Элизабет Хейнс

Где бы ты ни скрывалась

Посвящается Венди Джордж и Джеки Моциски — сильным и мужественным женщинам.

Коронный суд города Ланкастера

Слушание по делу Ли Брайтмана

Среда, 11 мая 2005 года.

Утреннее заседание.

Председательствует: мистер Нолан, достопочтенный судья.

Мистер Маклин, представитель защиты: Пожалуйста, назовите ваше имя и фамилию.

Ли Брайтман: Ли Энтони Брайтман.

Мистер Маклин: Благодарю вас, мистер Брайтман. Ответьте суду, состояли ли вы в интимных отношениях с мисс Бейли?

Ли Брайтман: Состоял.

Мистер Маклин: Как долго?

Ли Брайтман: Я познакомился с Кэтрин в последний день октября две тысячи третьего года. Мы встречались до середины июня прошлого года.

Мистер Маклин: Как вы познакомились?

Ли Брайтман: На работе. Я проводил операцию, ну и встретил ее… там.

Мистер Маклин: И у вас завязались отношения?

Ли Брайтман: Да.

Мистер Маклин: Вы сказали, что они были завершены в июне. Это решение было взаимным?

Ли Брайтман: Ну, к тому времени начались ссоры. Кэтрин страшно ревновала меня к работе… и почему-то внушила себе, что у меня роман на стороне.

Мистер Маклин: У вас действительно был роман на стороне?

Ли Брайтман: Ничего подобного, господин судья. Видите ли, по долгу службы я вынужден часто отсутствовать, иногда неделями не бываю дома, и особенности моей работы таковы, что я никому, даже своей девушке, не имею права рассказать, где я нахожусь и чем занимаюсь…

Мистер Маклин: То есть вы хотите сказать, что именно ваши частые командировки стали причиной ссор с мисс Бейли?

Ли Брайтман: Да. Она проверяла мой мобильник, выискивала любовные послания, выясняла, где я был, с кем виделся. А мне хотелось одного: дома хоть немного расслабиться, не вспоминать о работе. В общем, никакой возможности нормально отдохнуть, вот такие возникали ощущения.

Мистер Маклин: И вы решили с ней расстаться?

Ли Брайтман: Нет! Мы иногда ругались, но я любил ее! Я знал, что у Кэтрин проблемы, слишком она эмоциональная. Поэтому, когда Кэтрин набрасывалась на меня, я говорил себе, что она не виновата в том, что она такая.

Мистер Маклин: «Слишком эмоциональная» — что именно вы имеете в виду?

Ли Брайтман: Ну, она как-то рассказала мне, что раньше у нее случались приступы непонятного страха. И чем дольше мы были вместе, тем чаще я замечал ее нервозность. Например, она могла пойти с друзьями в бар и там напиться или напивалась дома, а когда я возвращался с работы, осыпала упреками.

Мистер Маклин: Давайте остановимся на ее эмоциональных проблемах. Еще несколько вопросов. Скажите, вы никогда не замечали свидетельств того, что в момент стресса мисс Бейли пыталась нанести себе телесный вред?

Ли Брайтман: Не замечал. Хотя ее друзья говорили мне, что тяга к самоистязанию у нее порой возникала.

Мистер Льюис, представитель обвинения: Возражаю, ваша честь. Вопрос к свидетелю не о том, что говорили о мисс Бейли ее друзья.

Мистер Нолан: Мистер Брайтман, попрошу вас четко отвечать на вопросы. Спасибо.

Мистер Маклин: Мистер Брайтман, вы сказали, что мисс Бейли «набрасывалась» на вас. Объясните, пожалуйста, что конкретно вы имели в виду?

Ли Брайтман: Ну, она орала на меня, толкала, била по лицу, пинала ногами. Ну и так далее.

Мистер Маклин: То есть она применяла к вам насильственные действия?

Ли Брайтман: Ну да, наверное, это так называется.

Мистер Маклин: Как часто это происходило?

