Не думай об этом.
Начальник лагеря не захотел огорошить новостью по телефону, он сам приехал в Балтимор. А потом отвез их в Вирджинию. Мэйкон часто вспоминал этого начальника. Джим его звали, Джим Робинсон то ли Робертсон, — плотный седоусый мужик с армейским «ежиком», поверх футболки с логотипом «Редскинз» он надел пиджак, вроде как из уважения к их горю. Молчание, похоже, его тяготило, и он изо всех сил старался заполнить тишину всякой болтовней. Мэйкон его не слушал, вернее, думал, что не слушает, но теперь все эти байки всплывали в памяти. Джимова мамаша, родом из Балтимора, появилась на свет в тот год, когда Бейб Рут играл за «Ориолс». А вот с помидорами Джима творилось что-то странное — зеленые плоды с горошину осыпались с кустов, не успев созреть. Жена его боялась ездить задним ходом и всячески избегала ситуаций, требовавших подобного маневра. Сейчас, в ночной тиши, Мэйкон над этим усиленно размышлял. Можно ли водить машину, не прибегая к заднему ходу? А если на перекрестке водитель автобуса высунется в окошко и попросит сдать чуть назад, чтобы он смог повернуть? Дамочка откажется? Мэйкон представил, как она, вся такая грозная и неприступная, смотрит перед собой и якобы ничего не замечает. Матерится водитель, сигналят клаксоны, все вокруг орут «Эй, баба!». Выразительная картинка. Запечатлелась накрепко.
В конце концов Мэйкон вылезал из своего мешка. Пес, вздыхая, тоже вставал и, соскочив с кровати, вслед за хозяином ковылял вниз по лестнице. На половицах ступням было зябко, кухонный линолеум казался вовсе ледяным. Мэйкон открывал холодильник, озарявшийся светом, наливал стакан молока, потом плелся в гостиную и включал телевизор. Обычно шел какой-нибудь черно-белый фильм — мужчины в костюмах и фетровых шляпах, дамы в жакетах с накладными плечами. Мэйкон не следил за сюжетом. Маленькими размеренными глотками он прихлебывал молоко, представляя, как кальций проникает в кости. Где-то писали, что кальций излечивает бессонницу. Мэйкон рассеянно поглаживал кошку, неведомо как очутившуюся на его коленях. Казалось, это вальяжное серое существо сотворено из материи невероятной плотности, отчего голым ляжкам было очень жарко. А пес обычно устраивался на хозяйские ступни. «Вот и остались мы втроем, мои верные друзья», — приговаривал Мэйкон. От кошки на коленях оставался влажный след, похожий на запятую.
Потом Мэйкон сгонял с себя зверье и выключал телевизор. Относил стакан в раковину с хлорным раствором. Взбирался по лестнице. В окно спальни смотрел на черные ветки, корябавшие ночное пурпурное небо, на дощатую обшивку домов, белевшую в темноте, и выглядывал случайный огонек. Он всегда радовался, если удавалось отыскать непогашенное окно. Значит, еще кому-то не спится, думал Мэйкон. Иные варианты, вроде вечеринки или задушевной беседы старых друзей, он не рассматривал. Хотелось верить, что еще у кого-то сна ни в одном глазу, что еще кто-то борется со своими мыслями. От этого было гораздо легче. Мэйкон забирался в постель. Укладывался. Закрывал глаза и без всяких усилий проваливался в сон.
Глава третья
Сара позвонила Мэйкону и спросила, можно ли забрать темно-синий ковер из столовой.
— Темно-синий ковер, — повторил Мэйкон (он тянул время).
— Я бы не просила, но все равно он тебе никогда не нравился. Ты говорил, неправильно стелить ковер там, где люди едят.
Да, он это говорил. Мол, сборщик крошек. Антисанитария.
Тогда почему вдруг так жалко расстаться с ковром?
— Мэйкон, алло.
— Да, я слушаю.
— Так ты не против, если я его заберу?
— Наверное, нет.
— Вот и славно. У меня в квартире голые полы, ты не представляешь, как…
Она приедет за ковром, он пригласит ее зайти. Предложит хересу. Со стаканами в руках они сядут на кушетку, и он спросит: «Ты скучала по мне?» Нет, он скажет: «Я скучал по тебе, Сара».
Она ответит…
— Если тебе удобно, я загляну в субботу утром, — сказала Сара.
Но никто не пьет херес с утра.
И потом, Мэйкона вообще не будет дома.
— Завтра днем я уезжаю в Англию, — сказал он.
— О, опять в Англию?
— Можешь приехать сегодня вечером.
— Нет, у меня машина в ремонте.
— А что случилось?
— Ну, я ехала и… Знаешь, слева на панели есть такой красненький огонек?
— Ты про датчик масла?
— Ну да, и я подумала, что если останавливаться и смотреть, что да как, то опоздаю к дантисту, а машина вроде едет нормально….
— Погоди. Сигнал загорелся, так? Но ты продолжала ехать?
— Да вроде ничего не шумело, все было как обычно, и я решила…
— Господи ты боже мой!
— А что такого страшного?
— Вероятно, ты запорола двигатель.
