— Нет, злоупотребляешь. Ты положил на мой счет двадцать четыре тысячи долларов против моей воли.

Он поджимает губы.

— Я уже объяснял тебе. Эти деньги Тейлор выручил за твой автомобиль. Да, согласен, трудно в это поверить, но факт остается фактом.

— Но ведь «Ауди»…

— Анастейша, ты хоть приблизительно представляешь, сколько я зарабатываю?

Я густо краснею.

— Зачем это мне? Кристиан, меня не интересует состояние твоего банковского счета.

Его взгляд теплеет.

— Я знаю. Это одна из твоих черт, которые я люблю.

Я с испугом гляжу на него. Неужели он что-то любит во мне?

— Анастейша, я зарабатываю в час приблизительно сто тысяч долларов.

У меня отвисает челюсть — сама собой. Это же немыслимые деньги!

— Двадцать четыре тысячи долларов для меня — так, тьфу… Машина, книги, наряды — все это мелочи. — Он словно уговаривает меня.

Я гляжу на него. Он действительно не понимает, чем я недовольна. Вот чудак!

— Как бы ты себя чувствовал на моем месте, если бы на тебя обрушились такие щедроты?

Он смотрит на меня с недоумением. Вот она, его проблема, — неспособность понять других. Мы погружаемся в молчание.

Наконец, он пожимает плечами и отвечает с искренним недоумением:

— Не знаю.

У меня сжимается сердце. Да, основная проблема Кристиана — неспособность сопереживать. Он не может поставить себя на мое место. Что ж, теперь я это вижу.

— Не очень приятное чувство. Да, ты великодушный и щедрый, но мне от этого некомфортно. Я несколько раз тебе об этом говорила.

Он вздыхает.

— Анастейша, я готов подарить тебе весь мир.

— Мне нужен только ты сам, Кристиан. Без всяких доплат и добавок.

— Они входят в сделку, как часть меня самого.

Нет, так мы ни о чем не договоримся.

— Мы будем когда-нибудь есть? — спрашиваю я. Напряжение, возникающее между нами, забирает у меня силы.

— Да, конечно, — хмурится он.

— Я что-нибудь приготовлю, ладно?

— Валяй. В холодильнике много продуктов.

— Миссис Джонс уходит на выходные? И ты питаешься в эти дни нарезкой?

— Нет.

— А как?

Он вздыхает.

— Мне готовят мои сабы.

— А, ну конечно. — Я краснею от досады. Разве можно быть такой дурой? И с любезной улыбкой спрашиваю: — Что сэр желает?

— Все, что мадам сумеет найти, — мрачно отвечает он.

Ознакомившись с содержимым холодильника (оно меня впечатлило, есть даже холодный отварной картофель), я останавливаюсь на испанском омлете. Готовится быстро и просто. Кристиан все еще сидит в кабинете — несомненно, вторгается в частную жизнь какой-нибудь бедной ничего не подозревающей дурочки и суммирует информацию. Неприятная мысль оставляет во рту горький привкус. Мои мысли лихорадочно мечутся. Он действительно не знает никаких границ.

Я всегда готовлю еду под музыку, и тем более мне она нужна сейчас, чтобы не ощущать себя сабой! Я иду к камину, где стоит док-станция, и беру айпод Кристиана. При этом готова поспорить, что в его плей-листе много мелодий, выбранных Лейлой. Меня жуть берет при одной лишь мысли об этом.

Интересно, где же она? И чего ей нужно?..

Я содрогаюсь при мысли о ней. Ну и наследство мне досталось!

Просматриваю обширное музыкальное меню. Хочется чего-нибудь бодрящего. Хм-м, Бейонсе, едва ли она во вкусе Кристиана. «Crazy in Love». О! Годится. Закольцовываю и прибавляю громкость.

Пританцовывая, возвращаюсь на кухню, беру миску, открываю холодильник и вынимаю яйца. Разбиваю их и принимаюсь взбивать, не прерывая танца.

Еще раз заглядываю в холодильник, достаю картошку, окорок и — о да! — горошек из морозилки. Отлично! Ставлю на плиту сковородку, лью немножко оливкового масла и снова взбиваю яйца.

Неспособность сопереживать, размышляю я, типична только для Кристиана? Может, все мужики такие, причем по вине женщин? Те сбивают их с толку? Я просто не знаю. Возможно, это знают все, кроме меня.

