Джулия Тиммон

Если любит — поймет

1

— Дела? Вроде бы нормально… — бормочет неподражаемая Джанин Грейсон.

Смотрю на нее во все глаза. Да нет, передо мной вовсе не Джанин, а Глория Элмог, не слишком уверенная в себе женщина, мечтающая понять, в кого же она влюблена и влюблена ли вообще или должна набраться терпения и дождаться другого, по-настоящему своего мужчину.

Заправляет за ухо прядь черных волос, та снова падает ей на лицо, но Глория о прическе как будто уже не помнит, смотрит на собственные руки и проводит пальцем по ногтю, будто заметила заусеницу, которых у нее наверняка не бывает. Сама растерянность. Она не играет, а живет чужой жизнью!

Кен, то есть Дэнни Лэндсделл, видя смущение бывшей жены, в замешательстве хлопает глазами и вместе с тем безумно рад.

— А может, нам… — взволнованно начинает он.

— Стоп! — На тротуар, где стоят Джанин и Лэндсделл, из толпы киношников выскакивает человек в смешных очках.

Элли легонько толкает меня в бок и ворчливо шепчет почти в самое ухо:

— Вот он. Сейчас начнется!

Значит, вот он какой, Максуэлл Деннард. Элли последние две недели только о нем и трещит. Рассматриваю его, чуть прищуриваясь, и жду, что последует дальше.

Деннард долго качает головой, выражая крайнее недовольство. Джанин складывает руки на пышной груди и внимательно смотрит на него, готовая выслушать любые замечания. Максуэлл поворачивается к Лэндсделлу и набирает полную грудь воздуха, явно намереваясь разразиться длинной тирадой.

— Понимаешь… как бы это объяснить? — Он сильно морщит высокий лоб, смотрит куда-то сквозь ограду из кованого железа и скребет в затылке, подбирая слова.

Запас воздуха, наверное, иссяк, сдерживая улыбку, думаю я. Придется бедняжке снова наполнить легкие. Деннард, будто услышав мои мысли, опять делает глубокий вдох.

— Да, ты говоришь с чувством и показываешь, что еще лелеешь надежду! — восклицает он, вскидывая руки. — Но надежду — на что? Что ассистентка в магазине после нескольких неудачных попыток все же подберет тебе костюм по вкусу? И ты пойдешь на корпоративную вечеринку не в чем придется, а как все приличные люди?

Лэндсделл вытягивает шею и часто моргает.

— Че-го?

Деннард слегка краснеет и с силой сжимает кулаки. Элли хмыкает, а мне, говоря по правде, забавно. Может потому, что я не актриса и никогда не окажусь на месте Лэндсделла?

— Только задумайся: любимая женщина бросает тебя и уходит к другому, можно сказать к старику, успешному и состоятельному. Да любой нормальный мужик, если вдруг после всего этого случайно повстречает ее и увидит хоть намек на то, что она не прочь вернуть прошлое… — Деннард вскидывает кулаки и потрясает ими в воздухе. Лэндсделл отходит на шаг назад, чтобы не получить по лбу. — Да он горы свернет! Вцепится в эту возможность — пусть призрачную, последнюю — стальными клещами.

— Мне что, на колени перед ней упасть? — спрашивает Лэндсделл, скептически кривя губы. — С женщинами лучше построже. Только тогда добьешься, чего хочешь.

— То-то и оно! — почти кричит Деннард, кивая так, что очки съезжают ему на кончик носа. Он неловким движением поправляет их, щелкает пальцами и с улыбкой указывает на Лэндсделла.

По-моему, его ни капли не заботит, кажется ли он кому-нибудь комичным или нет. Впрочем, этот парень отнюдь не смешон, я бы даже сказала, чем-то притягивает. Однако, на мой взгляд, чуть излишне эмоционален. И шумлив.

— Мыслишь верно! — восклицает он. — Так и играй! Твое сердце готово выпрыгнуть, ты стараешься не показать всей глубины чувств, но при этом стремишься снова охмурить Глорию, повторно покорить ее! — Он хлопает в ладоши и ныряет обратно в толпу. — Еще разок!

