— Ты поведешь, — распорядилась она, передавая мне ключи от «остина» Маклаудов.

Это выглядело как повышение в должности, и я уделил особое внимание плавному переключению скоростей.

Джоан, жившая милях в трех от Деревни, приходилась сестрой (единственной оставшейся в живых родственницей) Джеральду, который много лет назад был влюблен в Сьюзен, но, к несчастью для всех, скоропостижно умер от лейкемии. Целиком посвятив себя их с Джеральдом отцу, Джоан заботилась о старике до его последнего вздоха и не устроила свою судьбу; она держала собак и после обеда привычно выпивала стаканчик-другой джина.

Мы остановились у невысокого фахверкового дома, спрятанного за грядой буковых деревьев. Джоан, попыхивая сигаретой, отворила дверь, обняла Сьюзен и с любопытством воззрилась на меня.

— Молодого человека зовут Пол. Сегодня он за рулем. Мне надо будет проверить зрение — думаю, пора заказать новые очки. Мы познакомились в теннисном клубе.

Джоан покивала:

— Все, больше не буду глазеть.

Женщина крупного телосложения, она встретила нас в нежно-голубом брючном костюме; волосы у нее были уложены тугими буклями, на губах темнела коричневая помада, а на носу белели, так сказать, островки пудры.

Проводив нас в гостиную, она рухнула в кресло с ножной скамеечкой. Джоан была лет на пять старше Сьюзен, но мне казалось, их разделяет целое поколение. На одном подлокотнике обложкой кверху лежал сборник кроссвордов, на другом разместилась латунная пепельница, закрепленная кожаным ремнем с потайными грузиками. Пепельница была полна до краев.

Не успев занять свое кресло, Джоан тут же вскочила:

— Давай по чуть-чуть?

— Слишком рано, дорогуша.

— Но ты же не за рулем, — обиделась Джоан и перевела взгляд на меня. — Выпьете, юноша?

— Спасибо, нет.

— Ну, как знаете. А ты хотя бы затянись пару раз.

К моему удивлению, Сьюзен взяла сигарету и закурила. Я сделал вывод, что в этой дружбе издавна установилась определенная иерархия: Джоан главенствовала, а Сьюзен не то чтобы подчинялась, но прислушивалась. Джоан завела монолог о том, как протекала ее жизнь с момента их последней встречи; я бы сказал, основное место занимали в нем перечисления мелких неурядиц, получивших триумфальное разрешение, рассказы о собаках и о партиях в бридж, но под занавес мы услышали сногсшибательную новость: на днях Джоан обнаружила в десяти милях от дома некую лавку, где ее любимый джин продавался на пару пенсов дешевле, чем в Деревне.

Изнывая от скуки, неодобрительно косясь на сигарету, которую с видимым удовольствием курила Сьюзен, я невольно выпалил:

— А вы учли, насколько больше бензина израсходовали?

Как будто моими устами заговорила мать.

Джоан взглянула на меня с интересом, в котором сквозило одобрение:

— Как, скажи на милость, я могла это учесть?

— Ну, вы же знаете, какой у вашего автомобиля расход горючего?

— Конечно знаю. — Джоан ответила так, будто незнание этого факта отдавало непростительным мотовством. — В ближних поездках мне галлона хватает на двадцать восемь миль, а если в дальних, то примерно на тридцать.

— И сколько вы платите за бензин?

— Смотря где заправляюсь, разве это не очевидно?

— Ага! — воскликнул я, изображая еще более живой интерес. — Еще одна переменная величина. У вас, случайно, нет карманного калькулятора?

— У меня есть отвертка, — засмеялась Джоан.

— А листок бумаги и карандаш найдутся?

Она принесла то, что я просил, и села рядом на диван, обдав меня табачным запахом.

— Хочу видеть процесс.

— Итак: сколько у нас магазинов и сколько бензоколонок? — начал я. — Мне нужны точные сведения.

— Ни дать ни взять упырь из налоговой! — Джоан зашлась хохотом и ткнула меня в плечо.

Я записал цены, местоположения и расстояния, зафиксировал один случай мнимой экономии средств, а потом выдал два оптимальных варианта.

— Конечно, — оживленно добавил я, — выгода будет еще более ощутимой, если ходить в Деревню пешком, а не ездить на машине.

Джоан издала притворный крик ужаса.

— Мне вредно ходить пешком! — Взяв листок с моими расчетами, она вернулась в кресло, закурила очередную сигарету и обратилась к Сьюзен: — Теперь я понимаю, сколько пользы от этого юноши.

На обратном пути Сьюзен сказала:

— Кейси-Пол, а ты, как я погляжу, хитер. Она же буквально тебе в рот смотрела.

— Всегда рад помочь богатым сэкономить, — ответил я, с осторожностью переключая скорость. — Я весь твой.

— Ты действительно весь мой, — согласилась она, подсовывая ладонь под мою левую ляжку.

— Да, кстати, что у тебя с глазами?

— С глазами? Насколько я знаю, все в порядке.

— Но ты сама сказала, что должна проверить зрение?

— Ах вот ты о чем! Я вынуждена как-то оправдывать твое присутствие.

Ну да, понятно.