Жалко, что Кейт уехала; она бы мне точно все разъяснила. Она еще долго пробудет на Барбадосе и вернется только в конце недели. Из-за Элиота. Интересно, сохранилось ли у них и до сих пор то самое желание с первого взгляда?

«Одна из твоих черт, которые я люблю…»

Я замираю, забыв про омлет. Он так сказал. Значит ли это, что он любит и другие мои качества? Я улыбаюсь в первый раз после того, как увидела миссис Робинсон, — искренне, от души, от уха до уха.

Кристиан обнимает меня. От неожиданности я вздрагиваю.

— Интересный выбор музыки, — мурлычет он и целует в шею. — Как приятно пахнут твои волосы.


Он утыкается в них носом и глубоко вдыхает их запах.

Желание скручивает мой живот. Ну уж нет! Я вырываюсь из его рук.

— Я сержусь на тебя.

Он хмурится.

— Долго еще будешь злиться? — спрашивает он, запуская пятерню в свою шевелюру.

Я пожимаю плечами.

— По крайней мере, пока не поем.

На его губах появляется намек на улыбку. Он берет пульт и выключает музыку.

— Эта запись есть на твоем айподе? — спрашиваю я.

Он качает головой, его лицо мрачнеет, и я понимаю, что это была она — Девушка-призрак.

— Тебе не кажется, что она пыталась тебе что-то сказать?

— Что ж, возможно, если подумать, — спокойно соглашается он.

Что и требовалось доказать. Никакого дара сочувствия. Мое подсознание неодобрительно цокает языком.

— Почему ты не удалил эту песню?

— Мне она нравится. Но я удалю, если она как-то задевает твои чувства.

— Нет, все нормально. Я люблю готовить под музыку.

— Что еще тебе поставить?

— Сделай мне сюрприз.

Он направляется к док-станции, а я снова взбиваю омлет венчиком.

Вскоре зал наполняет божественно нежный и задушевный голос Нины Симоне. Это любимая песня Рэя «I Put а Spell on You».

Я вспыхиваю и, раскрыв рот, поворачиваюсь к Кристиану. Что он пытается мне сказать? Ведь он уже давно околдовал меня. О господи… его взгляд изменился, сделался острым, глаза потемнели.

Я завороженно смотрю, как он движется ко мне под медленный ритм музыки — плавно, словно хищник. Он босой, в джинсах и незаправленной белой рубашке. Красив как бог.

Нина поет «ты мой», и Кристиан протягивает ко мне руки; его намерения ясны.

— Кристиан, пожалуйста, — шепчу я, сжимая в руке венчик.

— Что?

— Не делай этого.

— Чего?

— Этого.

Он стоит передо мной и смотрит сверху вниз.

— Ты уверена? — тихо спрашивает он, отбирает у меня венчик и кладет в миску с яичной массой.

Мое сердце бешено стучит. Я не хочу — нет, хочу — я страшно хочу. Он такой ужасный — и такой желанный, такой горячий. Я с трудом отрываю взгляд от его колдовских глаз.

— Я хочу тебя, Анастейша, — мурлычет он. — Я люблю и ненавижу, и я люблю спорить с тобой. Все это совсем ново. Мне надо знать, что у нас все в порядке. Убедиться в этом я могу лишь одним способом.

— Мои чувства к тебе не изменились, — шепчу я.

Его близость завораживает, пьянит. Знакомое притяжение — все мои синапсы направляют меня к любимому мужчине, моя внутренняя богиня бушует. Я гляжу на треугольничек волос в распахнутом вороте рубашки и прикусываю губу, противясь своему желанию — попробовать их на вкус.

Он совсем близко, но не касается меня. Его тепло согревает мою кожу.

— Я не дотронусь до тебя, пока ты не скажешь «да», — тихо говорит он. — Но сейчас, после дрянного утра, мне хочется соединиться с тобой и забыть обо всем, кроме нас.

О господи! Нас… Магическая комбинация, маленькое, всемогущее местоимение, которое скрепляет союз. Я поднимаю голову и смотрю на его прекрасное и серьезное лицо.

— Я хочу дотронуться до твоего лица, — еле слышно говорю я и вижу мелькнувшее в его глазах удивление, потом согласие.