Ли Брайтман: Не знаю, не могу сказать. Я сбился со счета.

Мистер Маклин: И что же вы делали, когда мисс Бейли «набрасывалась» на вас?

Ли Брайтман: Старался спустить все на тормозах. Конфликтов мне и на работе хватает, я не хотел, чтобы меня напрягали и дома.

Мистер Маклин: А вы сами когда-нибудь применяли насильственные действия в отношении мисс Бейли?

Ли Брайтман: Только в последний день. Она заперла меня в доме и спрятала ключ. Так на меня разозлилась. У меня как раз было очень сложное задание, вымотался страшно, ну и не сдержался. Ударил ее. Впервые в жизни ударил женщину.

Мистер Маклин: «В последний день» — уточните, пожалуйста, когда именно.

Ли Брайтман: В июне. Кажется, тринадцатого числа.

Мистер Маклин: И что же произошло в тот день?

Ли Брайтман: Накануне я ночевал у Кэтрин. Я дежурил в выходной, поэтому ушел, когда Кэтрин еще спала. Вернулся вечером, она дома была, и уже под градусом. Начала кричать, что я весь день торчал у какой-то бабы. Это обычная ее песня, часа через два терпение мое лопнуло. Я повернулся, чтобы уйти, но она заперла входную дверь. Орала, ругалась, совсем обезумела. Скакала вокруг меня, все лицо расцарапала… пришлось ее оттолкнуть, чтобы пройти. Но она снова подбежала, снова с визгом в меня вцепилась. Тут я ее и ударил…

Мистер Маклин: А как вы ее ударили, мистер Брайтман? Дали пощечину или кулаком?

Ли Брайтман: Кулаком.

Мистер Маклин: Понятно. И что было дальше?

Ли Брайтман: Это ее не образумило, она еще громче заорала и опять на меня набросилась. Я снова ударил, наверное уже сильнее. Она упала на спину. Я подошел посмотреть, не ушиблась ли, хотел помочь ей подняться… наверное, я нечаянно наступил ей на руку, потому что она снова завизжала и чем-то в меня швырнула. Это был ключ от входной двери.

Мистер Маклин: И что вы сделали потом?

Ли Брайтман: Поднял ключ, отпер дверь и ушел.

Мистер Маклин: В котором часу?

Ли Брайтман: Примерно в четверть восьмого.

Мистер Маклин: В каком состоянии находилась мисс Бейли, когда вы ее оставили?

Ли Брайтман: Она сидела на полу и продолжала кричать.

Мистер Маклин: Она была травмирована, в крови?

Ли Брайтман: Да, мне кажется, у нее шла кровь.

Мистер Маклин: А поточнее, мистер Брайтман?

Ли Брайтман: У нее была кровь на лице. Не знаю, откуда она взялась. Совсем немного крови…

Мистер Маклин: А у вас были какие-нибудь физические повреждения?

Ли Брайтман: Несколько царапин на щеке.

Мистер Маклин: Вы не подумали, что ей требуется медицинская помощь?

Ли Брайтман: Нет.

Мистер Маклин: Несмотря на то, что она была в крови, плакала и кричала от боли?

Ли Брайтман: Я не помню, чтобы она кричала от боли. Когда я уходил, она выкрикивала мне вслед оскорбления. Если бы ей требовалась помощь медиков, полагаю, она сама вполне могла бы их вызвать.

Мистер Маклин: Понимаю. Итак, вы ушли из дома Кэтрин в четверть восьмого, а после вы встречались с мисс Бейли?

Ли Брайтман: Нет, не встречался.

Мистер Маклин: Может быть, разговаривали по телефону?

Ли Брайтман: Нет.

Мистер Маклин: Мистер Брайтман, прошу вас хорошенько подумать, прежде чем ответить на мой следующий вопрос. Что вы чувствуете теперь, когда вспоминаете о том инциденте?

