Юлия Славачевская, Марина Рыбицкая
Девять с половиной
Мужчина нужен женщине для того, чтобы быть слабой. Сильной она может быть и без него!
NN
Пролог
На восточном базаре трое нищих окружили старика в одежде дервиша, который ехал на маленьком лопоухом ослике с грустными глазами.
— Что есть жизнь? — спросил один из нищих, одетый в драные грязные шаровары и жилетку.
— Возможность чувствовать, быть, — невозмутимо ответил старик, не останавливаясь.
Ослик посмотрел на вопрошающего грустными глазами и кивнул.
— Что есть чувства? — влез второй, поправляя засаленный бурнус непонятного цвета.
— Возможность ощущать дыхание этого мира, — пояснил дервиш, следуя только одному ему известным маршрутом.
Ослик бойчее застучал маленькими копытцами.
— Что есть сущность? — закрутился вокруг парочки третий, сверкая смуглой кожей через прорехи рваного кафтана.
— То, что делает нас живыми, — растолковал пожилой мужчина троице, крутящейся вокруг него в непонятном танце.
— Кто ты?.. Кто вы?.. — загомонили, провыли на разные голоса странные нищие.
— Мы — те, кто выбирают сами, кем быть. В этом выборе нет третьих лиц. Ты выбираешь и живешь с этим выбором, пока выбор не становится жизнью. Это и есть Судьба… — усмехнулся дервиш. — Хотите, я расскажу вам историю о…
— Мы увидим ее сами! — крикнули нищие, становясь песчаными вихрями и уносясь прочь. — Мы видим все! Все!
— Видите глазами и слепы душой, — фыркнул старик, продолжая свой путь. — Лишь те, кому суждено, увидят в этой истории любовь, борьбу и познание… Для остальных это всего лишь сказка…
Глава 1
Когда что-то долго ищешь, то всегда что-нибудь найдешь. Иногда даже нужное…
Эля
Осень вступила в свои права: позолотила деревья, подернула свинцовой пленкой небо, заплакала мелкими злыми слезами уходящей в зиму одинокой старости…
Я шла под моросящим непрекращающимся дождем, загребая ногами опавшие листья, и грустно перебирала гладкие камешки-голыши в кармане. Их ровно восемь, а надо девять, одного не хватает. В этом-то и вся беда.
У меня сегодня выдался на редкость невезучий день. Все началось с того, что мой гражданский муж Дмитрий, с которым мы прожили вместе три года, собрал утром сумку и с глухой враждебностью оповестил меня:
— Прощай. Я ухожу.
На мой недоуменный вопрос: «В чем дело? Почему вот так сразу, резко? Я чем-то обидела тебя? У тебя проблемы, о которых я не знаю? Другая женщина? Что-то стряслось?» — он пожал широкими плечами и с мрачной решимостью ответил:
— Конечно же другая женщина, а больше ты ничего не надумала? Просто надоело все. Устал от тебя и этой дерьмовой скучной жизни. Хочу чего-то нового, денег, тачку поприличнее, какой-то перспективы хочу! У всех бабы как бабы, а ты — дура… — И ушел не оглядываясь, оставив меня одну.
Вот так просто: «Я ухожу». Как будто не было этих лет… Словно он каждый раз после очередного запоя, пьяного дебоша или скандала не умолял: «Прости. Не уходи. Ты нужна мне как жизнь, как дыхание. Я перестану пить. Только будь рядом, я все сделаю, я изменюсь».
Ну да, изменился он. Ага, как же. Только в худшую сторону. Пить стал больше, работать меньше, а во мне окончательно перестал видеть человека. Деньги отдавать тоже перестал, от слова «совсем». Который месяц я с трудом обеспечивала наше существование, включая снеки и пиво для мужа и его друзей, целиком из своего кармана. Зато я превратилась для него в домашнего любимца, который по первому слову приносит в зубах тапочки и на которого по пьяной лавочке не зазорно поднять руку. Безделье и власть над кем-то развращают, даже если это лишь иллюзия власти.
Устал… И надоело или надоела? Что ж, Митя, перспективы так перспективы, против такого аргумента и с бульдозером не попрешь. Прощай и не грусти…
Впрочем, не важно. Бог с ним. Хватит киснуть, давно пора выходить из глубокой депрессии, куда я загнала сама себя.
Да, я боюсь чертова колдуна, признаю. До дрожи, до подгибающихся коленок, до криков ужаса. Боюсь так, что мне страшно высунуться на улицу, войти в толпу, прокатиться в метро. Его образина мерещится мне на каждом шагу, заставляя обливаться холодным потом. В каждой витрине, газете, в цветном журнале, в каждом уличном баннере мне чудится его злорадная улыбка, в ушах смертельной музыкой звучит последнее обещание.
Но этот страх меня почти убил. Смысл бояться ЕГО, чтобы превратиться в домашнюю собачку пивного алкоголика, почти бомжа? Мне! Не смешно.
