Яся Белая

Цветы всегда молчат


Я садовником родился,
не на шутку рассердился,
все цветы мне надоели,
кроме… Розы…
Роза. Ой!
Садовник. Что с тобой?
Роза. Влюблена.
Садовник. В кого?
Роза. В тюльпан.

Детская игра

Глава 1. Розы в моем саду

Северный Уэльс, Лланруст [Наиболее древнее из ныне известных виртуальных государств расположено в Уэльсе. Возникло оно в 1276 году, когда король Уэльса Лливелин III ап Грифид даровал округу Лланруст статус вольного города. Лливелин досиживал на троне последние годы: британский монарх Эдуард I Длинноногий уже готовил поход вразумляющей армии, дабы прекратить валлийские безобразия. И последний король Уэльса даровал Лланрусту вольницу: все равно еще немного — и корону отберут, а то и вместе с головой. Корону Лливелин в итоге таки потерял (вместе с головой), а в неразберихе последовавших событий решение относительно Лланруста не отменили. Эдуарду было не до разборки уэльских рескриптов, у него Шотландия отделялась под чутким руководством Уильяма Уоллеса. Жители вольного округа оказались на редкость терпеливы и досидели в означенном статусе аж до 1947 года. Пример Ирландии, похоже, их вдохновил, и гордые валлийцы решили на мелочи не размениваться. И подали прошение в ООН о признании независимости округа в статусе республики. ООН решила, что если британские монархи семь веков не торопились, то и ей спешить некуда. Так и остался Лланруст просто вольным городом под британской короной — фактически виртуальным образованием. Впрочем, непохоже, чтобы его жителей этот статус как-то тяготил.], 1875 год

В музыкальном салоне играли «Колыбельную» Брамса. Арфа и металлофон, сливаясь, порождали фей сна. Те парили в воздухе, осыпая людей золотой пыльцой с радужных крыльев. И сама музыка чудилась их пением.

Ветер швырял в окно пригоршни золотой листвы, но на этом не останавливался, а, дерзко проникая на территорию людей, подхватывал листья и кружил их по паркету в беззаботном танце осени. И, неугомонный, теребил тончайший тюль занавесей, путался в волосах.

В первом ряду плакала девушка.

Золотой пыльцы, решил Пол, ей досталось больше всех: рассыпавшейся по волосам и шее, припудрившей нос и щеки, задерживающейся на кончиках ресниц. Пол, усмехнувшись, подумал: позиция у меня выгодная — и часть сцены, и первые ряды партера как на ладони.

Взгляд молодого человека скользнул ниже, отметив, что аккуратная грудь юной плакальщицы высоко вздымалась… Одета девушка была в простенькое голубое платьице. Кружевная накидка подчеркивала юность и грацию незнакомки.

Пол снова посмотрел юной особе в глаза. В них, серо-голубых, будто льдистых, дрожали бриллианты слез.

— Представьте себе — ее здесь считают чуть ли не первой красавицей! Пфф! — в голосе стоявшей неподалеку дородной дамы в ярко-синем платье, обмахивавшейся огромным веером, звучало откровенное презрение.

Пол видел эту женщину в первый раз, но сразу же определил в ней принадлежность к людям, у которых на все есть свое, непременно верное и неоспоримое мнение, и они спешат поделиться им с окружающими.

— А вы, как я погляжу, — осторожно начал он, — с такою оценкою не согласны?

— Ну конечно же! — едва ли не с возмущением отозвалась его собеседница. — Слишком худая, в веснушках, движения чересчур нервные и порывистые!

Пол хмыкнул и, взглянув на рыжеватые локоны, узенькие вздрагивающие плечи обсуждаемой персоны, ее острые лопатки, топорщившиеся под тканью платья, решил для себя, что в жизни не встречал никого прекраснее. Но свои выводы оставил при себе. Этой синей, похожей на грозовую тучу даме незачем знать, что в переполненном зале музыкального салона не существовало ничего, кроме сказочной музыки, кружения листвы и хрупкой девушки, плакавшей от восторга.

Он даже не заметил, куда делась его давешняя визави, и вздрогнул, услышав мужской голос вместо женского.

— Вижу, вы не сводите с нее глаз! — упитанному коротышке в полосатой тройке пришлось приподняться на цыпочки, чтобы шепнуть это Полу. — Здешняя жемчужина, Мифэнви Лланруст, дочь правителя. Почти принцесса. Вы представлены?

Пол отрицательно помотал головой.

— Я в Лланрусте со вчерашнего вечера, — пояснил он. — Только и успел — снять отель да отужинать. А с утра, едва проснувшись, отправился на моцион. И вот забрел сюда: дверь открыта, музыка льется, публика нарядная…

— Это — одна из причуд принцессы. Когда в Лланруст приезжает какой-нибудь оркестр — а здесь их всегда полно; да и прочие богемные — поэты, музыканты, архитекторы — так и льнут! — так вот, если приезжает кто — Мифэнви сразу приглашает их сюда, в свой салон, и велит открывать двери и окна, чтобы все слышали. Говорит, искусство — для всех. Взбалмошная девчонка.

— А я нахожу такую причуду прелестной, — улыбнулся молодой человек и протянул незнакомцу руку: — Пол Грэнвилл, к вашим услугам.

— Аарон Спарроу, очень рад, — весело проговорил тот, отвечая на рукопожатие. Руки у него, заметил Пол, были пухлые и неприятные. — Послушайте, а вы случайно не из Грэнвиллов Глоум-Хилла?

— Случайно из них.

— О! — возрадовался Спарроу, — значит, вы посланы мне судьбой! Я слыхал, в ваших местах разводят дивных козочек, которые дают отменную шерсть.

