Ты говорила о том, что тебя беспокоит Марк. Он унаследовал слишком много плохих черт Джеймса, и ни одной — хорошей.

Тут я с тобой не согласна. У Марка есть уязвимое место, которое может его спасти. Это его пугает. Джеймс никогда не признавал слабостей. Крайне самонадеянный до самого конца. Жизнь рядом с таким человеком может изрядно поколебать уверенность в себе, твой муж ведь никогда не сомневался в своих силах.

Но такая самоуверенность таит в себе опасность. Если ты пойдешь за таким лидером, а он оступится, тебе тоже достанется. Он потопит вас обоих. Здоровый скепсис очень даже неплох, а для брака даже необходим. Возможность иногда дать отпор. Ты так никогда не могла.

Послушай меня, мой брак без следа испарился после сорока лет вместе. Разве не должно это было быть болезненно, вызывать хоть какие-то эмоции? Должно. Должен был остаться хоть какой-то осадок. Что-то не так со мной и с Питером, раз все было так легко, раз все закончилось так просто.

По крайней мере, когда умер Джеймс, ты хоть что-то чувствовала. Это выливалось в странные формы, но ты глубоко переживала. Я знаю, что ты не помнишь то время, но ты вдруг сделалась завзятым садовником. Странно. Ты — и грязная работа. Точнее, ты начала рыть ямки на заднем дворе.

После того, как ты выкопала с дюжину, посадила в них розовые побеги из теплицы на Холстед-стрит. Впервые ты пришла в подобное место. А потом ты их забросила. Они, разумеется, погибли. Во дворе была куча холмиков свежей земли, на которых лежали мертвые побеги. Работа свихнувшегося крота.

Помнишь хоть что-то о тех днях? У тебя только начинали проявляться некоторые из симптомов. Конечно же, ты поделилась со мной своими опасениями. Джеймсу ты не говорила. А детям? Мне кажется, что нет. Ты просто наняла сиделку и предоставила им самим обо всем догадываться.

Магдалена сказала, что приступы агрессии становятся все хуже. Я еще ни одного не видела. Она говорит, что я тебя успокаиваю. Думаю, что это скорее знание, чем какой-то дар. Я достаточно прочла об этой болезни, чтобы понимать — нельзя предсказать будущее по прошлому. То же самое говорят о воспитании детей: как только решишь, что освоил это мастерство, все меняется.

Поэтому учителя ненавидят преподавать в разных классах, поэтому я и работала с семиклашками все сорок три года. Попробуй-ка применить все свои идеи и программу к ребенку хотя бы годом старше. Это просто не сработает.

Ты с уверенностью сегодня говорила о Фионе. Тут все ясно. По поводу нее мы единодушны. Она молодец. Мы так ей гордимся. Я так же волновалась за нее, пока она была подростком, как и любой родитель. Страшновато было за ней наблюдать лет с пятнадцати и до двадцати с небольшим.

Ты знаешь, что я серьезно отнеслась к своим обязанностям крестной. Меня не беспокоили секс и наркотики, потому что в ее жизни было и то, и то. Она была самым обычным подростком. Я больше волновалась о ее комплексе спасителя. Она всегда выручала Марка. А потом еще тот ужасный мальчик. Слава богу, с ним все закончилось до того, как ей исполнилось двадцать. А то еще замуж бы за него вышла.

Разумеется, это не могло длиться вечно. Но это повлияло на Фиону. Ранило ее. Наверное, она сильно переживала. Сильнее, чем я после сорока лет.

Хватит! Мне пора. Веди себя хорошо, дорогая подруга. Я скоро еще загляну.

* * *

Я много думала о детях. Они были так близки. Марк был настолько старше Фионы, что казалось, он ее оттолкнет, ему будет с ней скучно. Но он никогда так не поступал. И все же они рассорились. Марк иногда так ведет себя. Злится, придирается к каждому слову, отрекается от людей. А потом, через полгода-год, возвращается как ни в чем не бывало, прося прощения.

Сначала она была слишком маленькой, чтобы общаться наравне с его друзьями. Я видела, как она вздыхала то по одному, то по другому из них, но не придавала этому значения. Она была слишком худосочной, неуклюжей, слишком, черт побери, умной, чтобы интересоваться звездами футбола и героями баскетбола, которые тогда были в фаворе у дружков Марка. Но был среди них один; Фионе тогда было лет четырнадцать. У нее больше не было детского обаяния, а приятные девичьи черты еще не развились. Она была замкнутой и скрытной.

Но этот мальчик — этот юноша — однокурсник Марка, его сосед по комнате из Северо-Западного, разглядел в ней девушку. Я всегда была начеку, когда дело касалось хищников, но Эрик проскочил мимо моих радаров. Слишком болезненный, слишком робкий, совсем не очаровательный и не заносчивый, а именно это казалось мне тогда обязательной чертой успешного соблазнителя.

Я не знаю, что произошло между ними. Фиона мне не сказала. Он разбил ей сердце? Заразил чем-то? Она сделала аборт? Все из этого могло случиться, но мне кажется, что там случилось что-то не столь драматичное. Одно время я думала, она просто помогала ему с курсом статистики. И Аманда тоже так думала. Ей казалось, что девочка жалеет парня из-за его замкнутости. Никому и в голову не пришло, что ей от него что-то может быть нужно. О Фионе просто невозможно было думать в таком ключе.


Конец ознакомительного фрагмента

Если книга вам понравилась, вы можете купить полную книгу и продолжить читать.