Подняв руку, я глажу его по щеке, пробегаю пальцами по щетине. Он закрывает глаза и тихо наклоняет голову навстречу моим прикосновениям.

Потом он медленно наклоняется ко мне, а я машинально тянусь к его губам…

— Да или нет, Анастейша? — бормочет он.

— Да.

Его губы нежно соединяются с моими и тут же яростно впиваются в них. Ладонь ползет по моей спине, пальцы погружаются в волосы на моем затылке, щекочут его. Другая ладонь обхватывает мои ягодицы, прижимает мои бедра к нему. У меня вырывается негромкий стон.

— Мистер Грей, — раздается голос Тейлора, и Кристиан немедленно отпускает меня.

— Тейлор, — говорит он ледяным тоном.

Я поворачиваюсь и вижу на пороге зала смущенного Тейлора. Кристиан и Тейлор глядят друг на друга, разговаривая без слов.

— В кабинет, — отрывисто говорит Кристиан, и Тейлор быстро идет через зал.

— Сеанс откладывается, но билеты действительны, — шепчет мне Кристиан и выходит следом за Тейлором.

Я перевожу дыхание, пытаясь успокоиться. Я одновременно и смущена, и благодарна Тейлору за вмешательство. Неужели я ни минуты не могу противостоять Кристиану? Недовольная собой, я качаю головой.

Интересно, что заставило Тейлора прервать наше уединение? И что он видел? Впрочем, мне не хочется об этом думать. Ланч. Я буду готовить ланч. Нарезаю картошку. Что нужно Тейлору? Мои мысли бешено скачут — может, что-то известно о Лейле?

Через десять минут они появляются. Омлет как раз готов. У Кристиана озабоченный вид.

— В десять я дам им инструкции, — говорит он Тейлору.

— Мы будем готовы, — отвечает Тейлор и выходит.

Я достаю две подогретые тарелки и ставлю на кухонный островок.

— Будешь?

— Да, пожалуйста. — Кристиан примостился на барный стул. Он внимательно глядит на меня.

— Проблема?

— Нет.

Я хмурю брови. Он не хочет мне говорить. Я раскладываю омлет и сажусь рядом с Кристианом, смирившись с тем, что останусь в неведении.

— Вкусно, — хвалит Кристиан, попробовав кусочек. — Хочешь вина?

— Нет, благодарю.


Мне нужна ясная голова, когда я рядом с тобой, Грей…

Омлет удался, хоть я и не очень голодная. Но я ем, зная, что иначе Кристиан начнет ворчать. Потом Кристиан прерывает наше угрюмое молчание и включает классику, которую я уже слышала когда-то.

— Что это? — спрашиваю я.

— Жозеф Кантелуб, «Песни Оверни». Эта называется «Байлеро».

— Красивая вещица. На каком языке?

— Это старофранцузский, вернее, окситанский.

— Ты ведь говоришь по-французски. Ты понимаешь слова песни? — Мне вспомнился безупречный французский Кристиана на обеде у его родителей.

— Только отдельные слова. — Кристиан улыбается, заметно успокоившись. — У моей матери была мантра: «музыкальный инструмент, иностранный язык, боевое искусство». Элиот говорит по-испански; мы с Миа — по-французски. Элиот играет на гитаре, я — на фортепиано, а Миа — на виолончели.

— Ого! А боевые искусства?

— Элиот владеет дзюдо. Миа в двенадцать лет взбунтовалась и не стала ходить на занятия. — Он улыбнулся при этом воспоминании.

— Жаль, что моя мать не занималась мной.

— Доктор Грейс превращается в беспощадное чудовище, когда речь идет о воспитании и обучении ее детей.

— Вероятно, она гордится тобой. Я бы гордилась на ее месте.

По лицу Кристиана пробежала тень, и он мгновенно помрачнел. Он настороженно поглядывает на меня, словно очутился на неизведанной территории.

— Ты уже решила, что наденешь сегодня вечером? Или мне поехать и выбрать что-нибудь для тебя? — внезапно резко говорит он.

Эге! Кажется, он сердится. Почему?.. Что я такого сказала?..

— Хм-м, еще нет. Ты выбирал все эти платья?