Ли Брайтман: Я крайне сожалею о том, что случилось. Я любил Кэтрин. Хотел жениться на ней! Я тогда не подозревал, что ее… мм… эмоциональные проблемы настолько серьезны. Господи, и зачем я тогда не сдержался, ударил ее! Мне надо было проявить больше терпения, успокоить…

Мистер Маклин: Спасибо, мистер Брайтман. Ваша честь, у меня больше нет вопросов к свидетелю.

Перекрестный допрос

Мистер Льюис, представитель обвинения: Мистер Брайтман, я правильно понял, что у вас были серьезные намерения в отношении мисс Бейли?

Ли Брайтман: Да, я так думал.

Мистер Льюис: Я полагаю, вам известно, что одним из условий того рода деятельности, которой вы занимаетесь, является незамедлительное информирование руководства о переменах в вашей личной жизни, четкое уведомление о статусе этих отношений?

Ли Брайтман: Да.

Мистер Льюис: Но при этом вы не поставили ваше начальство в известность об отношениях с мисс Бейли?

Ли Брайтман: Я собирался сказать об этом после того, как Кэтрин согласится выйти за меня. Очередная сверка данных была назначена на конец сентября, так что в отчете я бы рассказал о нас с Кэтрин.

Мистер Льюис: Обращаю ваше внимание на документ «Вэ-эль один» — папка свидетельских показаний, страница четырнадцать. Показания констебля Уильяма Лея. Констебль Лей арестовал вас во вторник пятнадцатого июня две тысячи четвертого года, арест произведен по вашему адресу. В своих показаниях констебль утверждает, что, когда он спросил у вас о мисс Бейли, вы ответили, цитирую: «Не знаю, о ком вы говорите». Вы подтверждаете показания констебля?

Ли Брайтман: Я точно не помню, что говорил тогда.

Мистер Льюис: Речь идет о женщине, которую, как вы сами только что сказали, вы любили и на которой собирались жениться. Я вас верно понял?

Ли Брайтман: Констебли Лей и Ньюмен заявились ко мне в шесть утра. Я три ночи подряд был при исполнении и только-только лег поспать. Я вообще ничего не соображал.

Мистер Льюис: Позже, в полицейском участке Ланкастера в тот же день на допросе, вы сказали следующее, цитирую: «Она просто проходила по одному расследованию. Когда я ушел, с ней все было нормально. Но в принципе у нее имеются эмоциональные проблемы, нарушена психика». Это было вами сказано?

Ли Брайтман (неразборчиво).

Мистер Нолан: Мистер Брайтман, если можно, погромче.

Ли Брайтман: Да.

Мистер Льюис: Мисс Бейли действительно была причастна к некоему проводимому вами расследованию?

Ли Брайтман: Нет.

Мистер Льюис: У меня больше нет вопросов, ваша честь.

Мистер Нолан: Благодарю вас. Дамы и господа, объявляю перерыв на обед.

Четверг, 21 июня 2001 года

Какая, собственно, разница, в какой день умирать… самый длинный день в году ничем не хуже других. Глядя в небо широко открытыми глазами, Наоми Беннет лежала на дне канавы, кровь, еще сохранявшая ей жизнь, покидала ее двадцатичетырехлетнее тело и впитывалась в грязный песок. То теряя сознание, то ненадолго вновь приходя в себя, Наоми вяло удивлялась иронии судьбы — как странно, что она умрет именно сейчас, после всего, что пережила, когда долгожданная свобода казалась ей такой близкой. И впрямь поразительно, что погибает она от руки единственного мужчины, который действительно любил ее и был так к ней добр. Он стоял сейчас на краю канавы, глядя вниз, его лицо оставалось темным, но солнце весело светило через блестящую зеленую листву, и пляшущие кружевные тени подрагивали на светлых волосах, окружая его голову золотистым нимбом. Он ждал.

Кровь заполнила ее легкие, и она закашлялась. Ярко-алые пузыри вспухли на губах и лопнули, багровая струйка потекла по подбородку.

