Подростки торжественно кричат, увидев приближающийся поезд. Я сглатываю накопившуюся слюну и сжимаю потные ладони в кулаки. На улице прохладно, но я вся горю, хочется обрызгать лицо ледяной водой, упасть в сугробы, которых ещё нет. Хочется прыгнуть в бассейн и лежать на воде. На лбу появляется испарина. Сводит низ живота, и мне приходится признать, что боль в спине и мышцах спасительна: она не дает расслабиться, иначе я упала бы без чувств.

Когда первый парень, старше меня года на два, прыгает с платформы к рельсам, моё сердце останавливается. Я готова кричать от ужаса, но понимаю, что это не поможет ни ему, ни мне. Поезд совсем близко. Теперь я не только его слышу, но и вижу. Люди вокруг, одетые в чёрное, начинают шевелиться. Они подходят ближе к платформе и выкрикивают слова поддержки. Удивительно, что они не кричат: «Поскорее бы тебя сбил поезд!» Потому что всё идёт к этому.

Я прикрываю рукой рот, дрожа как осиновый лист. Так страшно мне было всего один раз: когда я проснулась и поняла, что потеряла целый год. Но тогда паника была моральной, а сейчас я её физически чувствую.

— Боишься? — неожиданно спрашивает меня Шрам и улыбается. — Испытание не из легких.

— Справлюсь как-нибудь и без твоих советов, — огрызаюсь я.

— Я в этом сомневаюсь.

Затем он оставляет меня одну и подходит к толпе.

— Отходим все на шаг назад, — кричит он и, расставив руки, сдвигает подростков ближе к центру. — Этот вокзал в нашем распоряжении, но я не хочу проблем.

Я недоуменно вскидываю бровь и нехотя подхожу к парню.

— Что значит «в нашем распоряжении»?

— Стало интересно?

— Просто ответь, Шрам.

— Этот вокзал не рабочий. Он заброшен, как и парк, в котором мы обычно проводим время.

— Но тогда откуда здесь поезд?

— Я бы сказал, проезжает не поезд, а несколько вагонов. — Он вновь улыбается. — Не волнуйся. Управляет один из наших.

— Значит ли это, что при необходимости он успеет затормозить? — с надеждой спрашиваю я и натыкаюсь на безумный взгляд парня.

— Это абсолютно ничего не значит.

Меня опять тошнит от ужаса.

Я сжимаю пальцы в кулаки и вижу, как парень на рельсах закрывает глаза. Поезд совсем рядом. Я уже отчетливо вижу его силуэт и внутренне начинаю паниковать. Звук всё громче, и кровь вскипает, словно подогретое молоко. Парень нервно нагибается, готовясь отпрыгнуть. Сто метров, девяносто, восемьдесят — люди орут словно дикие. Одна девушка протягивает вперёд руки и кричит, что любит его. Если бы любила, не позволила бы совершать такое. Хотя что я понимаю в любви?

Семьдесят, шестьдесят — я закрываю руками лицо и слышу дикий рёв поезда. Пятьдесят. Поток воздуха откидывает назад мои угольные волосы, и я испуганно отступаю, не решаясь открыть глаза.

Мне хочется плакать, забиться в угол и не выходить.

Но вдруг я улавливаю радостный крик. Мои руки сами опускаются, глаза находят толпу, и я замечаю парня. Он, довольный, стоит рядом со своей девушкой, целует её, обнимает, крутит вокруг себя. Он справился, и он жив.

Я с облегчением выдыхаю и вдруг чувствую чьё-то прикосновение.

— Ты как? — Я поднимаю глаза и вижу Киру. — Всё в порядке?

— Честно?

— Ладно, можешь не отвечать. — Блондинка едва заметно улыбается. Я благодарна ей за то, что она рядом. Кажется, я смогла бы ей довериться. — Ты последняя?

— Да, Карина была шестой, так что…

— Отстой. Придётся посмотреть на все результаты.

— Меня волнуют не цифры. Как понять, когда нужно отступить? Как поймать именно этот момент?

— Чёткой инструкции нет. Просто прислушивайся. В какой-то момент звук перестанет нарастать. Это значит, у тебя доля секунды, или… — Она проводит пальцем по шее и округляет глаза. — Но лучше, конечно, не держаться до этого момента. Слишком большой риск не успеть отпрыгнуть.

— Ясно. Хорошо. Спасибо.

— Прекрати так волноваться, — улыбается Кира. — Наша «стая» собрана для того, чтобы получать удовольствие от жизни и адреналина, вскипающего в крови. Мы здесь для того, чтобы побороть свои страхи, а не стать заиками.

— Но ведь люди умирают… Это не игры!

— Умирают глупые гордецы, которые считают, что способны на большее, хотя не в состоянии даже перепрыгнуть через козла. Ну или те, кто думает, что рождены для нашей «стаи»… Например, такие, как твоя сестра. Их хватает ненадолго, потому что они забывают о своей слабости — смертности. Порой стремление доказать исключительную самость доходит до абсурда. Поэтому я рада, что твоя сестра ушла. Ей бы пришлось трудно.

— Ты отвела её к Лёше? — вспоминаю я.

— Да, и он отвезёт её к вам домой.

— Спасибо.

