Мика вернулась к плану размещения хозяев и почетных гостей за столом. Советники ждали ее решения.

— Где вы намерены усадить канцлера? — спросила она, словно ничего важнее в этот момент не занимало ее мысли.

— Между его превосходительством и господином Асано, моя госпожа, — ответил один из советников, указывая пальцем, — но план пока еще не утвержден вашим отцом…

— Считайте, что утвержден, — веско проговорила Мика, приподняв веер, тоже носивший на себе мон клана, и резко закрыв его. Жест напоминал — отец в свое отсутствие оставил ее следить за всеми приготовлениями и принимать решения. И не просто по прихоти — дочь даймё исстари обладала правом управлять замком и землями. Советники знали это не хуже ее самой.

Отец вручил ей все бразды правления, а сам спешно отправился в поход против нежданно объявившегося в его владениях чудовища. Зверь вторгся на земли Ако, сея ужас среди крестьян и уничтожая посевы. Визит сёгуна оказался под угрозой.

Приглашенным советникам лучше было ничего не знать — во всяком случае, до удачного завершения охоты. Стоит им услышать о происходящем — удерут обратно в безопасную столицу, а приезд сёгуна будет немедленно отменен.

Набрав побольше воздуха, Мика твердо добавила:

— Единственная поправка. По другую руку моего отца будет сидеть князь Сакаи, а не господин Кира.

— Господин Кира — один из могущественнейших людей в государстве! — запротестовал кто-то из советников.

«Точнее, самый влиятельный интриган при дворе», — поправила про себя Мика. Отец презирал его, и не без причины. Но вслух она только промолвила с улыбкой — будто это все объясняло:

— Князь Сакаи — друг моего отца.

И верный союзник, с чьей помощью можно будет обуздать неприкрытые притязания Киры. Стремление того прибрать к рукам наследственные земли ее клана не было секретом ни для кого из даймё, вынужденных приезжать ко двору, тратя на это немало денег, куда чаще, чем выбирался из столицы сам сёгун.

Как человек вроде Киры — его крохотный, незначительный удел ничего не давал стране, кроме вида на горные вершины, — приобрел столь высокое положение в Эдо, для Мики долгое время оставалось загадкой. Позднее она научилась прислушиваться, играя роль хозяйки дома, к разговорам гостей отца, и многое для нее стало ясно. Когда лилось сакэ, языки у мужчин развязывались, на женщин же — даже на дочь князя Асано — при этом обращали не более внимания, чем на мебель. Кира в их рассказах представал человеком невероятного обаяния, обладателем острого политического ума и полностью лишенным совести. Оставалось только желать, чтобы сёгун обуздал его амбиции… Впрочем, Мика знала, что такое случается редко.

Она начала скатывать свиток с планом. Подоспевший наконец Тикара почтительно согнулся в глубоком, обращенном ко всем сразу поклоне и уверенно повернулся к Мике — она велела докладывать без промедления, если будут новости об охоте.

— Моя госпожа, — проговорил юноша с раскрасневшимся от возбуждения лицом, едва сдерживая рвущиеся с языка слова, — ваш отец вернулся!

Уже не скрывая счастливого облегчения, Мика лучисто улыбнулась ему и застигнутым врасплох советникам. В изысканных выражениях попросив извинить ее — отец наверняка захочет немедленно увидеть дочь, — она с радостью их покинула. Пусть узнают о том, куда князь уезжал, от него самого — тем сильнее будет впечатление. Не дав Тикаре произнести больше ни слова, девушка поскорее двинулась в его сопровождении туда, где ждал отец.

Князь Асано перекинул ногу через седло и соскочил на булыжник нижнего двора замка. Охота была наконец завершена, и с души у даймё будто камень свалился. Зато тело ломило до последнего сустава — возраст давал себя знать.

— Отец!

Вскинув голову, он увидел спешащую навстречу Мику. Лицо ее сияло, как весенний день, глаза лучились от радости. На мгновение она напомнила Асано жену. Ему хотелось надеяться, что, где бы ни обреталась теперь ее душа, она тоже видит это — их любовь, воплощенную в чудесной дочери. При виде ее ушли боль и усталость, рассеялись невеселые мысли о старости. Глядя на Мику, князь знал: все, что он делает для Ако, — не зря. Честь, справедливость, отвага, любовь — все это получит продолжение в ее прекрасном будущем.

Дочь крепко обняла отца, не обращая внимания на острые края доспехов. Разжав наконец руки, она отступила назад и окинула взглядом охотников. Ее улыбка, в которой светилась гордость за них, озарила всех. Но отцу Мика все же шепнула:

— Я так волновалась. Мы ждали вас домой вчера вечером.

Даймё пожал плечами.

— Охота потребовала больше времени, чем мы планировали.

Он отдал поводья конюху и с Микой под руку двинулся через двор.

