Только после этого, пригибаясь к самой земле, девушка покинула своё укрытие. Она держала нож наготове, сунув лезвие в рукав, чтобы её невзначай не выдал блеск клинка. Она подкрадывалась к спящему мужчине, стремясь остаться незаметной, двигаясь тихо и скрытно, словно лесной хищник: иначе говоря, двигаясь так, как учил её священник с тех пор, как ей исполнилось шесть. Мужчина лежал на спине, голова повёрнута набок, шея беззащитна. Убить его ничего не стоило, однако задача заключалась в ином. «Меч, — снова и снова повторял ей священник. — Сперва меч, а уж потом все остальное, в том числе и его смерть».

Она перехватила нож поудобнее, крепко сжав рукоять. «У большинства людей легко развязывается язык, когда они чувствуют у горла нож, — говорил священник. — Может быть, Отец Мира, всевидящий и всезнающий в любви Своей, направит твой клинок».

Она бросилась на спящего. Нож был нацелен прямо в подставленное горло…

Воздух с хрипом покинул лёгкие в тот момент, когда в грудь девушки ударило что-то тяжёлое. «Его сапог!» — в отчаянии поняла она. Пинок верзилы настиг подпрыгнувшую девушку в воздухе, отбросив на добрых десять футов. Она сразу же вскочила на ноги и ткнула ножом туда, где, как ей казалось, должен находиться обидчик… Но лезвие пронзило пустоту. Оказалось, он уже стоял у тиса. Выражение его лица вызвало у неё приступ ярости: он, видите ли, забавлялся.

Зарычав, она кинулась вперёд — мигом позабыв все поучения, которые долгие годы пытались вбить в неё с помощью розог. Ложный выпад влево, прыжок, нож направлен в плечо… Клинок снова встретил пустоту. Оступившись, она потеряла равновесие в самый ответственный момент атаки, затем резко развернулась и увидела мужчину, с ухмылкой стоящего совсем рядом.

Снова выпад, нож описал сложную кривую с множеством уколов и замахов, головокружительно быстрые удары рук и ног — но ни один из них так и не достиг цели.

Она заставила себя остановиться и перевести дыхание, пытаясь подавить гнев и ненависть. В голове всплыли слова священника: «Если атака провалилась, уйди в тень и поищи другую возможность. Терпеливым воздаётся от Отца Мира». Девушка бросила на противника полный ярости взгляд и повернулась, собираясь раствориться в темноте…

— У тебя глаза твоего отца.

«Уходи!» — закричал голос священника в её голове. Она остановилась и медленно оглянулась. Выражение лица мужчины изменилось: веселье превратилось в сожаление.

— Где клинок моего отца? — спросила она. — Отвечай, Тёмный Меч!

— Надо же, «Тёмный Меч». Много лет никто меня так не называл, — сказал он, вернулся к кострищу, подбросил туда новых веток и развёл огонь, выбив искру.

Девушка хотела отправиться обратно в лес, но почему-то пошла следом за ним. Она чувствовала разочарование и ненависть к себе. «Трусиха! Слабачка!»

— Если хочешь, оставайся, — предложил Тёмный Меч. — Ну, или иди, куда шла.

Та глубоко вздохнула, спрятала нож и села с противоположной стороны разгорающегося костра.

— Тебя спасла Тьма, — обвиняюще произнесла она. — Твоя нечестивая магия поганит любовь Отца.

Он даже крякнул от удивления, продолжая подбрасывать ветки в огонь.

— У тебя на подошвах пыль из Варнсклейва, а пыль этого города пахнет особым образом. Тебе следовало держаться подветренной стороны.

Ругнувшись про себя, она покосилась на свои сапоги, борясь с желанием немедленно их вымыть.

— Все равно без Тёмного взгляда тут не обошлось. Иначе откуда бы тебе знать о моём отце?

— Я же сказал, у тебя — его глаза. — Мужчина потянулся за кожаным мешком и бросил его поверх костра девушке. — Возьми, вид у тебя голодный.

В мешке обнаружились вяленая говядина и несколько овсяных лепёшек. Несмотря на бурчание в животе, она проигнорировала еду.

— Действительно, кому и знать, как не тебе, — сказала она. — Ведь это ты его убил.

— Вообще-то нет, не я. Что же до того, кто это сделал… — Он запнулся и помрачнел. — Короче говоря, этот человек тоже мёртв.

— Но нападением на святую обитель руководил ты…

— Хентес Мустор был сумасшедшим фанатиком и отцеубийцей, ввергнувшим Королевство в бессмысленную бойню.

— Истинный Меч покарал своего отца за предательство, он стремился освободить нас от вашего еретического владычества. Всё, что он делал, он делал во славу Отца Мира…

— Да ну? Это он сам тебе так сказал?

Девушка промолчала, опустив голову, чтобы скрыть гнев. Отец ничего ей не говорил, она его даже не видела никогда, и Тёмному Мечу, кстати, это было прекрасно известно.

— Просто ответь мне, где клинок моего отца, — хрипло произнесла она. — Меч мой по праву.