— К твоему сведению, ничего я не запорола. Просто нужна совсем маленькая починка, но, к несчастью, это займет несколько дней. Ладно, ничего. Ключ от дома у меня есть, я сама заеду в субботу.
— Я могу привезти тебе ковер.
— Это терпит до субботы.
— Заодно посмотрел бы твою квартиру. Я же ее не видел.
— Нет, она еще не готова.
— Неважно.
— У меня кавардак. Ничего не разобрано.
— Как это — не разобрано? Ты уже больше месяца там живешь.
— Не все так потрясающе организованны, как ты, Мэйкон.
— Не нужно никакой организованности, чтобы…
— Иногда целый день я валяюсь в халате.
Мэйкон промолчал.
— Надо было соглашаться на эту работу в летней школе, — сказала Сара. — Чтобы жизнь обрела хоть какие-то очертания. Утром открываю глаза и думаю: а зачем вставать?
— Я тоже, — откликнулся Мэйкон.
— Зачем есть? Зачем дышать?
— И со мной так, милая.
— Как ты думаешь, тот человек что-нибудь понял? Я хочу поехать к нему в тюрьму. Сяду напротив него и через решетку, стекло или что там у них скажу: «Посмотри на меня. Посмотри. Посмотри, что ты натворил. Ты убил не только тех, в кого стрелял, ты убил и других. И твое злодеяние продолжается, оно бесконечно. Ты убил не только моего сына, ты убил меня, ты убил моего мужа. Я к тому, что у меня даже нет сил повесить шторы. Понимаешь, что ты сделал?» И когда я удостоверюсь, что он все понял, действительно понял и ужаснулся, я достану из сумки пистолет и выстрелю ему меж глаз.
— Перестань, дорогая…
— Думаешь, это бредни, да? Но я вправду ощущаю в руке отдачу после выстрела. Я никогда не стреляла из пистолета… господи, я его даже не видела никогда. Странно, да? А вот Итан видел, он такое изведал, о чем мы с тобой понятия не имеем. Но иногда я вытягиваю руку со вскинутым большим пальцем, как делают мальчишки, играющие в ковбоев, дергаю воображаемую собачку и понимаю, что это было бы несказанное удовольствие.
— Сара, такие разговоры вредны.
— Да ну? А какие полезны?
— Я хочу сказать, если ты поддашься злобе, она тебя… сожрет. Ты сгоришь. Это непродуктивно.
— Ну конечно! Боже мой, зачем тратить время на всякую непродуктивность.
Мэйкон потер лоб.
— Сара, я просо понимаю, что нам нельзя допускать такие мысли.
— Легко тебе говорить.
— Нет, совсем не легко, черт подери…
— А ты захлопни дверь, Мэйкон. И уйди. Притворись, что ничего не было. Мало ли дел, разложи гаечные ключи по номерам — от большого к маленькому, а не наоборот, это очень забавно.
— Сара, черт тебя возьми…
— Не смей меня чертыхать, Мэйкон Лири!
Помолчали.
— Ладно, — сказал Мэйкон.
— Ну вот и хорошо, — отозвалась Сара.
— Значит, ты заглянешь, пока я в отъезде.
— Если это удобно.
— Да, вполне. — Мэйкон повесил трубку.
На душе был неприятный осадок, словно он впускал в дом чужака, который мог еще что-то забрать, кроме ковра из столовой.
Для поездки в Англию Мэйкон выбрал свой самый удобный костюм. Одного костюма вполне достаточно, наставлял он в путеводителе, если с собой прихватить пятновыводитель в компактной упаковке (ему были известны все товары, выпускавшиеся в компактной упаковке, от дезодоранта до обувного крема). Неброский серый цвет предпочтительнее. На сером грязь незаметна, и такой костюм сгодится для непредвиденных похорон и прочих официальных мероприятий. Вместе с тем он не слишком мрачен и как повседневный наряд.
Мэйкон уложил в сумку минимум белья и бритвенный набор. Экземпляр своего последнего путеводителя по Англии. Книгу — почитать в самолете.
Путешествуйте только с ручной кладью. Багаж — лишняя морока. Моющие средства в компактной упаковке избавят вас от лап зарубежных прачечных.
Закончив сборы, он присел на кушетку передохнуть. Даже не столько передохнуть, сколько собраться с духом — так купальщик делает несколько глубоких вдохов перед нырком в воду.
Мебель — сплошь прямые линии и закругления, ласкающие глаз. В солнечном луче пляшут пылинки. До чего же дома хорошо! Если б не отъезд, приготовил бы себе растворимый кофе. Ложку положил бы в раковину и прихлебывал из кружки, а кошка выписывала бы зигзаги у его ног. Потом, наверное, проверил бы почту. Сейчас все эти действия казались приятными и милыми сердцу. И он еще жаловался на скуку? Дома все устроено, ни о чем не задумываешься. А в поездках всякая мелочь требует усилий и принятия решения.
Через два часа рейс, пора выходить. До аэропорта всего полчаса езды, но Мэйкон ненавидел спешку. На прощанье он обошел дом, задержавшись в нижней уборной — последней, на его взгляд, подобающей уборной, какую он не увидит всю ближайшую неделю. Свистнул собаку. Взял сумку и вышел на улицу. Жара саданула точно обухом.