Девушка оглянулась через плечо, и на ее лице появилось напряженное выражение — она заметила нескольких раненых, которых несли на носилках или вели, поддерживая, к замковым лекарям.

— Кто-нибудь пострадал серьезно?

Асано успокаивающе потрепал ее по руке.

— Только несколько носильщиков, — ответил он и, желая отвлечь внимание дочери от покалеченных и вернуть его к положительному исходу охоты, повернулся в другую сторону. — Ясуно показал себя доблестным воином. Это он в одиночку убил чудовище. — Князь указал на самурая в окружении толпы наперебой поздравлявших его друзей.

Мика слегка нахмурилась, заметив, что от безудержных похвал Ясуно явно не по себе. Это было крайне странно — меньше всего она ожидала бы увидеть его смущенным, скромностью он никогда не отличался. В конце концов, Ясуно ведь и вправду в одиночку одолел кирина!

Она вновь оглянулась — ее внимание привлекла еще одна группа израненных крестьян и носильщиков.

— Ты кого-то высматриваешь? — спросил отец.

У Мики перехватило дыхание — как он догадался? Она ведь и сама только теперь сообразила, кого бессознательно отыскивает глазами. Не глядя на отца, девушка опустила голову и покачала головой.

— Нет, господин.

— Ты, кажется, переживаешь? — В голосе князя чувствовалась озабоченность.

Мика снова качнула головой, заставила себя поднять глаза и улыбнуться.

— Только из-за приготовлений, — ответила она, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы объяснить ее рассеянность.

— Не стоит. — Отец улыбнулся в ответ и ободряюще сжал ее руку, как когда-то в детстве.

Они миновали идущий зигзагом оборонительный проход, круто поднимавшийся к внутреннему двору, вошли в ворота и двинулись к замку. При виде величественной цитадели даймё удовлетворенно вздохнул — это был его дом, его обитель, стоявшая в окружении цветущих сакур, посреди отдельных жилищ самураев-вассалов высшего ранга. Слуги и подчиненные на пути князя и его дочери опускались на колени и кланялись, дожидаясь своей очереди поздравить с победой. Каждый из них готов был по первому слову броситься выполнять любое приказание господина — все, что потребуется для поддержания порядка и благополучия в замке… а теперь еще и для исполнения малейшей прихоти прибывающих высоких гостей.

— Какие подарки приготовлены для сёгуна? — спросил отец, подходя к дверям своих личных покоев.

Мика, снова едва не застигнутая врасплох — она все оглядывалась на ворота, мысли о раненых не шли у нее из головы, — с улыбкой повернулась к нему.

— Дюжина ловчих ястребов и морейская катана.

Отец задумчиво нахмурился:

— Считаешь, этого будет достаточно?

Девушка улыбнулась чуть шире, в глазах у нее заплясали лукавые искорки.

— Если дать больше, другие даймё решат, что ты хочешь подольститься к сёгуну.

Отец от души рассмеялся.

Они вошли внутрь, продолжая обсуждать, что сделано и что еще нет, пока слуги снимали с князя доспехи. Асано с явным облегчением избавился от них, а слушая ответы дочери, еще больше просветлел лицом. Теперь, когда зверь был сражен и угроза миновала, ничто не заботило даймё так, как предстоящий визит сёгуна, и Мика была рада развеять тревоги отца, с гордостью докладывая о почти полном завершении всех приготовлений. О том, как идут оставшиеся, она тоже рассказывала без малейшей запинки.

— Я хотел бы, чтобы мои люди — и самураи, и крестьяне — разделили со мной эту честь…

— Они будут стоять по всему пути следования процессии, — довольная собой, ответила Мика.

— Есть ли что-то, о чем ты не подумала? — В глазах отца светились одобрение и любовь. Он улыбнулся и потрепал дочь по плечу, убедившись наконец, что волноваться не о чем. — Твоя мать гордилась бы тобой.

Мика скромно потупила глаза и, тоже с улыбкой, слегка поклонилась, хотя на самом деле на душе у нее было неспокойно. Пожелав отцу как следует отдохнуть, она, отвесив еще один, более глубокий поклон, покинула его.

Сдвинув дверь, она направилась через сад прямо к себе. Теперь, когда отца не было рядом, улыбка у нее на лице сменилась беспокойством, которое не оставляло девушку с тех пор, как она увидела раненых. Одного лица она не находила ни среди них, ни среди тех, кто остался цел и невредим.

Значит, не все заботы позади. Это было личное, то, что нельзя обсудить ни с кем, даже с отцом. Ждать придется до заката — что ж, есть время, чтобы подготовиться.

Когда Мика вошла в свои покои, служанки застыли в нелепых позах, с выпученными глазами и растопыренными руками — явно обсуждали что-то поинтереснее приготовлений к визиту сёгуна. Скорее всего, речь шла о вернувшихся охотниках.