Он стоял неподвижно и, опершись на лопату, глядел, как сверкающая рубиновая кровь толчками покидает ее тело. Как все-таки красива Наоми — даже в момент смерти она оставалась самой великолепной женщиной из тех, которых он встречал.

Но вот поток крови ослабел, превратившись в тонкий ручеек, и он отвернулся, мельком оглядев пустырь между старым заброшенным заводом с его огромной промышленной зоной и фермерскими полями. Никто сюда не ходит, даже собак здесь не выгуливают, среди куч старого железа, строительного мусора, скопившегося за десятилетия, обросшего сорняками в человеческий рост. Чего тут только нет: мотки старого кабеля, ржавые канистры, истекающие бурой маслянистой жидкостью, — полно всякой дряни. А у рощицы, на краю пустыря, точнее, под тремя раскидистыми липами — глубокая канава, после сильных дождей здесь собирается вода, которая потом стекает к речке, в миле отсюда.

Прошло еще несколько минут.

Все. Умерла.

Порыв ветра растрепал его волосы, и он машинально взглянул на небо сквозь резной свод листвы: с востока надвигались темные дождевые тучи со встрепанными рваными краями.

Он осторожно спустился по крутому обрывистому склону канавы, опираясь на лопату, чтобы не потерять равновесие, встал над телом и с размаху, не колеблясь, вогнал острое лезвие в лоб лежащей перед ним женщины. В первый раз он слегка промахнулся, и штыковая лопата, спружинив, отскочила, но во второй раз послышался глухой треск — череп Наоми раскололся. Тяжко дыша от натуги, он продолжал методично, мерно опуская лопату, дробить кости, выбивать зубы, превращать кожу, кости, мясо в жуткое месиво.

Ну вот, теперь это уже ничем не напоминало Наоми.

Он снова пустил в ход лезвие лопаты, отрезал один за другим пальцы, затем порезал в лоскуты ладони, чтобы не оставить ни единой зацепки для опознания.

Орудуя перепачканной в крови лопатой, он забросал месиво камнями, песком и мусором, покрывавшим дно канавы.

«Грязно сработано, — с досадой отметил он, — кругом кровь».

Но когда он закончил, утирая слезы, не унимавшиеся с того момента, как Наоми (с перерезанным уже горлом) изумленно произнесла его имя, потемневшее небо уронило первые капли дождя.

Среда, 31 октября 2007 года

Я упорно продолжала прокручивать таблицу на экране монитора. Ну что она стоит в дверях? Торчит там уже почти минуту — я же вижу в темном окне ее отражение. На улице опять темно, как странно. Такие короткие стали дни! Когда я утром выходила из дому, тоже была темень.

— Кэти?

Я обернулась:

— Прости, я что-то задумалась. Что?

Эрин, подбоченившись, прислонилась к дверному косяку, рыжие волосы были кое-как собраны в пучок.

— Я спросила, ты ведь уже скоро закончишь?

— Нет, не скоро. А что?

— Ты не забыла, сегодня вечером Эмили устраивает отвальную? Пойдешь?

Я снова уставилась на экран:

— Не знаю, наверное, не получится, мне надо закончить таблицы. Ты иди, иди, не жди меня. Я, может быть, потом забегу ненадолго.

— Ну как хочешь.

Эрин негодующе затопала к выходу, хотя в ее мягких мокасинах топот получался не очень убедительным.

Нет-нет, не пойду, не пойду. Я не могу. Только не сегодня. И с какой стати мне тащиться на прощальную вечеринку какой-то Эмили, с которой едва знакома? Хватит с меня грядущей рождественской вечеринки — туда уж точно придется идти. Они начали обсуждать ее чуть ли не в августе… Делать людям нечего, кто же празднует Рождество в ноябре? Но нет, все так решили, меня не спросили. А потом они будут пить до конца декабря, до настоящего Рождества. И ведь нельзя не пойти, начнут приставать: «Мы одна команда, чего ты выпендриваешься?» Деваться некуда, мне нужна эта работа.