У-у! Как же тут интересно! Признаться, я не ожидала ничего подобного. Судя по рассказам Элли, съемочная площадка и то, что мы видим на экранах, совершенно разные вещи. Впрочем, я наблюдаю съемку впервые, во всяком случае так близко и внимательно, а Элли в этом бизнесе долгие годы. Точнее, не совсем в этом. То есть большей частью она снимается отнюдь не в серьезных фильмах, вообще не в кино. Все равно ей виднее.

— Вот! — кричит Деннард, поднимая руки над головой и хлопая в ладоши. — Теперь совсем другое дело! Молодцы. На сегодня все.

Элли надувает щеки, с шумом выпускает воздух, становится вполоборота к съемочной группе и бормочет:

— Я им не понадобилась.

— А кого ты должна была сегодня играть? — удивленно спрашиваю я.

Элли криво улыбается и машет рукой.

— Можно сказать, никого. Я должна была пройти мимо них, спиной к камере, и задеть локтем сумку Джанин. Сумка шлепнулась бы на землю, а Дэнни, как истинный джентльмен, поднял бы ее.

Она смеется, стараясь делать вид, будто ей все равно, а я чувствую ее боль и хочу что-нибудь сказать в утешение, да не знаю что. Бедняжка из кожи вон лезет, чтобы показать себя и еще хоть раз в жизни исполнить настоящую роль. Увы! Удача год за годом улыбается другим, а про бедную Элли будто вовсе забыла.

— Подумаешь! — восклицаю я с убежденностью, какую только могу изобразить. — Тоже мне роль. Ты свое сыграла, наверняка достойно, а проходят мимо пусть какие-нибудь бездарности. — Прикусываю губу.

Элли досадливо смеется.

— Свое сыграла! Посидела за кассой и сказала: «С вас тридцать три доллара». И еще парочку идиотских фраз. Под конец будет вторая подобная сцена — мне опять придется поднапрячься! — Она шлепает себя по бедру, ухмыляется и смотрит на меня так, будто во всех ее неудачах виновата одна я. — Роль кассирши тоже для бездарностей. На это ты намекаешь, да? Лучше бы так прямо и сказала…

— Да ты что, Элли! — перебиваю ее я.

— Ничего. — Она резко поворачивается, чтобы уйти, я хватаю ее за руку, пошатываюсь, спотыкаюсь о бордюр и уже падаю, но кто-то ловит меня сильной рукой и с легкостью возвращает в вертикальное положение.

— Осторожнее. Так дважды два сломать шею. Только трупов нам не хватало.

Поднимаю глаза и вижу прямо перед собой Максуэлла Деннарда. Он изучающе разглядывает мое лицо, качает головой, переводит взгляд на Элли, которую я до сих пор держу за руку, и кивает.

— Вас я помню, — говорит он. — Вы сыграли уборщицу.

— Кассиршу, — с обидой поправляет его Элли.

— Ах да, кассиршу. — Деннард щелкает пальцами и тычет в нее. Ненавижу эту привычку, но у него это выходит как-то по-особому. Менее фамильярно, чем у других, что ли. — Простите. И сыграли весьма неплохо, — говорит он явно из вежливости и, глядя уже не на Элли, а на меня, спрашивает: — А вы?

— Гм… — Я в растерянности улыбаюсь. — Я никого не играла и не собираюсь…

Деннард приподнимает очки и смотрит мне в глаза так, будто мы уже встречались и он об этом прекрасно помнит, но запамятовал, где именно.

— Постойте, постойте… Вы Кэрол… Кэрол Грин? Или Гринуэй? Одна из претенденток на роль ученой в фильме Томаса… — Он умолкает, потому что я отрицательно кручу головой.

— К кино я не имею никакого отношения. Пришла просто так, с подругой.

Лицо Деннарда делается строгим. Она возвращает очки на место.

— А кто вам разрешил?

Я вся съеживаюсь под его похолодевшим взглядом и пожимаю плечами.

— Никто. У меня спросили, что я тут делаю, а я, признаюсь честно, схитрила… — Умолкаю, надеясь, что Деннард махнет на нас рукой и отправится по своим делам, но он ждет объяснений, причем с таким видом, что я чувствую себя обязанной договорить: — Я ответила, что я консультантка по уголовному сленгу. — Хихикаю.

Деннард поднимает брови.

— Мой фильм не про уголовников.

