— Я еще ни разу никого не сдал! — заявил фальшивый Вильгельм. — Поищите себе шпиков где-нибудь в другом месте!

— Один раз — это всегда первый раз. Такой, как ты, должен был бы это знать. — На губах Бруно появилась почти обаятельная улыбка. Почти. — Поверь мне, к этому привыкают. А иногда и тебе при этом что-то перепадет. Если мы будем тобой довольны.

— А если я вам скажу, вы от меня отвяжетесь?

— Вспомни просто о том, что я рассказал тебе о Плётцензее! Это облегчит твое решение.

***

На мокром блестящем тротуаре улиц все еще отражалось бело-серое небо: над городом висели тяжелые дождевые облака. Черный «Форд А» с закрытой крышей катился по Коттбуссер Дамм. Вольтер вел свой автомобиль, лавируя между медленно плетущимися в воскресный день машинами. Рат сидел рядом, на пассажирском месте, погруженный в свои мысли, а мимо проплывал город. На Алексе их ждала работа: допросы, допросы, допросы… Банда сидела в камерах, новичок Йенике привез их час назад в «черном вороне» на Алекс. Прежде чем заняться работой, они хотели еще немного прижать Кёнига и его людей в полицейской тюрьме. С помощью того, что выдал порнокайзер, гражданское имя которого было Франц Краевски, они могли преспокойно разворошить весь улей.

Двойник кайзера болтал, как радио. Еще на стройке полицейские выжали из него все что можно, после чего отпустили. Рат узнал, как Вольтер вербует своих информаторов. Жестокость коллеги стала для Гереона неожиданностью, и теперь они ехали молча. Комиссару было ясно, что вся история на стройке должна была стать уроком для новичка из провинции Рейна. А Бруно, кажется, прочитал его мысли.

— Если ты посадишь такую крысу в кутузку, ты из нее все равно больше ничего не выудишь, — сказал он. — Намного полезнее будет, если он станет болтаться по Берлину, зная, что мы можем заловить его в любой момент. А если он у нас в лапах, он больше не решится и пикнуть, не спросив у нас разрешения. Говорю тебе, парень сэкономит нам массу работы. Будем надеяться только на то, что рассудок к нему не вернется слишком быстро после принятой дозы. — Дядя засмеялся и стал рыться в кармане пиджака. — К тому же если он вспомнит об этом, то от страха наложит в штаны.

Вольтер вынул пулю. Пулю, которая должна была убить Рата.

— Вот, — сказал он и протянул ее своему коллеге.

— Что мне с ней делать? — удивился тот.

— Возьми ее себе! В конце концов, он хотел тебя ею прихлопнуть.

Бруно нажал на газ, после того как они пересекли эстакаду на Коттбуссер Тор. На Дрезденерштрассе движение было поменьше.

— Мы партнеры, — сказал Дядя. — У нас теперь даже один общий информатор. Это касается только нас двоих и никого больше.

Он был прав. Они отпустили Краевски. Это было сделано вопреки служебным инструкциям и любому закону. Рат был немного растерян, но другие полицейские купились на версию, что парень, к сожалению, сбежал от них с Вольтером. Никто на них не обиделся, когда они несолоно хлебавши вернулись на Германн-штрассе. В том, что «кайзер» сбежал, коллеги винили сотрудника отряда особого назначения, которого Краевски нокаутировал во время своего побега. Молодой полицейский из-за угрызений совести стал более молчаливым и более угодливым. При прочесывании ателье этот парень действовал настолько активно, что казалось, будто он хотел тем самым исправить свою ошибку. Рат и Вольтер наблюдали за его работой, пока Йенике с бандой был в пути. Они обнаружили множество фотопластин и фотоснимков, и этого было более чем достаточно для прокурора. И достаточно, чтобы немного поприжать Кёнига. Краевски на строительной площадке поведал им, что фотограф его одаренной труппы начал также кинокарьеру. В этом не было ничего удивительного. После того как порнография получила в последние годы еще большее распространение и грязные журналы стали массово продаваться на улице или из-под прилавка, отстой берлинской киноиндустрии тоже нашел возможности заработка, предлагая так называемые просветительные фильмы. Их показывали посвященным в подсобных помещениях и нелегальных ночных клубах. Главным образом в богатых районах на западе города, так как цена за вход значительно превышала обычную стоимость киносеанса. Часто богатые господа брали с собой на сеанс подруг, чтобы потом реализовать увиденное на экране на практике. Кёниг никогда бы не осилил такое в одиночку: для этого были нужны тайные покровители в киноиндустрии, среди организованной преступности города, а также в элитных кругах на Западе. Краевски не назвал никаких имен, как полицейские ни напирали. Возможно, он действительно ничего не знал. Но все-таки у них была кое-какая информация, чтобы поразить Кёнига. Может быть, даже некоторые данные, которые помогут накрыть порнографическое кольцо.