Оглядываясь, я понимаю, что осталось всего два человека. Когда успели пройти двое?!

Увидев мой озадаченный взгляд, Кира выдыхает:

— Две девушки отказались.

— А так можно?

— Да, но теперь они изгнаны. — Блондинка пожимает плечами. — Не думаю, что им будет просто. Первое время наши парни запугивают тех, кто сдался и убежал.

— Но зачем? — поражаюсь я. — Это их выбор. К чему такая дикость?

— Не знаю. Наверное, ради веселья.

— Ради веселья, — как эхо, повторяю я. — Считаешь нормальным издеваться над тем, кто оказался менее смелым, чем вы?

— Я считаю это абсурдом, — признаётся Кира, но затем искренне улыбается. — Но в чём тогда смысл «стаи», если попасть в неё может кто угодно? Остаются избранные. Это наша собственная версия естественного отбора.

— Вы не боги, чтобы создавать собственную версию.

— Бог тут ни при чём. Кто-то сильный, кто-то нет. Кто-то мудрый, а кто-то не очень.

— Не все сильные! — с вызовом восклицаю я. — Не каждый способен уложить Шрама или парня, который избил меня.

— Умоляю тебя, — усмехается блондинка. — При чём тут кулаки и зубы? Оглянись. Побеждают не безмозглые силачи. Умные не умирают, Лия. Умные управляют нами.

Я делаю так, как просит Кира: оглядываюсь и вдруг понимаю, что она говорит правду. «Стаей» управляет Шрам, но кто сказал, что он самый сильный? В нашей жизни всё чаще побеждают ум или деньги. Здесь нет места бумажным купюрам, поэтому балом правят мозги. Похвально! Правда, утешает мало.

— Объясни мне, что хорошего дают ваши испытания? — спрашиваю я и смотрю на Киру. — Зачем рисковать жизнью? Ведь здесь нет выигрыша, награды. К чему столько усилий, если единственное, что у тебя остаётся, — отеки, гематомы и шрамы?

— Победа над самим собой — главная награда. Мы мыслим не так, как обычные люди, Лия. Неужели ты согласна провести всю жизнь сидя на диване? — Блондинка пожимаем плечами. — Я знаю огромное количество людей, которые ходят в школу, делают уроки, помогают родителям, увлекаются садоводством и посещают дополнительные кружки. Затем они поступают в институт, находят себе мужа или жену, рожают детей, работают, стареют и умирают…

Я недоуменно хмурюсь.

— Как тебе, а? — с сарказмом спрашивает Кира. — Устраивает такая судьба? Ничего интересного и захватывающего.

— Но они хотя бы не становятся калеками.

— Да, они не калеки, но потенциальные мертвецы. Существовать и жить — разные вещи. Им вряд ли удастся понять нас, свободных людей.

— А если сегодняшний день окажется последним? — дрожащим голосом восклицаю я и раскидываю руки в стороны. — Что, если завтра не будет?

— Вспомни наше главное правило, Лия. — Кира снимает с меня куртку, хотя на улице достаточно холодно. Потом закатывает мои рукава и аккуратно кладёт на плечи горячие ладони. — Свобода, бесстрашие и самоотверженность.

— Зачем я сняла куртку? — Я сбилась с мысли, и мне вновь стало страшно.

— Так двигаться проще.

— Ну да. — Я опускаю глаза и вижу татуировку на запястье: W. Не помню, как её сделала. Видимо, это тайна исчезнувшего из памяти года. — Значит, отпрыгнуть, когда пойму, что звук не становится громче.

— Лучше за несколько секунд до этого, — напоминает Кира. — Будь смелой!

Киваю и вижу таблицу в руках у невысокой девушки. В ней написаны имена, напротив них — метры. Итак, Дмитрий, первый парень, — 42 метра, затем две зачеркнутые полосы. Ниже Константин — 36 метров, Денис — 49.

— О, господи, — выдыхаю я. — 36 метров? — Я практически выкрикиваю этот вопрос и смотрю на рыжего парня. Внешне он маленький, неприметный, хилый, но оказался лучше всех. Мне становится не по себе, и я снова поворачиваюсь к Кире: — Такое чувство, что я совершаю самую большую ошибку в своей жизни.

— Ты делаешь это ради сестры, — напоминает мне блондинка и, улыбаясь, кивает в сторону рельс: — Пора.

Моё сердце падает вместе с руками.

Неожиданно ко мне подходит Шрам и снисходительно хмурится.

— Придется постараться. Сегодня новички показали себя лучше обычного.

— Я заметила, — сквозь зубы огрызаюсь я.

— По-прежнему не хочешь попросить совета?

— Нет.

— Отлично. — Парень подталкивает меня к краю платформы, и я неуклюже прыгаю вниз. Рельсы огромные, железные, мощные. Меня мгновенно наполняет страх. — Только помни — без фанатизма!

Я слышу его смех и бросаю:

— Пошёл ты!

Внезапно до меня доносится звук приближающегося поезда. Земля под ногами начинает ходить ходуном, трещать, дрожать, и я дрожу вместе с ней. Не понимая, что делаю, становлюсь посередине рельсов. Спина горит, мышцы напряжены. Я думаю не о том, что придётся падать на больное плечо, а о том, как вообще сдвинуться с места.