— Думаешь? — переспросил Гегель. — Кстати, далеко нам до этого Гипта?

— Знать не знаю, да и знать не хочу. Если будем следовать Ее воле, доберемся рано или поздно. А еще, наверное, разбогатеем по дороге.

— Похоже на то, — согласился Гегель.

— А если б мы сожгли ту ведьму, как я предлагал, уже, глядишь, нашли бы парочку отличных лошадок, груженных трюфелями.

— Может, еще найдем, — отозвался Гегель, которому образ сочных грибов напомнил, что у них скоро закончится конина — через несколько дней, в лучшем случае.

— Муж, говоришь? Выходит, она тебе сказала, что он был человеком, прежде чем стать чудищем?

Манфрид до сих пор не мог поверить, что их лесной враг не был мантикорой.

— Ага. Чудну́ю историю она рассказала. Учти, я там чуток подремал в скучных местах, но скоро все очень странно повернулось.

— Жалко, что я не слышал.

— Да не о чем жалеть. Печальная история. Она раньше была красивой девушкой, и честной, и любила Деву Марию всем сердцем. Из такой женщины вышла бы достойная жена.

— А ты это откуда знаешь?

— Сама мне сказала.

Манфрид фыркнул:

— Ну да, давай еще верить всему, что ведьма говорит.

— А я не сказал, что во все поверил.

— Но думаешь, она была красоткой? Правда? Вообрази ее молодой, и все равно на ней будет скверна ереси. Не бывает красивых ведьм.

За эти дни Гегель не раз пытался отделить одну часть воспоминаний от других. Молча все обдумывал и почти преуспел. Но всякий раз его братец открывал рот и говорил что-то вроде:

— Нет уж! Эта ведьма сношалась со своим зверолюдом, и часто сношалась. А потом ела детишек, которые от того народились. Вообрази, как эта стылая карга враскоряку…

Гегель согнулся пополам, и его стошнило так, что сфинктер свело судорогой. Манфрид отпрыгнул от потока блевотины и заливисто расхохотался. Гегель бросил на него злобный взгляд слезящихся глаз.

— Что, не пошла конина впрок?

— Это все твой грязный язык! Кому придет в голову воображать такое?

Гегель сплюнул, но не смог избавиться от воспоминания о ее вкусе.

— Да я же просто сказал.

— Не говори.

— Это что такое?

— А?

Гегель вытер рот и посмотрел туда же, куда глядел брат. Дорога изгибалась по склонам, так что лишь некоторые ее сегменты были видны с этого места длинной горной гряды. Но позади Гроссбартов, на предыдущей горе, по дороге двигалось что-то большое и черное. Двигалось быстро, но Гегель сумел разглядеть фургон и упряжку лошадей, которые шли уверенной рысью. Манфрид прищурился:

— Что-то я не…

— Это наши лошадки, вот что! — воскликнул Гегель и ударил брата своей широкополой шляпой.

— Да ну?

— Ну да!

— Зачем они поехали в горы посреди зимы?

— А мы сюда зачем пришли? За тем же! А теперь — за дело.

Гегель поспешил к ближайшему валуну у обочины дороги.

— Хорошо, что вовремя приметили, — добавил Манфрид и тоже принялся за работу.

Каждый взялся выламывать камень со своей стороны: Манфрид — топором, Гегель — киркой. Каждые несколько минут они останавливались и наваливались вместе, но камень не поддавался. Братьями овладело отчаяние, но чем глубже они закапывались, тем глубже в склон горы уходил проклятый валун.

— Слушай, — пропыхтел Гегель, — нужно то мертвое дерево сюда приволочь и клином вогнать под камень.

— Какое дерево?

— Ну, мертвое дерево наверху, на склоне, чуть позади на дороге. Если поспешим, дотащим его сюда, прежде чем… — Гегель вдруг замолк, увидев блеск в глазах Манфрида, и резко изменил свой план. — Или можно просто бросить ствол поперек дороги и не возиться с валуном.

Манфрид медленно кивнул, продолжая прожигать брата взглядом.

Только братья успели вернуться к упавшему дереву, взобраться наверх и скатить его по склону, послышался стук копыт. Гроссбарты уложили ствол поперек дороги и принялись ждать, а когда Гегель приметил фургон на повороте, оба нагнулись и сделали вид, будто старое сухое дерево неимоверно тяжелое и неподъемное. Фургон замедлил ход, а затем вовсе остановился. Двое мужчин спрыгнули с облучка позади повозки, обменялись несколькими словами с возницей и двинулись к Гроссбартам с арбалетами в руках. Увидев это, братья быстро извлекли собственные, уже взведенные арбалеты, спрятанные за стволом мертвого дерева.

— А ну, стой! — крикнул Гегель, когда мужчины подошли на расстояние выстрела.

