Эль Кеннеди

Цель

1

Сабрина

— Черт. Черт. Черт. Че-е-ерт. Где мои ключи?

Часы в узком коридоре говорят, что у меня есть пятьдесят две минуты, чтобы совершить поездку длительностью шестьдесят восемь минут, если я хочу попасть на вечеринку вовремя.

Я снова проверяю свою сумочку, но ключей там нет. Пробегаюсь по разным местам. Комод? Нет. Ванная? Я только что оттуда. Кухня? Может быть…

Я собираюсь развернуться, когда слышу позади металлическое позвякивание.

— Ты ищешь это?

Я поворачиваюсь и делаю шаг в гостиную, настолько маленькую, что пять предметов потрепанной мебели: два стола, два дивана — один двухместный, другой одноместный — и одно кресло — прижаты друг к другу как сардины в банке. Кусок плоти на диване машет моими ключами. В ответ на мой раздраженный вздох и презрительный взгляд он ухмыляется и запихивает их под прикрывающие задницу треники.

— Иди, возьми их.

Я удрученно провожу рукой по выпрямленным волосам, прежде чем начать атаку на отчима.

— Дай мне мои ключи, — требую я.

Рэй искоса смотрит в ответ.

— Проклятье, ты выглядишь сексуально сегодня. Ты превратилась в настоящую куколку, Рина. Нам с тобой стоит замутить.

Я игнорирую его жирную руку, падающую на промежность. Никогда не видела мужчину, настолько безнадежного, чтобы хвататься за собственное хозяйство. На его фоне Гомер Симпсон кажется джентльменом.

— Мы с тобой не созданы друг для друга. Так что не смотри на меня и не зови меня Риной. — Рэй — единственный человек, который называет меня так, и я, мать его, ненавижу это. — А теперь дай мне мои ключи.

— Я же сказал, подойди и возьми.

Стиснув зубы я сую руку под его жирную задницу и пытаюсь нащупать ключи. Этот мерзкий кусок дерьма Рэй хрипит и извивается, пока моя рука не натыкается на металл.

Я вытаскиваю ключи и направляюсь к двери.

— Да что тут такого? — глумится он за спиной. — Мы не родня, так что никаких проблем с инцестом.

Я останавливаюсь, не веря своим ушам, и трачу тридцать секунд своего драгоценного времени, чтобы сказать:

— Ты мой отчим. Женат на моей матери. И… — я подавляю приступ тошноты, — … спишь сейчас с бабушкой. Так что дело не в том, родня мы или нет, а в том, что ты — самый мерзкий человек на свете, и ты должен сидеть в тюрьме.

Его карие глаза темнеют.

— Следи за своим языком, девочка, или однажды вернешься домой, а дверь будет заперта.

Плевать.

— Я плачу треть ренты, — напоминаю я ему.

— Ну, может, тебе придется платить больше.

Он снова разворачивается к телевизору, а я трачу еще несколько ценных секунд, представляя, как бью его по голове сумочкой. Оно того стоит.

На кухне бабушка сидит за столом, курит сигарету и читает статьи журнала People.

— Ты это видела? — восклицает она. — Ким К. опять голая.

— Какая молодец. — Я хватаю свой пиджак со спинки стула и направляюсь к кухонной двери.

Я обнаружила, что дом безопаснее покидать через заднюю дверь. Обычно на ступенях узких городских домов нашей далеко не богатой улицы в далеко не богатом районе Бостона собирается уличная шпана. Кроме того, за домом располагается парковка.

— Слышала, Рейчел Беркович залетела, — замечает бабушка. — Ей стоило бы сделать аборт, но это противоречит их религии.

Я сильнее сжимаю зубы и поворачиваюсь к своей бабке. Как обычно, она одета в рваный халат и пушистые розовые тапки, но ее крашеные белые волосы идеально уложены, а на лице полный макияж, хотя она редко выходит из дома.

— Она еврейка, бабуль. Не думаю, что это против ее религии, но даже если и так, это ее выбор.

— Наверное, ей нужны дополнительные продовольственные талоны, — делает вывод бабушка, выпуская в мою сторону длинную струю дыма.

Дерьмо. Надеюсь, к тому времени, как доберусь до Гастингса, я не буду пахнуть как пепельница.

— Полагаю, это не та причина, по которой она хочет сохранить ребенка. — Положив одну руку на дверь, я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу, ожидая паузы, чтобы попрощаться с бабушкой.

— Твоя мать думала сделать аборт, когда была беременна тобой.

Вот оно.

— Ладно, достаточно, — бормочу я. — Я еду в Гастингс. Буду поздно.

Она отрывается от журнала и, прищурившись, окидывает взглядом мою черную вязаную юбку, черный свитер с короткими рукавами и декольте и трехдюймовые каблуки. Я знаю, что она хочет сказать, еще до того, как бабуля открывает рот.

— Выглядишь вызывающе. Уезжаешь в этот свой модный колледж? У тебя занятия в субботу ночью?

— Это коктейльная вечеринка, — неохотно отвечаю я.