— Я знаю — читала сценарий. Это я просто так сказала… первое, что пришло в голову. Одна клиентка моего отца этим подрабатывает — ездит на съемочные площадки и дает разные советы. Подсказывает, как объясняются настоящие уголовники, как себя ведут. Она сама сидела — правда, недолго — из-за какой-то мелочи. Я почему-то вспомнила о ней, ну и назвалась консультанткой. — Непродолжительно смеюсь. — Мне вроде бы поверили, не удивились и не стали задавать вопросы.

Деннард не сводит с меня пытливого взгляда.

— В нашем деле насмотришься такого, что уже ничему не удивляешься. — Он поправляет очки и немного наклоняет вперед голову. — Говорите, она клиентка вашего отца? А он у вас…

— Психолог, — спешу ответить я, чтобы Деннард не стал высказывать предположений.

— Хм… — Замечаю в его глазах проблеск улыбки и расслабляюсь, но лицо Деннарда вновь серьезнеет. — В любом случае посторонние нам только мешают. Неужели вы не понимаете?

Вытягиваюсь по струнке, как первоклашка перед грозным директором, и крепче сжимаю руку Элли. Та молчит и наверняка душит в себе смех — я чувствую это по тому, как она напряжена и едва заметно вздрагивает.

— Конечно, я все понимаю… Но, по-моему, никому не помешала. — Поворачиваюсь к Элли, и она кивает в подтверждение моих слов.

Деннард берется за подбородок и о чем-то на миг задумывается.

— Странно, что вы не актриса. Лицо у вас, гм… своеобразное.

Качаю головой.

— Нет-нет, актерство совсем не для меня. — А что для тебя? — безрадостно спрашивает внутренний голос. Незаметно вздыхаю. О работе и карьере сейчас лучше не вспоминать, а то нападет тоска.

Элли внезапно ахает, прижимает руку ко рту и смотрит на часы.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Ой, я совсем забыла! Мы же договорились встретиться с Седриком! Едем, а то я опоздаю и он опять будет весь вечер бурчать. До свидания, мистер Деннард!

Элли тянет меня за руку в сторону автостоянки, а я, не пойму почему, медлю, поворачиваю голову и смотрю на Деннарда.

— Может… составите мне компанию за ужином? — вдруг спрашивает он. — Времени у меня, правда, немного, но был бы очень рад… — Его взгляд перемещается на застывшую от удивления Элли. — Ваша подруга все равно спешит. Простите, забыл, как вас зовут…

— Элизабет Сэндерс, — мгновенно напуская на себя важность, отчетливо произносит Элли.

— Ах да. — Деннард снова смотрит на меня. — Лиз все равно спешит, — повторяет он.

Лиз, эхом отдается в моих ушах, но я не заостряю на этом особого внимания. О том, что я отвечу согласием, я уже знаю, но должна найти благовидный предлог. Впрочем, если задуматься, можно обойтись и без него. Дельная мысль не заставляет себя ждать.

— Что ж, я не против, — произношу я, высвобождаясь из хватки Элли. — У меня на сегодняшний вечер как раз никаких планов.

— Прекрасно. — Деннард довольно потирает руки, и его лицо расплывается в улыбке.

Элли негромко, но многозначительно кашляет и хлопает меня по плечу.

— Ладно, Келли. Созвонимся.

Она бежит прочь, а мы с Деннардом, оба слегка растерянные, провожаем ее долгими взглядами.

Сегодняшнюю сцену снимали в Бруклине. Вечер солнечный, жара спала, и дует живительный ветерок. Мы не стали ломать голову над тем, куда поехать. Прогулялись до Смит-стрит и зашли в первый же ресторанчик. — Здравствуйте! Столик на двоих? — спрашивает возникшая перед нами будто из-под земли загорелая официантка с улыбкой до ушей.

Пожимаю плечами. Какая нам разница, за какой сесть столик, мы ведь не молодожены. Деннард уверенно кивает, девица ведет нас к свободному столику у огромного окна, приносит меню и желает приятного вечера.

Деннард заказывает бокал содовой и куриный суп. Я вообще-то выпила бы вина, но баловаться алкоголем в присутствии почти незнакомого мужчины, может трезвенника да еще и далеко не простого смертного, как-то неудобно. Прошу принести мне стакан ежевичного сока и салат из тунца, чеддера и перепелиных яиц.

Деннард щелкает пальцами и указывает на меня.

