Вокруг семи пушек, стоявших на пристани, забегали военные. Раздался залп, громовой раскат, и небо над центром Москвы озарилось сияньем тысяч падающих звездочек.
— Круто, — сказал Брегоут.
— Просто-таки залп «Авроры», предвещающий зарю нового мира, — добавил Кирилл, глядя на сидящего неподалеку Андрея Колесникова, который что-то быстро строчил в блокноте.
В следующий миг полыхающая шипящая болванка пробила прозрачную стену и упала на кучу коробок с пиротехникой около сцены. Прямо над ней, на экране, появилось изображение дракона и китайский иероглиф «огонь» — вязанка дров с искрами по бокам. Потемкин видел это так, будто время замедлило свой бег и он успевал обдумать свои действия в доли секунды. Каким-то усилием воли он ухватил Собчак и потащил ее под стол. Арсентьев, Капков и Брегоут последовали их примеру. Оглушительный хлопок разорвал в клочья все пространство. С трудом приходя в себя и пытаясь понять, на каком свете он находится, Кирилл выкарабкался из-под обломков. Все вокруг было заполнено летающей взвесью и смрадом. Прямо перед собой он увидел оторванную женскую руку с бриллиантовым браслетом, а над нею, в сумраке — перекошенное лицо Арсентьева, который что-то кричал. Кирилл не слышал его, видимо, из-за контузии. Собчак, Капков и Брегоут были целы, но пребывали в шоке. Задрапированные и увешанные лампадами внутренности корабля вспыхнули, как спичечный коробок, — полотно оказалось отличным горючим материалом. Сквозь едкий дым было видно, как оставшаяся в живых публика бросилась на нос судна — к выходу. Задыхающиеся люди падали и давили друг друга, образуя безнадежную пробку. Идти туда было равнозначно самоубийству.
— Есть другой выход, на корме! — истошно заорал Потемкин, показывая жестами, что надо идти за ним.
Он сделал глубокий вдох, вбирая в себя то, что еще осталось пригодного для дыхания, и побежал к корме, увлекая за собой Арсентьева. Капков с Брегоутом подхватили под руки Собчак и последовали за ним. Потемкин с трудом продирался сквозь завалы и бегущих ему навстречу ополоумевших людей, которые шли, как нерка на первый и последний нерест. В какой-то момент ему показалось, что ничего не получится — дым щипал глаза, смешанный с гарью воздух свербил легкие, шанса на новый глоток уже не было. Все-таки добежав до цели, он из последних сил свалил штендер и открыл дверь. За ним выскочили четверо остальных. Оказавшись на корме, они жадно хватали ртом воздух, кашляли, пытаясь продышаться, и старались не смотреть друг другу в глаза, преисполненные животного страха.
— Надо прыгать и плыть, — прохрипел Кирилл. — Здесь оставаться нельзя. В любой момент солярка рванет. Ксения, вы как?
Собчак покивала в знак согласия. Брегоут прыгнул первым, за ним — Капков и Собчак, потом Арсентьев. Потемкин сбросил пиджак и покинул горящее судно последним. Они поплыли в мутной воде к огням собора Василия Блаженного. До спасительного причала было совсем недалеко. Однако ноги Кирилла вдруг свело судорогой и какая-то неведомая сила потащила его на дно. Потемкин начал захлебываться грязной московской водой.
— Леха, помоги! — крикнул он Арсентьеву, который плыл в паре метров впереди него.
Кирилл увидел, как его приятель обернулся, оценил ситуацию и поплыл дальше. «Вот сволочь», — подумал Потемкин. Он вдруг понял, что самому ему никак не выбраться. Инстинкт самосохранения заставлял бороться за жизнь, но организм подсказывал, что эта борьба тщетна. Вода сомкнулась над его головой, и Кирилл пошел ко дну. В этот момент он почувствовал, как чья-то рука схватила его за воротник рубашки и вытащила на поверхность.
Это был Гаврилов.
— Куда это вы собрались, Кирилл Ханович?! — кричал водитель, отплевываясь. — Рановато вам помирать-то!
