— Сюда! — Сергар рванул спутницу к себе (она почему-то замешкалась на бугорке возле пруда), поймал ее в воздухе, припечатал к земле под раскидистой елкой, толстой, будто дебелая дама, одетая в толстую шубу. Под еловыми лапами было сухо, чисто, пахло хвоей, и самое главное — ветки свисали почти до самой земли, оставляя узкую щель, через которую беглецы и пролезли.

— И что теперь? — хриплым шепотом, задыхаясь, спросила женщина. — Что это вообще такое?

Сергар подумал, прежде чем ответить, не хотелось, чтобы дама устроила истерику по поводу гибели единственного сына.

И, кстати сказать, а с чего он решил, что убит именно ее сын? Что это он был в сгоревшем автомобиле? По логике, так оно и есть, но пока не убедился, пока не уверился — рано делать выводы.

Насчет «что же это такое» — самому бы хотелось знать. Хуже нет, когда не знаешь, откуда исходит опасность, и вообще — какая это опасность.

— Не знаю, — ответил сухо, выдохнув ответ прямо в ухо собеседнице. — Молчи! Они идут сюда!

— Откуда ты знаешь? — испуганно шепнула женщина, но рука Сергара зажала ей рот, и теперь она могла только сопеть да трястись. Ее и правда трясло, как от холода, впрочем, и немудрено. Всего за сутки она успела побывать в драке, на том свете и очнулась в теле молодой красивой девушки — вместо своего старого, изношенного, больного тела. Стрельба, огонь, какие-то люди, стреляющие из автоматов — это было слишком для утомленного, истерзанного событиями мозга, и он был на грани помешательства. Сергар чувствовал это, но что мог поделать? Что будет, то и будет…

— Здесь! — Негромкий, грубоватый, с хрипотцой голос раздался в трех шагах от ели, под которой сидели беглецы, и Сергар почувствовал, как женщина вздрогнула, дрожь ее усилилась, ее буквально били конвульсии, как припадочную.

«Только бы не припадок!» — подумалось лекарю. Он с трудом удерживал бьющуюся в конвульсиях женщину, отчаянно надеясь, что избежит шума. Бывшая старушка оказалась очень сильной, почти такой же сильной, как тогда, во сне.

Психически больные вообще очень сильны, это Сергар помнил еще по детским воспоминаниям, был у них в деревне парень, крепкий, но невеликого ума, хотя и добрый парнишка. Он иногда подрабатывал лесорубом, и работа эта, опасная, и не для неловких людей, едва не свела его в могилу. Однажды он встал не там, где нужно, когда дерево начало падать, подрубленное у комля, и вовремя не сумел отскочить, получив по башке здоровенной, едва не в обхват узловатой ветвью. Ветке-то ничего, а парень вот обеспамятел — недели три никого не узнавал, потом все-таки встал на ноги — в немалой степени благодаря снадобьям матери Сергара. Все шло как прежде, пока однажды его не обнаружили посреди деревенской площади, голого, пускающего слюни — как настоящий идиот. Когда деревенские мужики попытались его увести, он раскидал их так, будто это были не здоровенные мужичины — лесорубы, пахари, рыбаки и охотники, — а малые дети, едва научившиеся ходить.

Десять человек не могли его взять, раз за разом оказываясь в придорожной канаве. Так и бросили стоять одного — здоровье дороже. Постоит, надоест, да и пойдет домой. А кому надо — пусть сами его и ведут.

Наутро он был дома и не помнил, что такое с ним было.

Конец ознакомительного фрагмента