Наверное, я как-то показываю, что мне это не совсем по вкусу — бывает, я не могу скрыть чувств. Эх, актрисой мне никогда не быть! В общем, Деннард вдруг смотрит на свою руку, пожимает плечами и смущенно смеется.

— Дурацкая привычка, верно?

— Гм… верно. — Извинительно улыбаюсь. — Не слишком-то приятно, когда в тебя тычут пальцем. Хотя… Теперь так делают все вокруг, и, по сути, в этом нет ничего особенно страшного. У меня бабушка британка и помешана на хороших манерах. Это она твердила мне все детство — указывать на людей пальцем неприлично. — Что-то я разболталась. Даже делается немного не по себе. Передо мной сам Максуэлл Деннард, который работает с Джанин Грейсон и блистательным Оливером Райдером. Мне сидеть бы помалкивать и радоваться, что выпала столь редкая удача, а я чуть ли не делаю ему замечания.

Приносят напитки, и я делаю глоток сока.

Деннард сосредоточенно смотрит себе на руку.

— О чем это я хотел спросить?

С улыбкой пожимаю плечами. Он трет висок, сдвигая заушник очков, отчего выглядит забавнее, чем на площадке, и бормочет себе под нос:

— О чем-то важном… А! — Он снова щелкает пальцами, выставляет указательный, одергивает себя, смеется, поправляет очки и опускает руку на стол. — Мы до сих пор друг другу не представились. Наверняка по моей вине. Я, знаете ли, теперь будто не принадлежу самому себе.

Улыбаюсь.

— Лично я прекрасно помню ваше имя.

— Да? — Деннард с некоторым смущением улыбается и отпивает воды из бокала. — Известность для меня далеко не главное, точнее это, конечно, тоже немаловажно, но в первую очередь хочется добиться другого… — Он машет рукой. — Впрочем, об этом потом. Если вам интересно.

Интересно ли мне? Да я чувствую себя так, будто все происходит не наяву, а я лишь сижу и мечтаю об этом знакомстве.

— Скажите же, как зовут вас, — просит Деннард.

— Келли Броуди.

— Келли, — повторяет Деннард так, будто каждый звук, из которых состоит мое имя, прозвучал для него как-то по-новому. Или будто в его голове уже вырисовывается новый сценарий и главную героиню тоже зовут Келли. Вряд ли она похожа на меня. Я обыкновенная девушка… Деннард кивает каким-то своим мыслям и снова смотрит мне в глаза. — И ты зови меня просто Максуэлл. Или Макс — как хочешь.

— Хорошо.

До чего он чудной! Но почему-то все больше и больше располагает к себе. Как это у него получается? Он вроде бы ничуть не старается казаться лучше, чем есть. Или, может, вся эта его оригинальность сплошная игра? Может, киношники — актеры, режиссеры, сценаристы — лицедействуют постоянно, надо и не надо?

— Смит-стрит теперь и правда как игрушка, — произносит Максуэлл, глядя в окно. — А в семидесятые изобиловала забегаловками и допотопными магазинчиками. Как описано в «Бастионе одиночества». Не читала?

Качаю головой. Максуэлл с улыбкой машет рукой.

— И не нужно. Книжка довольно большая и близка далеко не всем. Наверное, только те, чья жизнь схожа с судьбой главного героя, могут оценить ее по достоинству.

— Что у него за судьба? — интересуюсь я.

— Он родился и вырос на Дин-стрит, белый мальчик среди афро— и пуэрториканцев. Терпел унижения, приспосабливался. Как и сам автор книги.

У него поразительно приятная манера говорить, поэтому, игра это или не игра, постепенно забываешь, что его окружение — кинозвезды и прочие знаменитости. Я мало-помалу расслабляюсь, слежу за его лицом, на котором, кажется, отражается каждая эмоция, и не замечаю, что слушаю его с полуулыбкой. Если бы он без конца не поправлял очки, я, наверное, даже нашла бы его весьма симпатичным. Очки… Заостряю на них внимание. По-моему, они его портят.

— Я тоже родился в Бруклине, — говорит Максуэлл.

— Серьезно? Значит, и ты вроде героя из этой книги?

Он смеется и качает головой.