Силы вернулись к Потемкину. Михаил Сергеевич толчками двигал его к берегу. Наконец они достигли пристани, по которой бегали охранники фестиваля. Арсентьева, Брегоута, Капкова и Собчак там не было — видимо, их уже увели. Какой-то полицейский чин помог Кириллу вылезти из воды. Они с Гавриловым сели на покрытую красным ковролином платформу, стряхивая стекающую ручьями воду.
— У меня глаз зоркий, — сказал Михаил Сергеевич. — Я вас издалека заприметил, ну и решил подсобить. На всякий случай.
— Спасибо, Мыкалгабырта, — прошептал Потемкин.
— Что, Кирилл Ханович? — не расслышал Гаврилов. — Что «бырты»?
— Спасибо, говорю, Михаил Сергеевич.
От находившегося в каких-то пятидесяти метрах корабля с писком разлетались заряды фейерверков и валил густой черный дым, который уже заволакивал Кремль. Вверху, вдоль парапета, стояли простые, далекие от гламура русские и не очень русские люди, москвичи и гости столицы. У одних глаза были полны ужаса, у других — сочувствия, у третьих — злорадства. Но подавляющее большинство наблюдало за происходящим с нескрываемым любопытством. Кирилл вспомнил документальные кадры катастрофы шаттла Challenger в 1986 году. Космический корабль взорвался на семьдесят третьей секунде полета, и смертоносный фейерверк в небе над мысом Канаверал наблюдали тысячи зрителей. Среди них, конечно, были родственники и друзья астронавтов, но основную массу составляли просто зеваки. На лицах стоящих в толпе американцев отражались только боль и удивление — не было ни одной любопытной физиономии. Россияне же смотрели на полыхающий теплоход как на шоу, снимали его на камеры мобильных телефонов, оживленно обменивались впечатлениями. На их глазах какие-то люди плыли от корабля к берегу. Этих людей было немного — видимо, большинство наглоталось угарного газа и не смогло выбраться. Одна женщина с криком начала тонуть. Но никому из стоящих на набережной не пришла в голову мысль прийти ей на помощь — так, как это сделал Гаврилов. Им было жаль замочить одежду, документы, деньги, телефон с ценными снимками. А о том, чтобы оставить все это на берегу, не могло быть и речи. «Вот они, внебрачные дети Эрнста», — отметил про себя Потемкин.
Внезапно лица зрителей озарил желтый всполох, раздался громкий треск, и над горящим теплоходом поднялись огромные огненные клубы.
— Ну вот и солярка, — вздохнул Потемкин.
По поверхности воды зашелестели разлетающиеся куски корабля. Один дымящийся ошметок упал в нескольких метрах от Кирилла, и к нему тут же подбежали два невесть откуда взявшихся с этой стороны ограждения тинейджера.
— Ух ты, заебись! — прогундосил один из них, перекидывая трофей из руки в руку, как горячую картофелину. — Наверно, бронзовый. Позырь, надпись: «Дабл ю си». Че это?
— Это сортир, дебил, — объяснил другой. — Можно потом через Интернет за штуку баксов загнать, как какой-нибудь экспонат с «Титаника».
В небе застрекотал вертолет, раздался вой сирен. Луч прожектора бегал по воде, выхватывая барахтающихся в ней людей. Десятки машин спасательных и специальных служб заполонили Васильевский спуск. Появились все и сразу, но тогда, когда было уже совсем поздно. До этого момента по берегу растерянно бегали лишь немногочисленные полицейские в парадной форме и охранники из ЧОПа, которые ожидали прибытия звездного корабля и должны были обеспечить проход на Красную площадь. Но они тоже были россиянами, и у них тоже были мобильники.
— Надо валить отсюда, — процедил Кирилл. — Поехали домой.
— Как? — удивился Гаврилов. — Я думал вас в больницу отвезти, Кирилл Ханович…
Потемкин посмотрел на своего спасителя таким взглядом, что тот сразу все понял и поторопился к машине.
