культуры, «История Вильянуэвы» Дэнфорта. — Проблема в том, что он постоянно оставлял в них заметки. Элизабет говорила, что без них он жить не мог. — Она пожала плечами. — Если не считать этого, книги в превосходном состоянии.
Записи, сделанные знаменитостью, разумеется, повышали ценность книги. Правда, я сильно сомневалась, что о Робине можно было так сказать.
— Есть и другие вещи. Лабораторное оборудование, несколько бокалов…
Все это она тоже показала, но предметы были нестоящими. Я увидела еще несколько снимков: счастливые супруги на фоне звездного неба, рядом с деревом, на дорожке, ведущей в здание, похожее на маленькую виллу.
— Это их дом, — сказала Карен. — На острове Виргиния.
На нескольких фотографиях был один Робин — задумчиво сидящий у окна, откусывающий от фрукта, подбрасывающий полено в огонь. А на одном снимке я увидела две строки какого-то текста.
— Это заключительные фразы «Мультиверсума», — пояснила она.
«Нам остается лишь сделать вывод, что у каждого из нас есть бесчисленное множество копий. Соответственно, мы не умираем по-настоящему, а просто покидаем один из уровней существования».
— Так и не поняла до конца, что это значит, — сказала Карен. — Ах да, совсем забыла.
Появилось фото сверхсветового корабля. На корпусе виднелась часть названия или, может быть, бортового номера, но символы не относились к стандартному языку:
Поскольку на всех кораблях используется один и тот же набор символов, фотография выглядела подделкой.
— У меня еще есть три подписанных экземпляра «Мультиверсума», а также… — Появилась потертая широкополая шляпа. Элизабет выжидающе посмотрела на меня, затем вздохнула. — Та самая карпатская шляпа, ставшая знаменитой благодаря ему.
Она показала еще несколько снимков — Робин и Элизабет в ярких лучах солнца на веранде собственного дома, Робин на трибуне с театрально поднятой рукой, Элизабет с другой женщиной, помоложе («Это я», — пояснила Говард). Робин принимает награду, Робин пожимает руки студентам, Робин беседует с разными людьми. Больше всего мне понравилась фотография, на которой Робин, сидя в ресторане, поливал салат томатным соусом на глазах у снисходительно улыбающейся Элизабет.
— Он обожал томатный соус, — сказала Говард. — Приправлял им все подряд — картошку, сэндвичи, бобы, мясо. Буквально поливал им блюда.
— Ладно, — кивнула я. — Я вас поняла.
Пора было наконец объяснить, что мы работаем только с артефактами, имеющими отношение к знаменитым местам, событиям или историческим личностям, — а о Крисе Робине в Андикваре почти не слышали. Но я замешкалась, и Карен не преминула этим воспользоваться.
— Взгляните, — сказала она, показывая очередное изображение — живописный портрет Робина и его жены. Темноволосая Элизабет выглядела привлекательно: на таких женщин мужчины неизменно обращают внимание. Несмотря на приятную улыбку, в ее позе и взгляде, направленном на мужа, сквозило нечто формальное. — Она умерла в прошлом году.
— Да, я слышала. Мне очень жаль.
Взгляд ее затуманился.
— Мне тоже. Незаменимая женщина.
Робин идеально подходил на роль безумного ученого из фильма ужасов. Взгляд его, казалось, пронзал меня насквозь. Лысая макушка и одновременно — густые волосы, падающие на затылок. В отличие от Элизабет он даже не пытался принять добродушный вид. Глядя на его лицо, я вспомнила доктора Инато из «Смертям нет числа», который собирался обрушить смертоносный тайфун на курорт, полный отдыхающих.
Еще одна картина маслом изображала несколько музыкальных нот и дату.
— Это первые ноты песни «Свет звезд и ты», — сказала Карен.
Песню я, конечно же, слышала — популярность ее в течение многих лет то росла, то падала.
— И какая тут связь?
Карен удивленно посмотрела на меня.
— Это он ее написал.
— Правда?
— По-вашему, я шучу? — В ее голосе промелькнуло раздражение.
— Вовсе нет, — ответила я. — Музыку или слова?
— И то и другое. У Криса было много талантов.
Что ж, подумала я, может, в этом что-то есть. Может, и впрямь не стоит так быстро отказываться от потенциального клиента. На очередной картине Крис и Элизабет стояли на краю обрыва, над освещенным луной океаном.
— Они жили на острове Виргиния, — сказала Карен. — Я уже говорила?
— Да.
— Великолепное место. Бывали там?
Остров Виргиния находился на другой стороне планеты.
— Нет, госпожа Говард. Боюсь, не было возможности.
Она снисходительно улыбнулась.
— Вам следует почаще выбираться из своего кабинета. Хоть мир посмотрите.
На голове у Робина была карпатская шляпа, сдвинутая набок. Они с женой стояли спиной к камере, склонившись друг к другу и глядя в сторону моря. Хотя они и не держались за руки, картина выглядела удивительно романтично.
Еще один снимок: Робин идет по терминалу с небольшим чемоданчиком в руке, на плече — сумка с электронным блокнотом.
— Это особенно интересная фотография, — сказала Карен.
— Почему?
— Он отправляется в свой последний полет.
— В том полете что-то случилось?
Новый презрительный взгляд в мою сторону.
— В самом конце, — сказала она.
Похоже, ей не хотелось продолжать разговор на эту тему. Я не стала настаивать.
Всегда оставался шанс, что предложением кто-нибудь заинтересуется.
«Пусть решает Алекс», — подумала я.
— Очень хорошо, госпожа Говард, — сказала я ей. — В ближайшее время мы свяжемся с вами. Если мы согласимся заключить сделку, у господина Бенедикта могут появиться дополнительные вопросы, и он наверняка захочет увидеть оригиналы.
Она дала мне понять, что серьезно сомневается в моей компетентности.