Значит, я позиционировался как «молодой человек, который сегодня за рулем» и «знакомый по теннисному клубу», а потом мог рассчитывать на звание «друга Марты» и — что наименее вероятно — «протеже Гордона».

* * *

Не могу вспомнить наш первый поцелуй. Странно, правда? Хорошо помню счет 6:2; 7:5; 2:6. Во всех неаппетитных деталях помню уши того старого автомобилиста. Но напрочь забыл, когда и где мы впервые поцеловались и кто из нас сделал первый шаг; быть может, мы оба, одновременно? Или же никаких шагов не было, а просто само так вышло? Случилось ли это в автомобиле или у нее дома, утром, днем или вечером? В какую погоду? Ну, таких подробностей от меня требовать, конечно, нельзя.

Могу сказать одно: по сегодняшним меркам первый поцелуй случился очень не скоро, а после этого минуло еще больше времени, прежде чем мы с ней оказались в постели. Между этими двумя событиями я отвез ее в Лондон, чтобы приобрести контрацептивы. Не для меня, а для нее. Мы поехали в «Джон Белл энд Кройден» на Уигмор-стрит. Я припарковался за углом. Дальше Сьюзен пошла одна и вернулась с грубым бумажным пакетом, в котором лежали колпачок и тюбик какого-то противозачаточного геля.

— Хотелось бы знать, там инструкция приложена? — беззаботно сказала она. — А то я давно отвыкла.

Пребывая в торжественном возбуждении, я не сразу сообразил, о чем она говорит: о сексе или же об использовании колпачка.

— Доверься мне, — изрек я, чтобы охватить оба варианта одной фразой.

— Пол, — сказала Сьюзен, — есть вещи, которые мужчине лучше не видеть. Даже мысленно.

— Согласен. — (Значит, имелся в виду второй вариант.) — Где ты собираешься это хранить? — спросил я, ужасаясь от возможности разоблачения.

— Ну, где-то, где-то, — отвечает она.

Стало быть, мне лучше не соваться.

— Не ожидай от меня слишком многого, Кейси, — торопливо продолжает она. — Кейси. Кей-Си. Сокращенно — вокзал «Кингз-Кросс». Ты же не бросишь меня на рельсы, злодей? Не будешь сердиться и язвить, правда?

Я тянусь к ней для поцелуя на виду у пешеходов — возможно, заинтересованных лиц, шатающихся по Уимпол-стрит.

Мне уже известно, что они с мужем спят врозь, даже в отдельных комнатах. Супружеских отношений — точнее, секса — у них не было почти два десятка лет, но о причинах и подробностях я не спрашиваю. С одной стороны, мне безумно любопытно, как у других пар — не у всех подряд, конечно, — складываются интимные отношения в прошлом, настоящем и будущем. С другой стороны, когда я рядом с ней, мне не хочется вызывать в уме лишние образы.

У меня возникают вопросы: зачем ей в возрасте сорока восьми лет нужно предохраняться, неужели у нее продолжаются месячные и не настало, как она выражается, «Самое Неприятное»? Но я горд, что оно не настало. Все это не имеет никакого отношения к вероятной беременности, которая бесконечно далека от моих мыслей и желаний: это имеет отношение только к ее женскому началу. Чуть не сказал «девическому», но это, наверно, было бы чересчур. Да, она старше, да, она лучше знает жизнь. Но с позиций — как бы поточнее выразиться? — возраста ее души мы с нею почти на равных.

* * *

— Я и не знал, — говорю ей, — что ты куришь.

— По одной штучке, и то нечасто. За компанию с Джоан. Или когда выхожу в сад. Ты меня осуждаешь?

— Нет, просто не ожидал. Я тебя не осуждаю. Просто мне кажется…

— Глупость какая. Ну да. Могу стащить у него сигарету, когда становится невмоготу. Ты не замечал, как он курит? Щелкает зажигалкой и сразу начинает пыхтеть, словно это вопрос жизни и смерти. Докурит до половины — и тут же брезгливо затушит. И эта брезгливая мина сохраняется, пока он снова не закурит. Минут через пять.

— Да, я заметил, но не придал этому значения.

— А пьет еще противнее.

— Но ты сама не пьешь?

— Терпеть не могу алкоголь. Максимум, что я себе позволяю, — это рюмочку хереса под Рождество, просто чтобы не прослыть занудой. От спиртного люди меняются. Причем не в лучшую сторону.

Я не спорю. Горячительные напитки меня не интересуют, равно как и люди, которые стремятся «поднять себе настроение», «освежиться», «надраться» и так далее, то есть возвыситься в собственных глазах. И мистер СБ никак не мог служить образцовым потребителем спиртного. Перед ужином он, по словам Сьюзен, сидел за столом в окружении своих «баллонов и галлонов», то и дело наполняя высокую пивную кружку трясущейся все сильнее рукой. При этом он ставил перед собой вторую кружку, доверху наполненную закуской — зеленым луком. Через некоторое время он жеманно прикрывал рот ладонью, чтобы скрыть сдавленную отрыжку. После этого рассказа я чуть ли не на всю жизнь возненавидел зеленый лук. Да и к пиву остался более чем равнодушен.