Удар молнии, итить ее мать. Вот вам и ссылка на погоду, да простит нас Элмор.

— Ты что, шутишь надо мной? — спрашиваю я совсем не риторически. Я и правда хочу знать, не прикалывается ли Зеб надо мной. Он проделывает подобное дерьмо все время, не зная никаких рамок. В прошлом году прямо посреди моей собственной процедуры по трансплантации волос он заявил, что у меня рак черепа. И талдычил это добрых три часа.

— Я не шучу над тобою, Дэн. У нее глаза сварились вкрутую прямо в глазницах. Один шанс на миллион.

Новость скверная. Хуже некуда. Майк никогда не держал меня за парня, владеющего паями в бизнесе «прости и забудь».

— Может, у Майка более широкая натура, чем мы думали, — говорю я, постигая ситуацию в целом. — Может, он осознает, что клуб — хороший источник доходов, и спустит это дело с нами на тормозах.

Зеб хмыкает:

— Ага? А может, если б у моего дяди Морта была голощелка, я бы нюхал кокаин с его жопы и перил его. Майк ни за что ничего не спустит на тормозах.

Мы с дядей Мортом чокнулись бокалами пару раз, так что теперь Зеб повинен в очередном гротескном мысленном образе, который мне придется подавлять.

Я вдруг нутром ощущаю леденящий ужас, охватывающий, когда случайно отправишь «мыло» о первоклассной заднице этой же первоклассной заднице.

— Зеб, поведай мне, что понесший тяжкую утрату Майк не сидит напротив тебя, слушая твои бреди о его несчастной, недавно почившей матери.

— Знамо, нет, — говорит Зеб. — Я ж не полный болван.

— Так откуда ж ты знаешь, что он ничего не спустит на тормозах?

— Да уж знаю, — вещает Зеб, спокойно, как слон, — потому что Майк прислал одного из своих трилистных шмендриков [Шмендрик (идиш) — идиот, паяц.] захватить меня. Как раз сейчас я на заднем сиденье и меня везут в «Медное кольцо».

— Лучше мне двигать туда, — говорю я, прибавляя шагу.

— Именно так шмендрик и сказал, — говорит Зеб и вешает трубку.

* * *

Я искренне тревожусь, что мой сторожевой пес капрал Томми Флетчер перешел в оперативный режим и подключил старушку к автомобильному аккумулятору. Насилие никогда не было для него проблемой, хотя профиль в «Фейсбуке» описывает его как обаятельного плюшевого мишку. Дойду до того, что скажу, что некоторые самые памятные остроты Томми были вдохновлены моментами крайнего насилия. Взять для примера одну ночь в Ливане пару десятков лет назад, когда мы с ним были миротворцами ирландской армии, безвыходно застрявшими на слякотной крыше вместе со своим полковником между сторожевой вышкой и бункером, слушая, как над головами свистят гаубичные снаряды «Хезболлы». Я был готов Христом Богом присягнуть, что слышу в свисте снарядов мелодию «Ревнивого парня» [«Ревнивый парень» (англ. Jealous Guy) — песня Джона Леннона из альбома «Imagine».], и думал про себя: «Слякоть?! На Ближнем Востоке не должно быть никакой слякоти!»

Но слякоть была не главной заморочкой. Хуже этой скользкой размазни и даже артобстрела был страх смерти, исходивший волнами от патруля из трех человек, и то, как он проявил себя в нашем командире. Полковник, настолько зеленый, что решил сопровождать своих парней в патрули, рассуждал, что его там и быть не должно, а потому ему никак нельзя погибать.

«Неужто эти тупые ублюдки не понимают?! — повторял он все более и более визгливым голосом. — Я прибыл лишь выказать капельку солидарности, бога ради! Нельзя же убивать человека за это».

Полковник оказался прав — «Хезболла» его не убила, боевики только выкололи один глаз и отрезали одно ухо, что подтолкнуло Томми к одной из своих бессмертных цитат в казарме пару часов спустя: «Типичный офицер. Зайди к нему не с того боку, и он ничего не слышит, ничего не видит».

Когда доходит до ярких сентенций, Оскар Уайльд рядом с капралом Томасом Флетчером отдыхает.

* * *

Я решаю припустить в «Медное кольцо» трусцой. Деловой район Клойстерса — всего пара квадратных кварталов, а такси пришлось бы следовать свежеиспеченной мэром системе одностороннего движения, призванной превратить честных граждан в буйнопомешанных в ходе их повседневных поездок в город и обратно. Как бы то ни было, пробежка дает мне возможность прочистить мозги, хотя шаркающий ногами неандерталец в кожаной куртке неизбежно провоцирует людей, на долю секунды проникающихся уверенностью, что их сейчас ограбят, глядеть с видом «какого черта?!».

Вообще-то субъекты моих габаритов быстро двигаться не должны, не считая боя в клетке, и обычно я веду себя чинно, не угрожая настарбаксенным цивильным, но сегодня ситуация квазиэкстренная, так что я топочу по тротуару к «Медному кольцу». Я говорю «квази», потому что почти уверен, что Майк не станет предпринимать никаких зверств в собственном заведении, плюс если б он хотел убить меня, Зебу вряд ли дали бы возможность уведомить меня загодя.