— Нет, Анастейша, не я. Просто я дал список нужных вещей и твой размер продавцу из «Нейман Маркус». Платья должны тебе подойти. И вот еще что: на этот вечер и на несколько следующих дней я нанял дополнительного секьюрити. По-моему, это разумная предосторожность, ведь где-то рядом бродит непредсказуемая Лейла. Я не хочу, чтобы ты выходила из дома без охраны. Договорились?

Я удивленно гляжу на него.

— Договорились. — Что произошло с напористым Греем?

— Хорошо. Я дам им инструкции. Это недолго.

— Они здесь?

— Да.

Где же?

Кристиан берет свою тарелку и кладет в раковину. Потом выходит. Что тут происходит, елки-палки? В его теле словно уживаются несколько разных людей. Не симптом ли это шизофрении? Надо посмотреть в Гугле.

Я очищаю свою тарелку, быстро мою и возвращаюсь в спальню, прихватив досье на Анастейшу Роуз Стил. Захожу в шкаф-купе и достаю три длинных вечерних платья. Ну и какое из них выбрать?


Я ложусь поперек кровати, гляжу на свои «мак», айпад и «блэкберри» и балдею от этих чудес технологии. Переписываю плей-лист Кристиана с айпада на «мак», затем выхожу в Гугл, чтобы пошарить по Сети.

Входит Кристиан.

— Чем занимаешься? — ласково интересуется он.

Я в легкой панике прикидываю, можно ли показать ему сайт, который я открыла, — «Диссоциативное расстройство идентичности: Симптомы».

Он ложится рядом и с насмешкой смотрит на сайт.

— Чего ты сюда залезла?

Ворчливый Кристиан исчез — вернулся веселый Кристиан. Как мне к этому приспособиться?

— Интересуюсь. Сложной личностью.

Я изо всех сил сохраняю невозмутимость.

Его губы кривятся в сдержанной усмешке.

— Сложной личностью?

— Это мой собственный излюбленный проект.

— А теперь твой проект распространяется на меня? В качестве побочной линии. Что-то вроде научного эксперимента. А я-то рассчитывал оказаться в центре внимания. Мисс Стил, вы меня обижаете.

— Почему ты решил, что это касается тебя?

— Случайная догадка.

— Верно, ты единственный чокнутый тип, постоянно меняющийся и помешанный на диктаторстве, с которым я знакома очень близко.

— Я-то думал, что я вообще единственный, с кем ты знакома очень близко.

Я краснею.

— Да. Верно.

— Ты уже пришла к каким-то выводам?

Я поворачиваюсь и гляжу на него. Он лежит на боку, положив голову на локоть; лицо ласковое и удивленное.

— По-моему, тебе нужна интенсивная терапия.

Он протягивает руку и, бережно взяв прядь моих волос, заправляет ее за ухо.

— А по-моему, мне нужна ты. Вот, бери. — Он вручает мне тюбик губной помады.

Я хмуро разглядываю помаду. Она пронзительно-красная, совсем не мой цвет.

— Ты хочешь, чтобы я так ярко красила губы?

Он смеется.

— Нет, Анастейша, не хочу. Я вовсе не уверен, что это твой цвет, — сухо добавляет он.

Он садится по-турецки и стягивает через голову рубашку. О господи…

— Мне нравится твоя идея дорожной карты, — сообщает он.

Я хлопаю ресницами, ничего не понимая. Какая еще дорожная карта?

— Запретные зоны, — поясняет он.

— Ой, я шутила!

— А я не шучу.

— Ты хочешь, чтобы я нарисовала их на тебе? Помадой?

— Она смывается. Со временем.

Это означает, что я смогу беспрепятственно дотрагиваться до него. Я даже заулыбалась от удивления.

— А если взять что-нибудь более стойкое, например, маркером?

— Могу сделать татуировку. — В его глазах светится юмор.

Кристиан Грей с татуировкой? Портить его прекрасное тело, когда на нем и так уже есть отметины? Нет уж!

— Только не тату! — Я смеюсь, чтобы спрятать свой ужас.

— Тогда помада, — усмехается он.

Закрываю «мак» и отодвигаю его в сторону. Пожалуй, это будет забавно.

— Иди сюда. — Он тянет ко мне руки. — Садись на меня.

Он лежит на спине, но ноги у него согнуты в коленях.

— Обопрись спиной о мои колени.