— О, коктейль-шмоктейль. Надеюсь, у тебя губы не треснут целовать там всех в задницу.

— Да, спасибо, бабуль. — Я открываю ключом заднюю дверь и заставляю себя добавить: — Люблю тебя.

— И я тебя, детка.

Она действительно любит меня, но иногда эта любовь такая испорченная, что я не знаю, то ли она мне вредит, то ли помогает.

Мне не удается доехать до маленького городка Гастингс ни за пятьдесят две, ни за шестьдесят восемь минут. Вместо этого я добираюсь туда полтора часа, потому что дороги просто ужасны. Еще пять минут уходит и на то, чтобы найти место для парковки, и к тому моменту, как я подхожу к дому профессора Гибсон, я натянута как струна… и чувствую себя на пределе.

— Здравствуйте, мистер Гибсон. Прошу прощения за опоздание, — говорю я очкарику в дверях.

Муж профессора Гибсон мягко улыбается мне.

— Не беспокойся об этом, Сабрина. Ужасная погода. Давай я заберу твою куртку. — Он протягивает руку и терпеливо ждет, пока я сражаюсь со своим шерстяным пиджаком.

Профессор Гибсон подходит, когда ее муж вешает мой дешевый пиджак среди дорогих вещей в гардеробе. Он выглядит там так же неуместно, как и я в этом доме. Я запихиваю подальше чувство неполноценности и широко улыбаюсь.

— Сабрина! — радостно восклицает профессор Гибсон. Ее присутствие заставляет меня собраться. — Рада, что ты добралась в целости и сохранности. Снег еще не пошел?

— Нет, только дождь.

Она морщится и берет меня за руку.

— Еще хуже. Надеюсь, ты не планируешь возвращаться сегодня в город? На дорогах будет сплошной лед.

Поскольку утром мне нужно на работу, я поеду, невзирая на состояние дорог, но не хочу, чтобы профессор беспокоилась, и ободряюще улыбаюсь.

— Со мной все будет в порядке. Она все еще тут?

Профессор кладет руку мне на плечо.

— Да, и ей не терпится познакомиться с тобой.

Замечательно. Впервые с тех пор, как вошла в дом, я вдыхаю полной грудью и позволяю провести себя через комнату к невысокой седой женщине, в свободного кроя пастельном пиджаке и черных брюках. Наряд так себе, но бриллианты, сверкающие в ее ушах, больше, чем мой палец. Что еще? Она кажется чересчур добродушной для профессора права. Я всегда представляла их суровыми, строгими созданиями. Вроде меня.

— Амалия, позволь мне представить тебе Сабрину Джеймс. Это студентка, о которой я тебе говорила. Первая в классе, работает на двух работах и при этом смогла получить семьдесят семь баллов на вступительных экзаменах в юридической школе. — Профессор Гибсон поворачивается ко мне: — Сабрина, Амалия Фромм, выдающийся знаток конституции.

— Очень приятно познакомиться! — Я протягиваю руку и молю Бога, чтобы она не оказалась влажной на ощупь. Готовясь к этому, я целый час практиковалась пожимать собственную руку.

Амалия слегка сжимает руку, а затем отступает.

— Мать — итальянка, дед — еврей, отсюда и странное сочетание имен. Джеймс — шотландское имя, ваша семья оттуда? — Она окидывает меня взглядом светлых глаз, и я едва удерживаюсь от того, чтобы не начать теребить свою старую дешевую одежду.

— Не могу сказать, мэм. — Семья моя родом из сточной канавы. Шотландия — слишком приятная и величественная страна, чтобы быть нашей родиной.

Она взмахивает рукой.

— Это неважно. На досуге я балуюсь генеалогией. Итак, ты уже подала документы в Гарвард? Келли сказала, что да.

Келли? Кто такая Келли?

— Она говорит обо мне, дорогая, — говорит профессор Гибсон с мягким смехом.

Мои щеки заливает краска.

— Да, прошу прощения. Я думаю о вас как о профессоре.

— Так официально, Келли! — осуждающе восклицает профессор Фромм. — Сабрина, куда еще ты подала документы?

— Колледж Бостона, Суффолк и Йель, но Гарвард — моя мечта.

Амалия удивленно поднимает бровь в ответ на мой запасной список из трех бостонских школ.

Профессор Гибсон встает на мою защиту.

— Она хочет оставаться ближе к дому. И очевидно, она стоит чего-то большего, чем Йель.

Обе женщины презрительно фыркают. Профессор Гибсон была выпускницей Гарварда, а выпускники Гарварда, безусловно, всегда настроены против Йеля.

— Судя по тому, что рассказала Келли, похоже, что для Гарварда станет честью принять тебя.

— Для меня будет честью стать студенткой Гарварда, мэм.

— Письма о приеме скоро будут отправлены. — Ее глаза сверкают озорным блеском. — Я обязательно замолвлю словечко.

Амалия награждает меня еще одной улыбкой, и я чуть не падаю в обморок от счастливого облегчения. Я не пыталась польстить ей. Гарвард и правда был моей мечтой.