О наборе моих специальных навыков, как выразился бы любой другой долговязый ирландец, Майку известно все, и у него есть для меня предложение. Готов побиться об заклад, что этот жирный липовый ирлашка планирует, как лучше его изложить.

«Вот увидишь, паренек. Я бизнесмен. И то, что у нас нарисовалось, — коммерческая перспектива».

Вот только он говорит «пресс-перктива». По какой-то причине он не может произнести слово правильно, да я бы и не против, но он втыкает его в каждое второе предложение. Ирландец Майк Мэдден говорит «пресс-перктива» чаще, чем папа произносит «Иисус». А папа произносит «Иисус» очень часто, особенно когда люди захватывают его врасплох.

А мелочи достают меня взаправду. Я могу снести прямой удар в челюсть, но когда кто-то стучит ногтями по столу или снова и снова неправильно произносит какое-то слово, это бесит меня до чертиков. Я однажды выбил кофе из рук парня в метро, потому что он каждый раз дышал через чашку, прежде чем отхлебнуть. Казалось, что сидишь рядом с Дартом Вейдером, устроившим себе обеденный перерыв. И скажу я вам кое-что еще: три человека зааплодировали.

До «Медного кольца» с полмили по ровной местности, так что я вполне мил и расслаблен ко времени, пока добираюсь туда. Я не думаю, что придется разбивать чьи-нибудь черепа, но никогда не повредит заранее размять мышцы. После того как человеку перевалит за сорок, он не может ринуться в бой сразу же. Было время, когда я запросто тащил шестидесятифунтовый рюкзак по пыльному проселку на Ближнем Востоке; теперь же страдаю одышкой, когда выношу мусор. Ну, пожалуй, тут я преувеличиваю. Я могу прекрасно вынести мусор, но просто пытался донести мысль. Уже все из нас не так молоды, как раньше, за исключением мертвых. Они не стареют. А я могу присоединиться к их рядам, если не буду чертовски сосредоточен и не перестану пускаться по этим ментальным касательным.

Пыльные проселки Ближнего Востока? Боже правый!

Майк купил «Медное кольцо» по бросовой цене после того, как предыдущий владелец обнаружил в своей персоне несколько лишних дырок. Заведение классом примерно не уступает прочим клубам в Клойстерсе, округ Эссекс. Фасад выдержан в топорном морском стиле, коснувшемся деревянной облицовки и окон-иллюминаторов, но не тронувшем дверь из крацованного алюминия с несколькими массивными замками, пялящимися сквозь металл, как часовые оправы.

Снаружи стоит мужик, курит. Не такой уж крупный, но злобный и издерганный. А еще этот головорез не так уж рад моему появлению, потому что я как-то раз сделал ему больно. На самом деле повыбивал дерьмо почти из всей шайки-лейки Майка в тот или иной раз, так что если в этом клубе меня и встретят с распростертыми объятьями, то это будут объятья пираний, чующих свежее мясо.

— Йо, Недди, — окликаю я, помахав ему, будто мы приятели по теннису. — Майк меня ждет.

Недди Уилкок дергается, будто ему влепили затрещину, и я решаю, что ему припомнилась наша прошлая встреча.

— Просто успокойся на хрен, Макэвой, — говорит он, стискивая ладонью воздух перед своим нагрудным карманом. Это потому, что он горит желанием выхватить свою пушку и пристрелить меня, но ему приказано не светиться с оружием на публике.

— Я спокоен, Недди, а вот ты выглядишь малость взвинченным. Тебя тревожит, что вашего численного превосходства надо мной маловато будет?

— У нас твой друг там, внутрях, и в рожу ему целят из пистолета, — выпаливает Недди прямо на улице.

Долго смотреть на этого парня я не могу из-за его бороды. Он обзавелся одним из этих веников а-ля фолк-сингеры из «Мидлейк» [«Мидлейк» (Midlake) — американская рок-группа, специализирующаяся в стиле lo-fi. Не совсем фолк, но что-то похожее есть.], густо растущих на лицах крутых в наши дни, и тут все лады, у меня с этим никаких напрягов, я и сам носил расчудесную бороду в девяностых. А морщиться меня заставляет факт, что смахивающие на проволоку волосы из-под носа такой длины, что вплетаются прямиком в бороду, и получается, будто борода у него растет прямо из носа. Я вовсе не удивлен, что Майк держит его у дверей; кто же сможет заниматься своим делом, когда эта назальная бородища метет по округе? Да вдобавок борода у этого мудака рыжая, так что издали вид такой, будто Недди накостылял себе по роже и теперь весь в кровище.

Кровоточивая носопаточная бородища? Люди — звери.

По пути я искоса бросаю на Уилкока через плечо долгий взгляд, просто чтоб напомнить ему о былых болячках. Нипочем заранее не знаешь, не пойдут ли переговоры наперекосяк; глядишь, он и решит сделать ноги.