И меня замучили сны. Сны, в которых ко мне приходит мельком мой синеглазый воин. Наверное, любой психиатр скажет, что он — плод моего воображения. Или что это моя сублимация. А может, что я наконец в состоянии принять свои потребности и храбро посмотреть им в лицо. Но я знаю, что это не так.
Солнце мое, синеглазый воин… любовь моя, печаль моя. Минуло много лет, а твой образ стоит перед глазами запретной размазанной темной дымкой, я не вижу и не узнаю твое лицо, только любящие и любимые глаза.
И я устала искать тебя через годы и расстояния, встречать и терять бесконечное количество раз. Не хочу больше, не выдержу — сломаюсь. Я уже почти сломалась, превратилась в дрожащую крысу, которой бьют током по оголенным нервам, в медузу, в желе, которое трясется от малейшего движения.
Хватит. Больше я не сдамся. Даже без последнего камня жизнь продолжается. А ты, любимый, на этот раз живи. Живи без меня. Я сильная, я справлюсь. И ты сильный, я знаю. Не встретив свою погибель, ты женишься и заведешь кучу красивых детей. У тебя все будет хорошо, потому что иначе быть не может. Я люблю тебя и буду любить всегда, но ты этого уже не узнаешь. Мое время почти вышло, и это замечательно. Лишь отсутствие последнего камня сильно огорчает меня — ненавижу рабство в любых его проявлениях! Впрочем, и это не важно тоже.
Вторая неприятность случилась на работе. Я работала в маленькой туристической фирме на трехмесячном испытательном сроке, помпезно именуясь менеджером, а на самом деле — оформляла бумаги в посольствах, высиживая долгие очереди, работала на полставки секретарем, варила для всех кофе и еще бегала курьером.
В таких фирмочках обычно мало персонала, они в основном семейного типа: никого из своих не выгонишь, а «свежая кровь» в коротких юбочках и прочие развлечения в основном обеспечиваются за счет притока стажеров, которых меняют как перчатки безо всякой пощады.
Сегодня пришел мой черед.
Как только я пришла утром в офис, меня немедленно вызвал наш хозяин Иван Михайлович Котельников, пожилой обрюзгший мужчина с сальным взглядом, и задал все тот же, уже три месяца повторяемый изо дня в день вопрос:
— Надумала?
— Нет.
Услышав мой ответ, Котельников озлобился и решительно сообщил, припечатав ладонью по столу:
— В таком случае ты уволена. Пиши заявление по собственному желанию, если хочешь получить расчет, и убирайся с глаз моих.
Естественно, я написала и, получив лишь половину честно заработанных копеек, вернулалась в пустую съемную квартиру, за которую мне теперь нечем было платить. Но и на этом мои неприятности на сегодня не закончились: оторвалась подошва у единственной пары осенне-зимних сапог. Это было последней каплей, и я заплакала, не представляя, что делать и как жить дальше. Моих денег могло хватить на что-то дешевое, но в таком случае придется голодать.
Пребывая в полнейшем унынии и вытирая слезы, катящие градом из-под темных очков, я даже не заметила, как подошла к перекрестку.
Визг тормозов. Внезапный удар — и я оказалась посредине громадной грязной лужи. «Вот оно, достойное завершение сегодняшнего дня!» — только эта мысль билась в моей несчастной голове, пока я, замерзшая и насквозь промокшая, отползала из-под колес к тротуару.
Хлопнула дверца. В поле моего зрения оказался светловолосый мужчина лет тридцати, жутко рассерженный и начавший кричать, как только увидел ползущую меня:
— Ненормальная!!! Тебе жить надоело?! Какого хрена под колеса бросаешься?
— Извините, — пробормотала я, вытирая слезы рукавом поношенной куртки неопределенного цвета. — Я сама виновата… Задумалась.
Он присел рядом на корточки, давая возможность рассмотреть удивительно яркие глаза цвета грозового неба. И, видимо, то ли в нем проснулась совесть, то ли слишком жалкое зрелище я собой представляла, но мужчина сбавил тон и спросил:
— Ты как? Сильно пострадала? В больницу нужно?! Страховка есть? «Скорую» вызвать?
Я прислушалась к ощущениям и мотнула головой:
— Страховки нет. Я совсем не пострадала, лишь испугалась… Вы не беспокойтесь, езжайте дальше. Все в порядке, никуда звонить не надо.
Он хмыкнул на мое предложение и вдруг заинтересовался, указывая на темные очки:
— Не мешают? Вроде бы не по погоде аксессуар?
— У меня светобоязнь, — объяснила я, старательно размазывая грязь по лицу одной рукой и одергивая задравшуюся юбку другой.
Колготки, естественно, тоже приказали долго жить, не вынеся моего падения после удара машины. Ко всем вынужденным тратам прибавились еще покупка новых колготок и чистка куртки. Жизнь меня сегодня особенно усердно любила и рьяно пинала во все уязвимые места.