— По счастью, почти нет. Во-первых, в отличие от Рейчел Эбдус, наша мама до сих пор в семье, никогда не прикасалась к наркотикам и не убегала бог знает куда с хиппи. Во-вторых, я в отличие от Дилана не учился в местной муниципальной школе ни дня — меня сразу определили в частную, манхэттенскую. А через год мы туда переселились, и я не появлялся в Бруклине лет пятнадцать. Но книгу прочитал не без удовольствия. Она в любом случае напомнила мне раннее детство.

Медленно киваю, пытаясь представить себе Максуэлла семилетним ребенком. Наверное, он отличался недетским умом и любознательностью и выбивался из толпы, хоть и в школе не был окружен сплошь темнокожими детьми.

Приносят заказ. Максуэлл расстилает на коленях салфетку и принимается охотно поглощать суп. Я пробую салат — вполне недурно. Надо бы перейти к тому, о чем я собираюсь попросить Максуэлла, хотя почему-то не хочется, чтобы он решил, будто я спешу им воспользоваться. Напряженно придумываю, как бы начать издалека, а потом незаметно заговорить о главном, но он сам приходит мне на выручку.

— Давно ты дружишь с… гм… Лиз?

— Элизабет. Да, давно. Даже сложно сказать, сколько лет. — Радуюсь, что все складывается столь удачно, но стараюсь выглядеть так, будто об Элли в эти минуты вообще не думала. — Странно, что ты ее не запомнил. Она еще в девяносто пятом сыграла в молодежной комедии роль отъявленной хулиганки, ее до сих пор узнают на улице.

Максуэлл замирает, поднеся ложку ко рту, сужает глаза и задумывается.

— Подожди-ка… — Он опускает ложку в тарелку. — Случайно не в «Переспорить дьявола»?

— В нем самом, — отвечаю я, откидываясь на спинку стула и воображаемо потирая ладони. Процесс пошел! Только бы Максуэлл не перескочил на другую тему!

— Она там гоняет на серебристо-черной «Ямахе» и танцует сальсу? — спрашивает он.

— Совершенно верно.

Максуэлл одобрительно кивает.

— Отличная работа! В самом деле отличная.

— Кстати, — говорю я, отодвигая тарелку и складывая перед собой руки, — почему так выходит? — Мгновение-другое молчу, чтобы он поверил, будто на эти мысли меня навели исключительно его вопросы. — Тогда все единодушно признали, что Элизабет Сэндерс талантлива, но ей больше ни разу не довелось сыграть пусть не главную, ну хотя бы не эпизодическую роль? — договариваю я.

Максуэлл кивает, показывая, что вполне понимает, о чем речь.

— Такое случается. Некоторые актеры блеснут внезапно в довольно раннем возрасте, но тут же гаснут.

Я не желаю верить в то, что Элли навсегда угасла. Не может быть, чтобы все ее многолетние старания закончились ничем. С другой же стороны… Нет. О худшем пока не буду даже думать.

— Но ведь если в человеке есть талант, не может же он взять и вмиг исчезнуть?! — восклицаю я.

Максуэлл поджимает губы и разводит руками.

— Увы, бывает и такое. Особенно если свою единственную роль человек сыграл подростком, а с годами изменился — внешностью, характером, даже отчасти темпераментом.

— Не понимаю. Что в ней такого изменилось? — спрашиваю я. — Бедняге просто не везет, вот и все! — Наклоняюсь вперед. — Может, ты присмотришься к ней повнимательнее?

Представляю, как Элли дает Максуэллу свои лучшие видеозаписи — на некоторых она в купальниках, на других в мини-юбках и топах, а на одной вообще топлес, правда стоит к камере спиной, — и в груди шевелится нечто вроде протеста. Приехали! Уж не ревную ли я? Нет, это просто смешно. Во-первых, Максуэлл еще ничего не ответил, во-вторых — Элли только и делает, что высмеивает его, а в-третьих… Боже, к чему я все это перечисляю? И с какой стати не слишком счастлива при мысли, что он увидит Элли во всей красе?

Задумываюсь. Может, дело в том, что я, хоть у меня вроде бы тоже фигура в норме, более зажата, чем Элли? Не могу свободно проплыть по Центральному парку в платье с глубоким вырезом и с открытой спиной, поэтому и немного завидую Элли? Интересно, можно ли этому научиться? Быть более свободной, раскрепощенной? Вдруг в одних это с рождения, а к другим приходит с возрастом? Или тут обязательно нужна та самая артистичность?