Звезда Полынь
Вымокший до нитки, пошатываясь, Кирилл ввалился в квартиру около часа ночи. Ему хотелось позвонить Арсентьеву, но он вспомнил, что его мобильный лежит где-то на дне Москвы-реки. Мобильный Алексея наверняка тоже. На Первом канале Алим Юсупов вел прямую трансляцию с места событий:
...«Только что на место трагедии прибыли президент России Дмитрий Медведев, премьер-министр Владимир Путин и мэр Москвы Сергей Собянин. Глава МЧС Сергей Шойгу доложил руководителям государства о ходе поисково-спасательной операции. Пока трудно говорить, но уже понятно, что большинство участников церемонии закрытия Московского кинофестиваля погибли. Среди них — звезды кино мировой величины, лауреаты премии „Оскар“. Вот как прокомментировал случившееся Владимир Путин:
— Это не просто трагедия международного масштаба. Это еще и национальный позор. И проявление вопиющей безответственности… безалаберности».
Лицо у Путина было серым от боли, злобы и досады. Потемкину стало искренне жаль его. Действительно позорище, причем на пустом месте. Кирилл включил ноутбук, открыл страничку своего микроблога на Твиттере и написал: «Со мной все в порядке. Мобильный потерял, восстановлю завтра. Звоните на домашний или рабочий, если кто их знает». Он заметил оповещение, что gommorah_angel сделал новую запись в своем живом журнале. Кирилл зашел на страничку нового френда и прочитал выдержку из какого-то лунного гороскопа на этот день:
...Символ — крокодил Маккара (кровожадный полукрокодил, полурыба, полуптица, полузмей), который все глотает, хватает, пожирает; еще один символ — Цербер. Близки к этому образу также Химера и Ехидна. Период очень тяжелый — один из дней обольщения. Связан с насилием, разрушением старого, с коренной реформой. В этот день в человеке легко высвобождаются инстинкт захвата, неуемный аппетит, склонность к бреду, дракам, авантюрам. В зороастрийской мифологии двадцать третьему лунному дню соответствует антивенера — Ашма-дайва (похоть), подкарауливающая человека. Между тем сексуальная энергия этого дня подрывает здоровье. День разгула вампиров и кровососов. Этот день — символ самопожертвования, покаяния, понимания и прощения.
Потемкин откупорил бутылку виски, выпил половину из горла и, еле переставляя ноги, добрел до ванной комнаты. Расслабившись в горячей воде, Кирилл почти отключился. Он перебирал в памяти увиденные сегодня на теплоходе лица, и только теперь ужас случившегося начал растекаться по его телу. Не в том смысле, что он очень переживал за всех этих хозяев жизни, а от осознания того простого факта, что, не загляни он в ту дверь за штендером у туалета, сейчас сам был бы обугленной головешкой, плавающей по Москве-реке. И, что самое неприятное, — героем некролога. Потемкин представил себе реакцию многочисленных собратьев по цеху, друзей, подруг и знакомых на появление его фамилии в скорбных списках, увидел их насквозь фальшивые физиономии. «Ах, вы слышали? Какая жалость…». «Да, приятный был молодой человек». «Потемкин? Бросьте, да на нем клеймо негде было ставить! „Собаке — собачья смерть“ — самая подходящая для него эпитафия. Вот кого действительно жаль, так это…» Пожалуй, единственным человеком, кто вправду скорбел бы о нем, была бы Ева. Он увидел ее, бьющуюся в истерике, с размазанными по щекам соплями, и на душе у него потеплело.
Разбудил его телефонный звонок. Звонил домашний телефон, причем очень назойливо. Треньканье прекратилось, но через несколько минут возобновилось. Кирилл нехотя вылез из ванны, надел халат и снял трубку.
— Слышь, чего у тебя с мобильным? — раздался в трубке обиженный голос Фильштейна.
Из телефона доносилась музыка, то есть Филя сидел в каком-то увеселительном заведении.
— Он утонул. Как подводная лодка «Курск». Вот, поплавал сегодня немного. Из огня да в полымя, как говорится.
Депутат не понял намека — видимо, новость до него еще не дошла.
— Мы же договаривались сегодня встретиться!
Кирилл вспомнил. Действительно, договаривались.
— Сань, извини, форс-мажор, — примирительно сказал он.
— Мне с тобой обязательно поговорить надо. Приезжай срочно в «Рай». Я тут в баре сижу.
«Нет, только не это», — подумал Кирилл. Он мысленно отмерил расстояние от своего дома до Фили, почувствовал все эти километры асфальта и понял: «Не доеду, умру».