Я сбрасываю шлепанцы и сажусь на него верхом. Он смотрит на меня широко раскрытыми испуганными глазами. Но ему тоже интересно.

— По-моему, ты с энтузиазмом отнеслась к моему предложению, — ехидничает он.

— Я всегда отношусь положительно к новой информации, мистер Грей, а еще вы успокоитесь, потому что я буду точно знать, где проходят твердые границы допустимого.

Он качает головой, словно и сам пока не верит, что сейчас позволит мне разрисовать все свое тело.

— Открой помаду, — велит он.

Ох, теперь вместо веселого Кристиана я вижу перед собой босса. Но мне плевать.

— Дай руку.

Я протягиваю ему свободную руку.

— Нет, руку с помадой. — Он закатывает глаза.

— Ты от досады закатил глаза?

— Угу.

— Очень грубо, мистер Грей. Я знаю людей, которые впадают в бешенство, когда кто-то при них закатывает глаза.

— И ты тоже? — спрашивает он с иронией.

Я протягиваю ему руку с помадой. Внезапно он садится, и мы оказываемся нос к носу.

— Готова? — Его голос похож на нежное мурлыканье, и внутри меня все сладко сжимается. Ох!

— Да, — шепчу я.

Его близость волнует кровь, запах Кристиана смешивается с запахом моего лосьона. Он направляет мою руку к изгибу своего плеча.

— Нажимай, — на выдохе говорит он (у меня сразу становится сухо во рту) и ведет мою руку вниз, от плеча, вокруг подмышки и вниз по стороне грудной клетки.


Красная помада оставляет широкую и яркую полосу. Он останавливается внизу грудной клетки и направляет меня поперек живота. Он напрягается и глядит, казалось бы, бесстрастно, в мои глаза, но за этой бесстрастностью я чувствую его напряженность.

Свое нежелание он держит под строгим контролем; я вижу, как он стиснул зубы и щурит глаза. На середине живота он бормочет:

— И кверху по другой стороне, — и после этого отпускает мою руку.

Я зеркально повторяю линию, которую провела по его левому боку. Он мне доверяет. Эта мысль наполняет меня ликованием, но радость умаляется тем, что теперь я могу пересчитать его боль. На его груди я вижу семь маленьких шрамов, белых и круглых. Мучительно больно мне видеть это ужасное, злое надругательство над его прекрасным телом. Какой негодяй мог причинить такую боль ребенку?

— Все, готово, — шепчу я, сдерживая мои эмоции.

— Нет, еще здесь, — отвечает он и своим длинным указательным пальцем проводит линию у основания шеи.


Следом за ним я провожу там красную черту. Закончив, заглядываю в серую глубину его глаз.

— Теперь спину. — Он шевелится, я слезаю с него, и он поворачивается спиной ко мне. — Проведи линию поперек спины, — говорит он тихо и хрипло.

Я делаю, как велено, и красная линия пересекает его спину. Одновременно я считаю его шрамы на спине. Их девять.

Какой ужас! Невероятными усилиями я перебарываю желание поцеловать каждый шрамик и сдерживаю слезы, льющиеся из моих глаз. Кто способен на такое издевательство над маленьким ребенком, какой мерзавец? Голова Кристиана опущена, мышцы напряжены, когда я замыкаю круг на его теле.

— Вокруг шеи тоже? — шепчу я.

Он кивает, и я продолжаю линию шеи, чуть ниже границы волос.

— Готово, — сообщаю я.

Он выглядит так, словно надел странную жилетку телесного цвета с ярко-красной отделкой.

Кристиан расслабляет плечи и медленно поворачивается лицом ко мне.

— Таковы границы, — спокойно сообщает он. Его глаза потемнели, зрачки расширились. От страха? От желания? Мне хочется прижаться к нему, но я сдерживаюсь и с удивлением смотрю на него.

— Они меня устраивают. Но прямо сейчас я хочу наброситься на тебя.

Он лукаво ухмыляется и протягивает ко мне руки — в знак согласия.

— Ну, мисс Стил, я весь в вашем распоряжении.

Я восторженно визжу, как ребенок, бросаюсь в его объятья, опрокидываю. Он барахтается, хохочет, испытывая облегчение, что весь напряг позади. В итоге я оказываюсь под ним.

— Итак, билеты на отложенный сеанс действительны, — шепчет он и жадно впивается в мои губы.