— Да, шерсть у нас и вправду отличная! А вам, собственно, зачем? Уж простите мое бестактное любопытство.

— Что вы! — Спарроу поднял руки вверх в примирительном жесте. — Это нормально. Я только приветствую любознательность в молодых людях. Редкость в наши времена: обычно молодежь ничего не хочет слышать, потому как полагают, что им и так известно все. А если вернуться ко мне, то я — коммерсант, скупаю-продаю. Такие дела.

«Спекулянт, точнее», — подумал Пол, но вслух спросил: — А что продает Лланруст?

Спарроу хихикнул:

— В основном красоты и арфы. Еще хлопок здесь добротный.

Музыка затихла, и принцесса Мифэнви поднялась, чтобы поблагодарить музыкантов. На ее нежных щеках играл румянец, а глаза еще блестели от слез.

— А вы здесь по какому вопросу? Турист?

Пол, поглощенный созерцанием своей золотистой феи, не сразу сообразил, что обращались к нему. Но потом спохватился, замотал головой:

— Нет, у меня скорее научный интерес…

— А, — протянул Спарроу, слегка разочарованно. — Но вижу, к научному у вас теперь добавился и личный.

Пол смутился и покраснел.

— Идемте, представлю вас, я коротко знаком с ее отцом: веду дела. Арфы сейчас в Лондоне в большой цене.

Пол растерялся еще больше, но упустить такой шанс просто не имел права.

— Миледи, разрешите… — Спарроу довольно бесцеремонно окликнул дочь правителя Лланруста, и та обернулась. На миг их с Полом взгляды встретились, и мир вокруг замер.

А потом она подошла, окутав его нежным цветочным ароматом, и протянула руку. Ладонь ее была такой узкой и невесомой, что Пол даже испугался: как бы не навредить рукопожатием.

Но принцесса согрела его обнадеживающей улыбкой, а затем проговорила, и голос ее звучал подобно давешнему пению арфы — серебристо и нежно:

— Вы должны немедленно похитить меня, и тогда, возможно, я подарю вам поцелуй.

Сказала — и густо залилась краской. А глаза ее будто шепнули: «Я нашла тебя».

И сердца молодых людей в тот же миг заколотились в едином ритме, выстукивая: судьба…

— И чего же вы ждете? — слегка обиделась принцесса, видя растерянность и смущение Пола. — Раз так — я сама украду вас! — тихо, но четко проговорила она, беря его за руку и мучительно краснея от собственной дерзости. — Идемте, — и добавила уже увереннее и громче: — Вы должны видеть их. Они только вчера расцвели. Розы в моем саду…

И он позволил себя увести, точно зная, что пошел бы за ней даже на смерть…


Графство Нортамберленд, замок Глоум-Хилл, 1878 год

— Мифэнви, вы совсем себя не жалеете!

Колдер Грэнвилл накинул пушистый плед на колени своей невестки.

— Вы совершенно напрасно волнуетесь, — смущенная такой заботой, молодая женщина зарделась до корней волос. — Тут совсем не холодно…

— И поэтому ваши руки ледяные?

Он осторожно пожал ее узкую ладонь, совсем легко, почти неощутимо коснувшись белой атласной кожи. Но тут же отпустил, вздохнул и отошел к письменному столу.

— Смотрю, вы не разбирали почту?

— Да, извините меня, — тихо отозвалась Мифэнви, — я немного расстраиваюсь, что мне никто не пишет.

— Господи! Да что же вы себя хороните в двадцать лет!

Колдер посмотрел на нее так, что женщина явственно почувствовала: рассержен и, должно быть, хотел бы встряхнуть ее как следует, и еще ниже опустила голову.

— Увы, — проговорила она, роняя вязание, — вы ведь знаете: я умерла еще тогда…

Она закрыла лицо руками, и плечи ее затряслись от рыданий.

— Простите меня, — Колдер почти подбежал к ней и опустился у кресла. — Простите… Я не должен был…

У него сводило пальцы от желания обнять, укрыть от всех бед, утешить, убаюкать…

— О нет, Колдер, вы не виноваты, — Мифэнви подняла на него глаза цвета умытого дождем неба, и у мужчины перехватило дыхание. — Я знаю, все ваши действия и слова продиктованы заботой обо мне. Право же, — порывисто сжав его руку, сказала она, — я ничем не заслужила такого друга, как вы.

И он позволил себе прижаться губами к голубой жилке на ее запястье. Невесомо. Ожидая немедленного наказания за дерзость. Но Мифэнви лишь улыбнулась, чуть-чуть обнажив белоснежные, но неровные острые зубы.

— Вы заслуживаете куда большего! Ведь благодаря вам в Глоум-Хилле появились цветы, — прошептал он.

— Вы говорите так, будто я — цветочная фея!

— Во всяком случае — очень похожи. Вся в пыльце.

— Еще никто не называл так мои веснушки.

— Значит, я хоть в чем-то — первооткрыватель.

Колдер лукаво подмигнул, и Мифэнви тихо рассмеялась. А солнце, запутавшись в ее рыжеватых кудряшках, упрямо не желавших лежать в строгом вдовьем пучке, и окрасив их ярким золотом, будто подтвердило ее неземное происхождение. Отсмеявшись, она вернулась к рукоделью, а он, встав, снова занялся почтой.

— А вот вы и ошиблись, что никто не станет вам писать. Тут письмо на ваше имя. И пресолидное, — Колдер протянул ей ванильно-розовый конверт с гигантской печатью.

— Ох, это от батюшки! Такая печать может быть только у него… — Мифэнви смутилась. — Мне, право, стыдно за эту склонность отца к столь театральным жестам.