— Сань, ты охуел? Посмотри на часы! Я пьяный совсем, сплю. Это что, до завтра никак не потерпит?
— Не потерпит. Вопрос жизни и смерти.
Голос у Фили был не просто серьезный — суровый. Видимо, у него что-то и впрямь стряслось. Кирилл устало сел в кресло-качалку. «Почему я всегда должен входить в чье-то положение! Неужели никто не может войти в мое?»
— Ладно. Хуй с тобой. Приеду, жди. Но только если это какая-то лажа или повод выпить — удушу собственными руками, невзирая на чины и звания.
Он сбросил линию, потом набрал вызов такси.
— Девушка, мне из Ясенево надо на Болотную набережную.
— Машина может быть через десять минут. Какой адрес?
Потемкин назвал адрес и номер телефона.
— Хорошо, ожидайте.
Кирилл уже высох. Он с трудом напялил на себя джинсы, черную майку, кеды и трикотажную куртку с капюшоном. Его не покидало ощущение, что имеющихся физических сил без дополнительного пинка нервной системе не хватит. Поэтому он прошел в гостиную и открыл секретер. Там, за альбомами старых семейных фотографий, лежал целлофановый пакетик с грубо порезанной травой и стопочка папиросной бумаги. Быстро свернув косяк, Потемкин вернулся в кресло и закурил. Сладкий дразнящий запах разнесся по комнате. Он сделал несколько глубоких затяжек. Через пару минут торкнуло, и настроение резко пошло в гору. Кирилл зачем-то разогнал руками висящий в комнате кумар и направился на выход.
По пустой Москве черная с шашечками «хонда» неслась как на крыльях. Пролетая вдоль Якиманки, Кирилл обратил внимание на кавалькаду машин «скорой помощи», двигавшихся им навстречу. Спецсигналы у них были выключены. «Видимо, не понадобились. Надо патриархии какую-нибудь „Скорую помощь“ по спасению душ организовать: „Иповедание, отпущение грехов, отпевание. Доверьтесь профессионалам!“ — подумал Потемкин и рассмеялся. Пожилой таксист искоса бросил на него слегка испуганный взгляд и прибавил газу. Добрались за какие-нибудь полчаса. В чреве одного из мрачных фабричных корпусов шоколадной фабрики „Красный Октябрь“ веселье было в разгаре, о чем свидетельствовали стоящие на приколе „бентли“ и „майбахи“. Потемкин расплатился и попросил таксиста подождать за тысячу в час и двойной счетчик обратно — чтобы не сманили безлошадные посетители. Продемонстрировав привередливому контролю свой давно примелькавшийся фейс, он вошел в „Рай“.
Кириллу нравилось внутреннее убранство этого ночного клуба, которое было невозможно адекватно воспринимать на совсем трезвую и ничем не одурманенную голову. В общем-то все ночные увеселительные заведения стремятся воплотить детскую мечту взрослого человека оказаться в волшебном мире сказки из финальной заставки телепрограммы «Спокойной ночи, малыши!». Покататься на Луне, промчаться на коне по радуге, подружиться со слоненком и конечно же поймать за хвост жар-птицу. Битву за клиента выигрывает тот, у кого это лучше получается. В этом плане «Рай» с его лунным танцполом, приглушенно-радужным антуражем, чучелом слона и манящими полуголыми жар-птицами повсюду был на высоте. Зайдя в предбанник клуба, бар Heaven, Потемкин поздоровался с вылупившим на него стеклянные глаза змеем-искусителем и начал осматривать зал в поисках Фили. Депутат в гордом одиночестве сидел в одной из полуосвещенных ниш.
— Франкенштейн, я надеюсь, оно того стоило. — Кирилл швырнул на стол пачку сигарет с зажигалкой и жестом подозвал барменшу.
— Конечно. — Филя был уже на бровях. Перед ним стояла почти пустая бутыль коньяка Hennessy и валялись шкурки киви. — Когда узнаешь, спасибо скажешь.
— Абсент принесите, пожалуйста, и грейпфрутовый фреш со льдом, — сказал Потемкин подошедшей даме.