— Значит, это и есть твоё испытание? Фанатичный поиск ярда отточенной стали? — Он наклонился к стволу тиса, поднял обёрнутый холстиной свёрток и протянул ей. — Если хочешь, возьми этот. Во всяком случае, он выкован лучше, чем меч твоего отца.

— Клинок Истинного Меча — святая реликвия, описанная в Одиннадцатикнижии, благословлённая Отцом Мира, чтобы объединить Возлюбленных и положить предел еретическому владычеству.

Мужчина снова развеселился.

— По правде говоря, это обыкновенный меч ренфаэльского образца, какие носят дружинники или обнищавшие рыцари. На рукояти нет ни золота, ни драгоценных камней, которые могли бы придать ему хоть какую-то ценность.

Не обращая внимания на презрение в его голосе, девушка продолжала настаивать на своём:

— Ты же был там, когда меч извлекли из тела моего замученного отца. Если не скажешь, где клинок, лучше тебе меня убить. Иначе, клянусь Отцом, я превращу остаток твоих дней в кошмар, Тёмный Меч!

— Ваэлин, — сказал он, кладя свёрток на прежнее место.

— Что?

— Это моё имя. Как думаешь, сможешь называть меня так? Или предпочитаешь что-нибудь более официальное? Тогда — лорд Аль-Сорна.

— Я полагала, это имя Брата.

— Уже нет.

Девушка дёрнулась от неожиданности. «Он ушёл из ордена?» Да нет, ерунда! Наверняка какая-то уловка.

— Как ты напала на мой след?

— Ваше судно заходило в порт Южной башни. Человек, которого все так ненавидят, не может надеяться остаться неузнанным. Среди Возлюбленных сведения распространяются быстро.

— Ага, значит, в своих великих дерзаньях ты не одинока?

Она прикусила язык. «Бесполезная сучка! Почему бы тебе не разболтать ему всё до конца, а?» Девушка встала, чтобы уйти, и бросила на ходу:

— Учти, это ещё не конец.

— Я знаю, где меч.

Чуть не споткнувшись от неожиданности, она оглянулась через плечо. Его лицо было совершенно серьёзным.

— Так скажи мне.

— Скажу, но при одном условии.

Она скрестила руки на груди, губы презрительно искривились.

— Ишь ты! Великий Ваэлин Аль-Сорна возжелал женской плоти, словно обыкновенный мужик?

— Ничего подобного. Как ты сама сказала, мне трудно остаться неузнанным. Значит, нужна какая-то маскировка.

— Маскировка?

— Да. Моей маскировкой станешь ты. Мы будем путешествовать вместе, словно… — Он на мгновенье задумался. — Словно брат и сестра.

Путешествовать вместе с ним? От одной мысли ей сделалось тошно. Но меч… «Меч стоит того. Может быть, Отец простит меня».

— Куда мы пойдём?

— В Варинсхолд.

— До него же дней двадцать пути.

— Даже больше, и по дороге мне придётся сделать остановку.

— Когда мы доберёмся до Варинсхолда, ты скажешь мне, где меч?

— Даю слово.

Она вернулась и села.

— Я согласна, — произнесла она, не глядя на мужчину. В этот момент она ненавидела себя за то, что так легко позволила взять над собой власть.

— Тогда тебе лучше поспать. — Он откинулся на спину, укрываясь плащом. — Ах да! Как мне тебя называть?

«Как называть? Он спросил не „Как твоё имя?“, а „Как мне тебя называть?“. То есть он уверен, что я солгу. Что же, придётся его разочаровать. Пусть знает имя той, которая его убьёт».

— Рива, — ответила девушка. «Меня назвали в честь матери».

* * *

Её разбудил топот: Аль-Сорна затаптывал кострище.

— Тебе надо поесть. — Он кивнул на мешок. — Сегодня нам предстоит пройти много миль.

Рива съела пару лепёшек, запила водой из фляжки. Голод был её старым знакомцем: не проходило и дня, чтобы ей все время не хотелось есть. «Истинных Возлюбленных питает любовь Отца», — заявил однажды священник, в первый раз оставляя её ночевать на улице в холоде и одиночестве.

Солнце ещё не выползло из-за верхушек деревьев, когда они отправились в путь. Аль-Сорна размашисто и ровно зашагал вперёд, за ним непросто было поспевать.

— Почему ты не купил коня в Варнсклейве? Я думала, благородные передвигаются только верхом.

— Моих денег едва хватит на еду, — ответил Ваэлин. — Кроме того, пеший привлекает меньше внимания, чем конный.

Риву удивляло, что он так стремится остаться незаметным, находясь среди своих. В Варнсклейве ему достаточно было бы назвать себя, и они завалили бы его золотом, распахнули бы перед ним двери конюшен, дали бы любого коня. Вместо этого Аль-Сорна опускал взгляд и поглубже натягивал капюшон всякий раз, когда мимо проезжала телега. Значит, решила девушка, вряд ли он вернулся сюда с добрыми намерениями.