Рат рассматривал пулю, которую дал ему Вольтер. Неприметная, маленькая и блестящая. И все же она могла стоить ему жизни. Он посмотрел на Дядю, который в тот момент сигналил замечтавшемуся велосипедисту на площади Ораниенплац. Выходит, что этот мужчина с добрым лицом спас ему жизнь. В любом случае старший комиссар вытащил его из опасной ситуации. Ничто в мире не давало права Гереону Рату критиковать Бруно Вольтера. Пусть он нарушил какие-то инструкции — и что? Может быть, в этом большом холодном городе действовали другие порядки по сравнению с Кёльном. Ему придется к этому привыкнуть.

— Если ты хочешь здесь чего-то добиться, ты не должен быть слишком щепетильным, — сказал Вольтер, Рат поразился тому, насколько верно коллега истолковал его молчание.

— Чего-то добиться здесь? В полиции нравов? — переспросил Гереон.

— Не понял! У нас ведь неплохо идут дела! Мы болтаемся ночами по самому напряженному городу мира, по городу с самой дурной репутацией. Это что-то значит. А что некоторые коллеги выказывают свое пренебрежение к нашему брату, так к этому привыкаешь.

Рат посмотрел на Бруно, который вновь пристально следил за дорогой.

— А почему ты, собственно говоря, не работаешь в инспекции А? С твоими связями и возможностями?

— В полиции по расследованию убийств? Если им требуются мои возможности, мой опыт и мои связи, тогда они должны спросить меня. Я не горю желанием работать у них.

— Но у них хорошая репутация!

— Разумеется. Группа Генната — любимцы прессы и изысканного общества! Разбой и убийства приносят больше признания, чем грязь и мерзость. — Вольтер оценивающе посмотрел на коллегу. — Но не так просто туда попасть, люди Генната проходят специальный отбор. Там нужно произвести фурор. Настоящий фурор. Сношающегося кайзера им будет недостаточно. — Он засмеялся. — Но не печалься: и мы, простые смертные полицейские, иногда тоже взбираемся на олимп. Инспекция А регулярно подключает к работе полицейских из других инспекций. Так что тогда ты сможешь пуститься во все тяжкие и изображать убойный отдел. Но поверь мне, расследование убийств — не такое уж увлекательное дело, как ты думаешь.

— Когда как.

— Что ты имеешь в виду?

— Раньше я тоже занимался расследованием убийств, и скучно мне уж точно не было.

Об этом комиссар еще никому в Берлине не рассказывал. Начальник Полицейского управления Цёргибель был единственным, кто досконально знал личное дело Гереона Рата. И Цёргибель обещал своему старому закадычному другу Энгельберту Рату хранить эту тайну. Даже советник по уголовным делам Ланке не знал детали служебного прошлого своего нового сотрудника. Вольтер бросил на него быстрый взгляд, поднял брови и снова сконцентрировался на дороге.

— И что? У тебя не было трупов? — спросил он через некоторое время.

Рат проглотил комок в горле. В его памяти всплыло белое лицо, бледное тело и кровавое отверстие от пули в груди.

Он молча смотрел в окно. Бруно объехал большую строительную площадку возле моста Янновицбрюкке, где даже в воскресные дни царил транспортный коллапс, и направился мимо Музея истории и культуры Берлина через мост Вайзенбрюкке. Но и Александерплац была сплошной строительной площадкой. Тяжелые паровые свайные молоты прорывали будущую подземную дорогу и почти полностью выдолбили площадь. Движение направлялось по толстым деревянным балкам. Ограждения стройплощадки образовывали узкие проходы, по которым продвигались толпы прохожих. Деревянные балки поддерживали стальной мост городской железной дороги над Кёнигштрассе. Полицейские уже свернули за угол возле «Ашингер», когда снова угодили в ловушку. «Форд» застрял за желтым автобусом BVG, который полностью заблокировал узкий временный проезд. «Берлин курит “Juno”», — гласила реклама. Вольтер выругался. Какой-то парень в выходном костюме стоял на наружной лестнице, которая вела на верхний этаж, и насмехался над ними.

Уже был виден гигантский кирпичный свод Полицейского управления. Неслучайно это здание называли «Красным замком». Большая угловая башня возвышалась над Александерплац, как центральная башня средневековой твердыни. Рат уже привык к тому, что полицейские, когда говорили «замок», имели в виду Управление.

— Высади меня здесь, я куплю нам что-нибудь поесть, — сказал он. — Я скорее доберусь до Управления пешком, чем на машине.