Повисла пауза, заполняемая долбежкой хаус-музыки из соседнего зала. Оттуда к выходу проследовал слегка помятый и весьма состарившийся за последний год телеведущий Дмитрий Дибров в сопровождении нимфы, без особого успеха пытавшейся выдать себя за совершеннолетнюю.
— О счастливчик! — брякнул Кирилл.
— Зачетная телка, — согласился Фильштейн.
— Фу, Саня! — Потемкин скривил физиономию так, будто увидел перед собой на столе лоток с кошачьим дерьмом. — Таким нимфам красная цена — три копейки в базарный день на Ленинградке. Чуваку повезло, что сегодня его угораздило быть здесь, а не в километре отсюда.
— Я все не пойму, а че случилось-то? Чего мне обзвонились все?
— А они что, эти «все», ничего не сказали?
Филя перевел мутный взгляд на свой телефон:
— Дык я после одиннадцати часов вообще автоответчик включаю. Заебали.
— Ну и молодец. Меньше знаешь — лучше спишь.
— Нет уж, брат, — встрепенулся Фильштейн. — Раз начал, теперь говори. А то спать вообще не смогу.
Барменша принесла Кириллу его заказ. Изящная граненая рюмка была накрыта специальной ажурной ложечкой с кубиком сахара. Потемкин взял со стола спички и поджег абсент. Внимательно глядя на плавящийся и стекающий сахар, он в телеграфном стиле рассказал Филе о том, что случилось сегодня у Кремлевской набережной. Фильштейн слушал, и челюсть его отвисала все ниже и ниже. Когда сахар выгорел, Кирилл затушил синее пламя, размешал все ложечкой и взял в руки соломинку.
— Вот, примерно так.
Как бы подводя черту, он всосал в себя содержимое рюмки и тут же остудил горло грейпфрутовым соком.
— Ну, как говорится, за ее благородие госпожу удачу, — промычал ошарашенный новостями Фильштейн и выпил коньяка, закусив лимончиком. — Представляю себе, что у нас завтра будет. Экстренное траурное заседание и все такое. Портреты в прихожей, постные рожи. Противно. Хотя многим покойничкам, вообще-то говоря, поделом. Пидарасы.
Потемкин сразу вспомнил свои размышления об общественном резонансе в связи с собственной кончиной, и ему стало смешно. Не просто смешно, его распирало. Кирилл затрясся и повалился на бок. Депутат молча и понимающе смотрел, как его приятеля колотит на диванчике.
— Кира, я хочу тебе предложение сделать, — сказал он, когда Потемкин пришел в себя. — Собственно, за этим и звал.
— Надеюсь, не насчет замужества, Саня. Я пидаров не очень уважаю, ты же знаешь. — Потемкин опять начал хихикать.
Чтобы поддержать градус общения, Фильштейн тоже скривил рожу и хрипло заржал.
— Да не, ты че! Давай сделаем рокировку: в «Эдем» я вместо тебя полечу.
Кирилл моментально успокоился.
— Как это? — спросил он и громко икнул. Язык его уже слегка заплетался.
— Ты же говорил, что туда можно приехать под псевдонимом, — начал быстро излагать свой план Филя. — Так вот, у меня будет псевдоним — Кирилл Потемкин. Класс?
— А на хрена мне это надо? — Кириллу показалось, что депутат, как и положено депутату, его нагло разводит. — Я сам туда хочу.
— Так это самое главное, Кира, — торжественно улыбаясь, заявил Фильштейн, вытаскивая из кармана свой, как он полагал, самый убойный аргумент. — В качестве компенсации моральных страданий я плачу тебе лям долларов.
Филя потряс над столом пухлым бумажником. Потемкин смотрел на него снисходительно.
— Саня, я тебе не все рассказал, прости. — Не разводя канители с сахаром, он отхлебнул из новой рюмки, которую поставила ему барменша.
— В каком смысле? — насторожился Фильштейн.
— У меня там физические параметры запрашивали. И не только рост, вес, цвет волос и глаз, но и в том числе, извини уж, размер хуя. Не думаю, что ты сойдешь за голубоглазого блондина с необрезанной пиписькой восемнадцати сантиметров. Они просто укажут тебе на дверь.