Ну вот, слава богу, все ушли, можно выключить компьютер и отправляться домой.

Пятница, 31 октября 2003 года

Вечер пятницы, да еще Хеллоуин, все бары в городе были переполнены.

В «Чеширском гербе» я пила сидр, потом водку, как-то ухитрилась потерять Клэр, Луизу и Сильвию, зато познакомилась с Келли. Оказывается, мы ходили в одну школу… Это надо же! Правда, она меня помнила, а я ее — нет. Да какая, на фиг, разница, Келли была такая прикольная: изображала ведьму, только без помела, оранжевые колготки в полоску и черный парик, а я нарядилась невестой Сатаны. Нацепила ярко-алое шелковое платье и вишневые атласные туфельки, и они, между прочим, стоили еще дороже, чем платье. В общем, полный отпад. Меня даже несколько раз пытались облапать.

Бар постепенно опустел: кто помчался на ночной автобус, кто на такси, а остальные поплелись из центра пешком, по морозу. Ну а мы с Келли отправились в «Ривер-бар», единственное место, куда нас могли еще пустить.

— В этом платье, Кэтрин, ты точно кого-нибудь подцепишь, — пробормотала Келли, стуча зубами.

— Да уж, хотелось бы. Знаешь, сколько я за него заплатила?

— А как ты думаешь, там будет на кого глаз положить? — спросила Келли, с надеждой глядя на крайне малоперспективную очередь.

— Сомневаюсь. А тебе-то что? Ты же сказала, что с тебя хватит, больше никаких мужиков.

— Это если по-серьезному. Но с кем-нибудь по-быстрому замутить я всегда готова.

Стояла жуткая холодина, да еще начало моросить, ветер разносил по улице запахи праздничной ночи, раздувал вокруг моих коленей алую юбку. Я даже протрезвела от стужи и плотнее запахнула на груди тонкий жакет.

Мы резво направились ко входу для особо важных клиентов. Я немного отстала: захотелось послать к черту этот бар и рвануть домой, но тут я увидела, что Келли уже пропустили внутрь, и бросилась догонять. И наткнулась на высокое препятствие в темно-сером костюме.

Я подняла голову и встретила взгляд невероятно синих глаз, над которыми топорщился ежик белокурых волос. Вот это экземпляр! С таким и спорить не хочется — хочется сразу сказать «да».

— Минутку, мисс, — сказал он, загораживая мне дорогу рукой.

Он выглядел не таким качком и громилой, как двое остальных вышибал, но все равно был гораздо выше меня. И улыбка у него была клевая.

— А в чем дело? — с натужным недоумением спросила я. — Мне надо в бар… у меня там подружка.

Он немного помешкал, задержав взгляд на моем лице на секунду дольше, чем следовало бы.

— Конечно, — сказал он наконец. — Проходите. Только…

— Только что?

Он бросил взгляд на вышибал у второй двери, с трудом сдерживающих напор толпы подростков в полной боевой раскраске, которые отчаянно пытались пробраться внутрь.

— Просто я на секунду не поверил своей удаче, — нашелся он.

Вот нахал! Я постаралась улыбнуться как можно высокомернее:

— Что, такая неудачная ночка выдалась?

— Просто я о-бо-жа-ю красные платья, — сказал он мечтательно.

— Не думаю, что мое вам подойдет.

Он рассмеялся и откинул вбок бархатный шнур, пропуская меня. Я направилась в гардероб, спиной чувствуя его взгляд, сдала свой жакет, оглянулась: ну конечно, стоит у входа, не сводит с меня синих глаз. Улыбнувшись ему, я поднялась по ступенькам в бар.

Ура, жизнь продолжается! Теперь снова можно танцевать до упаду, хохотать до изнеможения, пить коктейли и обсуждать всех подряд со своей новой подружкой. Мое красное платье поможет мне познакомиться с каким-нибудь классным чувачком и, если повезет, даже перепихнуться — если, конечно, удастся найти укромный уголок.