— Почему это? — спросил тот из них, что был побольше.

— Увидели, что вы едете, и решили подсобить да убрать его с дороги! — заорал Манфрид.

— Почему арбалет? — спросил тот же незнакомец.

— А у вас арбалеты почему? — парировал Гегель.

— Что? — незнакомец приставил руку к уху.

— Подходите, — разрешил Манфрид, — мы вас тоже не слышим.

Путешественники с опаской приблизились к ухмыляющимся Гроссбартам. Когда они подошли настолько близко, что смогли разглядеть бородатые физиономии братьев, незнакомцы остановились. Возница крикнул что-то, но ни тот ни другой не обратили на его слова внимания.

— Что вы здесь делаете? — спросил первый незнакомец, который мог похвастаться тонкими усами, такими же черными, как и его волосы, а также шевелюра его спутника.

— То же, что и вы, — парировал Гегель.

— Тогда, — заявил Усатый, — убирайте это дерево и уйдите с пути. Мы поедем своей дорогой, а вы — своей.

— Ну уж нет, — возмутился Манфрид, — это нечестно.

— Почему? — спросил Усатый.

— Мы потеем, стараемся убрать этот ствол, а вы даже подвезти усталых путников не предлагаете? — поинтересовался Гегель.

Второй незнакомец сказал что-то Усатому на языке, которого братья не поняли. Усатый ответил на том же наречии, второй путник поднял арбалет и прицелился в Гегеля. Гроссбарты лениво поигрывали своими арбалетами, но каждый вдруг оказался нацелен на одного из путешественников.

— Отойдите, — приказал Усатый, — и мы его сами отодвинем, так что вам не придется потеть.

— Честь по чести, — ответил Гегель и тут же пожалел, что повторил выражение Николетты.

Братья отступили, и оба путешественника подошли ближе. Они задержались, оглядели бревно. Хоть оно и прогнило, но все равно убрать ствол так, не отложив оружие, они не могли. Все это время Гроссбарты приветливо им улыбались. Путешественники снова обменялись непонятными словами, злобно поглядывая на братьев.

— Ваша взяла, — сказал Усатый, который теперь сам заулыбался, — вы его убирайте, а мы вас подвезем.

— А что вам помешает нас пристрелить, как только мы отложим арбалеты? — спросил Манфрид.

— То же, что помешает вам, если мы так поступим, — огрызнулся Усатый.

— Праведная христианская добродетель? — уточнил Гегель, но опускать оружие и не думал.

— Да, — коротко ответил Усатый.

— Не лепится, — возразил Манфрид. — Мы — благочестивые пилигримы, на что указывают наши Пресвятые Девы. — Он потряс головой, так что образок запрыгал у него на груди. — А ваши доказательства где?

— Значит так, — сказал Усатый, — это не мой фургон, иначе мы вас с радостью подвезли бы. О, горе, он не мой. И нам платят за то, чтобы никто не влезал в фургон. Нам не платят за перетаскивание бревен. Значит так: это бревно должно отсюда убраться, вы оба тоже.

— Ну так убирай, — предложил Гегель.

Улыбка Усатого померкла, и он снова переговорил со своим соотечественником. Оба начали пятиться, удаляясь от Гроссбартов.

— Мы обсудим все с возницей, — сообщил Усатый.

— Давно пора! — заорал Гегель, присаживаясь на поваленное дерево.

— Нужно было пристрелить этих неверных, когда они начали врать, — проворчал Манфрид.

— А откуда ты знаешь, что они неверные?

— Видишь, какие у того усы? А другой явно чужеземец. Ну, и когда я потребовал от них подтверждения веры, они ничего не показали.

— Это ничего не значит. Опять ты все переусложнил, — вздохнул Гегель.

— А почему еще они не хотят нас подвезти?

— Наверное, потому, что мы им ничего не предложили.

— Святым людям платить не надо. Во всяком случае, собратьям-христианам.

— А ты заделался святым человеком? — фыркнул Гегель.

— Оба мы такие. Убили ведь черта.

— Это был не черт, а треклятый человек, которого превратили в чудище.

— Без разницы, — заявил Манфрид.

— Большая разница!

— Ты смотри, не богохульствуй.

Гегель оживился:

— Они возвращаются.

Более того, следом за ними ехал фургон. Второй незнакомец сидел на козлах рядом с возницей. Усатый пошел вперед, широко улыбаясь, но арбалет направил на Гегеля.

— Ваша взяла, — сказал Усатый. — Уберите бревно, дайте пару монет, и мы все поедем нашей дорогой, но вы сойдете в ближайшем городке. Так?

Гегель начал было отвечать, но Манфрид врезал ему локтем по ребрам и перехватил инициативу:

Конец ознакомительного фрагмента